Внутренний курс компании: 1 $ = 100.73 ₽
1000 успешных
экспедиций с 2005 года
+7 495 642-88-66
18 Марта 2013, 18:03

Альпийский поход русской армии в книге В.С. Лопатина

«Жизнь столь открытая и известная, какова моя, никогда и никаким биографом искажена быть не может. Всегда найдут­ся неложные свидетели истины», — писал в конце 1794 года Суворов одному из своих офицеров, пожелавшему стать био­графом полководца, только что получившего за свои подвиги чин генерал-фельдмаршала.

Александр Васильевич справедливо полагал, что свидете­лями истины всегда будут его дела и победы. Но путь к признанию был долог и непрост. Зависть и клевета преследовали Суворова при жизни, нападали на него после смерти.

Не раз нам придется давать отпор невежеству и прямой клевете. Свидетелями истины станут служебные документы, письма, отзывы современников, подвиги и дела полководца».

В. Лопатин. Из предисловия к книге…

 

 

 

 

 

Лопатин Вячеслав Сергеевич - Кинорежиссер, сценарист, историк. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации. Родился в 1936 г. Снял более сорока научно-популярных, документальных и учебных фильмов. В своей большой экранной работе B.C. Лопатин выступил в качестве сценариста и ведущего телесериала "Императрица Екатерина Великая" (1997). Творческими достижениями и новыми архивными находками отмечены его книги "Жизнь Суворова, рассказанная им самим и его современниками" (2001), "Светлейший князь Потемкин" (2005). Широкую и заслуженную известность принесла B.C. Лопатину книга "Екатерина II и Г.А.Потемкин. Личная переписка" (1997). Этот фундаментальный труд признан выдающимся явлением, продвигающим наши знания на качественно новый уровень. Ни один современный историк времени Екатерины Великой, тем более биограф Потемкина или Суворова, не обходится без книг Лопатина.

 

Фотографии с презентации книги, которая прошла в марте 2013 года в Доме Русского зарубежья.

 

    

 

   

 

 

Видео:

 

 

 

 

 

Далее текст самой нужной для нас главы

 

Глава. Русский штык пробился сквозь Альпы

На следующий день русская армия двинулась в поход. Но после всего лишь одного дневного перехода ей пришлось воз­вращаться назад. Французский гарнизон, блокированный в крепости Тортона, должен был, согласно договоренностям, сдаться утром 31 августа, если не придет выручка. Как только французы узнали об уходе русских войск, они двинулись к Тортоне. Австрийцы, оставшись одни, встревожились не на шутку. Возвращение Суворова заставило неприятеля ретиро­ваться, и 31 августа Тортона капитулировала. В плен попали 49 штаб- и обер-офицеров и 1045 нижних чинов, было взято 62 пушки, 14 мортир, 2700 ружей, 270 пудов пороху, множест­во снарядов и продовольствие на два месяца. Это была послед­няя победа Суворова в Италии. Но два дня были потеряны.

Ускоренными маршами фельдмаршал вел свои войска в Таверно. «Я пришел сюда 4/15 числа, следовательно, сдержал мое слово, — донес он императору Францу. — Но здесь не на­шел я ни одного мула и даже не имею никаких известий о том, когда прибудут они. Таким образом, поспешность нашего по­хода осталась бесплодною; решительные выгоды быстроты и стремительности нападения потеряны для предстоящих важ­ных действий».

Для объединения сил с корпусами Римского-Корсакова, Готце и Линкена против армии Массена Суворов избрал труд­ный, но кратчайший путь через перевал Сен-Готард к Люцер­ну. Обещанные австрийцами 1500 мулов были нужны для подъема провианта, боеприпасов и перевозки горных пушек по альпийским дорогам. Свою артиллерию и армейские обозы он отправил безопасным, но более длинным путем. Не полу­чив мулов, армия была вынуждена использовать под вьюки за­пасных казачьих лошадей и только 9 сентября продолжила по­ход. Шесть дней было потеряно.

Суворов держал Корсакова и Готце в курсе своего продвиже­ния, рекомендуя им действовать сообразно со складывающейся обстановкой: «Никакое препятствие не считать слишком боль­шим, никакое сопротивление — слишком значительным. Мы должны быть убеждены в том, что только решительность и стремительный натиск могут решить дело... малейшее промед­ление дает противнику средства оказать сопротивление, а нам создает новые трудности, которые увеличиваются в связи с трудностями доставки провианта в этой стране без дорог».

Швейцарский поход Суворова досконально изучен исто­риками. Подчеркнем его главные особенности. Согласно раз­работанному совместно с австрийцами плану корпус Римско­го-Корсакова и вспомогательные австрийские корпуса Готце и Линкена должны были при подходе Суворова начать наступ­ление и совместными усилиями разгромить французскую армию генерала Массена. Самая трудная задача выпадала на долю суворовских войск. Им предстояло взять почти непри­ступные горные позиции противника.

Сочетая фронтальные атаки с обходами по горным кручам, войска Суворова 13 сентября штурмовали перевал Сен-Готард, 14-го прорвались через Урнзернский тоннель и форсировали с боем Чертов мост, демонстрируя в горных условиях выдающее­ся боевое мастерство.

В селении Альтдорф Суворова ждал сюрприз: прямой доро­ги на Швиц вдоль Люцернского озера не было. На озере господ­ствовали французы. Прокладывавшие маршрут австрийские офицеры во главе с подполковником генерал-квартирмей-стерской службы Францем фон Вейротером «ошиблись» в рас­четах.

Миллионы зрителей советского фильма «Суворов» запом­нили Вейротера как умного и коварного шпиона, выдававше­го французам планы русского главнокомандующего. Когда попался с поличным его сообщник, подполковник сдал его, чтобы замести следы, и австрийский офицер был расстрелян.

В 1985 году, работая над комментариями к письмам Суво­рова, я обратил внимание на послужной список Вейротера и был поражен открывшимися данными. Римский-Корсаков в своих записках утверждает, что идея похода через Сен-Готард принадлежала австрийцам: «Суворов поначалу был за более надежный маршрут через Сплуген. Фельдмаршал сам впослед­ствии признавался, что введен был в ошибку советами авст­рийцев. Он говорил, что вся диспозиция была составлена од­ним австрийским офицером, при нем состоявшим». Скорее всего, именно Вейротер отвечал за разработку маршрута дви­жения войск через Сен-Готард, Чертов мост, Альтдорф, Швиц на Цюрих.

Тяжелейшее положение, в котором оказалась армия Суво­рова, — лишь один из эпизодов, «украшающих» послужной список Вейротера. В 1796 году армия Вурмзера, в которой Вей­ротер занимал должность генерал-квартирмейстера штаба, следовательно, отвечал за планирование операций, была раз­громлена Бонапартом в Северной Италии. В 1800-м план на­ступления армии эрцгерцога Иоанна, разработанный его на­чальником штаба полковником Вейротером, привел к разгрому австрийцев при Гогенлиндене. В 1805-м сложное ма­неврирование русско-австрийской армии под Аустерлицем за­кончилось катастрофой...

Все эти неудачи невозможно объяснить педантизмом каби­нетного стратега, не понимавшего сути военного искусства. Беспристрастный исследователь вправе поставить вопрос о прямом пособничестве Вейротера врагу. Небольшая деталь до­полняет общую картину: именно Вейротер вел переговоры о поставке мулов в Таверно. Задержка на шесть суток оказалась роковой.

В Альтдорфе Суворов должен был принять решение, каким образом достичь Швица и выполнить обещание, данное Готце и Корсакову. Полководец выбирает кратчайший марш­рут — через хребет Росшток по охотничьей тропе, указанной местными жителями.

И по сей день этот путь носит имя Суворова. Ни одной ар­мии мира не доводилось проходить подобными дорогами. «Где пройдет олень, там пройдет и русский солдат!

Вперед, чудо-богатыри! — подбадривал своих воинов фельдмаршал, посто­янно напоминая: — Корсаков ждет. Без нас его войска в опас­ности!»

Участник похода граф Павел Тизенгаузен вспоминал:

«Наш путь вел нас прямо из Альтдорфа в высокие горы, где дорога, точнее, пешая тропа, скоро стала настолько узкой, что ни о каком боевом порядке думать не приходилось. Каждый искал, как ему наилучшим образом идти дальше, избегая опас­ности сорваться в пропасть. Однако многим не удалось ее из­бежать, а некоторым это стоило жизни: дорога была покатой и из-за выпавшего в горах снега влажной и ненадежной. Про­двигаться вперед можно было лишь медленно, длинными ко­лоннами, верхом не ехал никто, и мы, офицеры, должны бы­ли сами вести своих лошадей под уздцы. Нагруженные провиантом казачьи лошади попадали в пропасть. Это же про­изошло со многими мулами с их вьючными седлами...

Так медленно мы и шли вперед, добравшись с наступлени­ем ночи до последней высокой горы на пути в долину Муттена (реки Муотта. — В. Л.) в кантоне Швиц. В темноте только часть войска смогла спуститься вниз, что на крутом спуске было со­пряжено с опасностью, и едва ли не половина наших сил с ге­нералом Розенбергом осталась на ночь стоять биваком на горе на пронизывающем горном холоде. В темноте огни их лагеря, если смотреть из долины, являли собой прекрасный вид».

Армия совершила новый подвиг. Авангард Багратиона, за­тем главные силы спустились в Муттенскую долину, вытянув­шуюся с запада на восток. Небольшие отряды неприятеля, не ожидавшие русских, были разбиты и пленены. До Швица ос­тавался один бросок. А там недалеко и цель похода — Цюрих.

Неожиданно в Главную квартиру, расположившуюся в жен­ском монастыре Святого Иосифа, приходит страшная весть: Массена, воспользовавшись уходом эрцгерцога Карла, 14 (25) сентября (в день, когда Суворов прорвался через Чер­тов мост!) нанес тяжелое поражение корпусу Римского-Корса-кова при Цюрихе. Потеряв часть артиллерии и обозы, корпус отступил за Рейн. Командовавший австрийским корпусом храбрый швейцарец Готце, мечтавший об освобождении своей родины и готовившийся к боевому сотрудничеству с Суворо­вым, в самом начале сражения вместе со штабом попал в заса­ду и погиб, а корпус, лишившись командования, понес боль­шие потери и отступил. Поспешно отступил и второй австрийский корпус.

Суворовская армия (около двадцати тысяч человек) была заперта в Муттенской долине превосходящими силами непри­ятеля. Уже после похода полководец дал оценку действиям австрийского руководства, не допускающую никаких кривотол­ков: «Меня прогоняют в Швейцарию, чтобы там уничтожить». Это не преувеличение. Вопреки настойчивым предупрежде­ниям Суворова, император Франц потребовал ускорить марш в Швейцарию. Эрцгерцог Карл поспешно увел свои главные силы, оставив Корсакову незначительное прикрытие. Сорвав поставку мулов и грузов, австрийцы задержали поход на шесть дней, вынудив русских взять минимальный запас продоволь­ствия и боеприпасов. Сведения о маршруте, предоставленные Суворову Вейротером, разошлись с действительным состоя­нием театра военных действий. Австрийская разведка не суме­ла обнаружить подготовку наступления французов, и Корса­ков и Готце были застигнуты врасплох. Ближайшие к Суворову вспомогательные австрийские корпуса Линкена и Елачича при первых известиях о поражении соседей поспешно ото­шли, позволив неприятелю надежно перекрыть выходы из Муттенской долины.

18 (29) сентября в трапезной монастыря Святого Иосифа со­брался военный совет. Пришедший первым Багратион увидел фельдмаршала в мундире при всех орденах. Не заметив князя, Суворов взволнованно ходил по трапезной и разговаривал сам с собой: «Парады... разводы... большое к себе уважение: обер­нется — шляпы долой! Помилуй Господи! Да, и это нужно, да вовремя, а нужнее-то знать вести войну, знать местность, уметь расчесть, не дать себя в обман, уметь бить... А битому быть — не мудрено! Погубить столько тысяч и каких! В один день!» Багратион незаметно ушел и дождался прихода осталь­ных участников совета. Кроме него, собрались генерал-майор Николай Каменский, генерал-майоры Якуб Барановский, Дмитрий Кашкин, Михаил Милорадович, генерал-лейтенанты Максим Ребиндер, Иван Ферстер, Яков Повало-Швейков-ский, генерал от инфантерии Андрей Розенберг, генерал от ка­валерии Вильгельм Дерфельден и великий князь Константин Павлович. Австрийцев на совет не пригласили.

Через несколько лет Багратион рассказал своему адъютан­ту Якову Старкову об этом совете. Приводим текст речи Суво­рова в пересказе Старкова:

«Корсаков разбит и прогнан за Рейн! Готце пропал без вес­ти и корпус его рассеян! Елачич и Линкен ушли! Весь план наш расстроен!

Теперь мы среди гор, окружены неприятелем превосход­ным в силах. Что предпринять нам? Идти назад постыдно. Ни­когда еще не отступал я. Идти вперед к Швицу — невозмож­но. У Массены свыше 60 тысяч, у нас же нет и 20. К тому же мы без провианта, без патронов, без артиллерии... Мы окружены врагом сильным, возгордившимся победою, победою, уст­роенною коварною изменою! Нашему Великому Царю изме­нил кто же? Верный союзник России — Кабинет великой, мо­гучей Австрии, или, что всё равно, правитель дел ея, министр Тугут с его Гофкригсратом...

Нет! Это уже не измена, а явное предательство, чистое, без глупости, разумное, рассчитанное предательство нас, столько крови своей проливших за спасение Австрии!

Помощи нам ждать не от кого... Мы на краю гибели!..

Теперь одна остается надежда на Бога да на храбрость и са­моотвержение моих войск! Мы Русские! С нами Бог!

Спасите честь России и Государя! Спасите сына нашего Им­ператора!»

Герой, прославленный победами, сознавал всю тяжесть от­ветственности, которая легла на его плечи. Дело шло не толь­ко о его собственной безупречной и славной службе, о судьбе доверенных ему тысячах русских жизней — на карту были по­ставлены честь России и судьба русской военной школы. Баг­ратион признавался, что речь Суворова была речью «великого военного оратора» и произвела на участников совета потряса­ющее впечатление. Все горели желанием сразиться с врагами, сколько бы их ни было.

На советах первый голос подавали младшие в чине. На этот раз, вопреки традиции и с согласия всех, ответил старший — Вильгельм Христофорович Дерфельден. «Отец наш Александр Васильевич, — сказал убеленный сединами, заслуженный во­ин, — мы теперь знаем, что нам предстоит. Веди нас, отец, как думаешь, делай, как знаешь. Мы твои, отец, мы русские!»

Все поклялись победить или умереть. Слезы блестели на глазах у Суворова. «Мы, русские, всё одолеем!» — таким на­путствием полководец закончил военный совет. Воля главно­командующего была доведена до каждого офицера и солдата.

Вскоре после смерти Суворова в книгах о нем появился рассказ о том, как перед переходом через Сен-Готард солдаты ужаснулись при виде высоких скал, покрытых снегом, и не хо­тели идти далее. Узнав об этом, Суворов прибыл в авангард и велел своим воинам рыть ему могилу, сказав: «Оставьте здесь своего генерала: вы не дети мои, я не отец вам более». Потря­сенные солдаты просили прощения, клялись не посрамить своего вождя и кинулись на врага. Этот рассказ лег в основу одного из самых драматичных эпизодов фильма «Суворов». Действие было перенесено с Сен-Готарда к Чертову мосту, ка­завшемуся неприступным и взятому героическим штурмом. Полководец вдохновенно призывает чудо-богатырей к новым подвигам, и на этой высокой ноте фильм завершается.

Сохранилась рукопись одного из участников Альпийского похода поручика Григоровича, который на склоне лет (ему бы­ло уже за семьдесят), прочитав в книге Н. Полевого о ропоте солдат, дал отповедь бойкому журналисту: «Полевой говорит, что Фельдмаршал, узнав о возникающем волнении, немедлен­но велел выстроить полки, а которые, не именует... В наших полках ропота не было, Фельдмаршал не выходил к нам что-нибудь говорить, и о сем мнимом происшествии ни от кого не слыхал, тут и сам был и ничего не видел». Григорович ссыла­ется на Дерфельдена, у которого по пути из Швейцарии в Рос­сию он служил дежурным офицером. Генерал часто беседовал с ним, вспоминая боевые походы, но «никогда о ропоте солдат в альпийских горах не говорил». Ветеран подчеркивает, что не слыхал ничего подобного и от своих подчиненных, будучи ко­мандиром роты, в которой служили более шестидесяти участ­ников похода, находившиеся на всём его протяжении в аван­гарде. «...Полевой всех их обесславил и тем сделал обиду нескольким тысячам своих граждан-солдат пред всем государ­ством нашим, пред миллионами потомков наших и перед всем светом. Я доношу своим соотечественникам, чтоб не верили историку, что он написал о ропоте солдат и о протчих проис­шествиях. Они ни в чем не виноваты».

Это подтверждает и Старков. Действительно, при подъеме на Сен-Готард авангарда под командованием Багратиона про­изошла остановка, но причиной была ссора российского май­ора (русского немца) с австрийским свитским офицером из-за политики венского кабинета. Когда прибыл Суворов (вместе с Дерфельденом), Багратион был уже в передовых частях. Адъ­ютант Багратиона рассказывает:

«Гренадеры сводных баталионов Калемина, Ломоносова и Дендригина, опершись на ружья, стояли с пасмурными лица­ми перед горою... Александр Васильевич, подъехав к ним, со­скочил с лошади и, взглянув на них, строгим тоном спрашивал: "Зачем стали?" И вслед за сим говорил: "Разве не хотите идти?"

И гренадеры в один голос закричали: "Помилуй, отец! Кто не хочет? Да спаси нас Господь Бог от этого! Впереди стали, и нам, отец ты наш, идти нельзя, некуда".

В это время Князь Петр Иванович Багратион приехал с го­ры от передовых и донес Александру Васильевичу, что вся эта остановка произошла от ссоры майора его полка с Австрий­ским офицером, и рассказал обо всём, как было. Этому по­следнему был сделан строжайший выговор; а майор за пыл­кость свою был арестован до первого боя с врагом, — и только!

И на этой-то основе, как изволите видеть, господа истори­ки соткали ложь, неправду чистую».

В 1806 году Старков по просьбе Багратиона начал читать ему свои уже составленные записки об Итальянском и Швей­царском походах. «Когда я дошел до входа войск наших в Аль­пийские горы, коснулся и того, что наши ратники будто бы не хотели идти. Князь Петр Иванович бросил курить трубку и, не давая мне времени дочитать, с сердцем спросил:

— От кого вы слышали эту безбожную ложь? От кого слы­шали? Говорите, сударь!

— Выслушайте, Князь, всё до конца. Увидеть изволите, что это только вступление, молва, происшедшая от неизвестных людей. А вот и опровержение этой лжи.

И я прочел всё, что слышал от многих, бывших при том са­мовидцами, и поверял слышанное, расспрашивая в 1805 году оставшихся в живых, из служивших в 6-м егерском полку гос­под офицеров и стариков-ратников.

— Так, да не совсем так, а похоже, — и рассказал мне всё то, что я выше написал».

Свидетельства ветеранов заслуживают доверия. Любовь войск к Суворову была неимоверной. Духовное единство ар­мии с ее вождем стало основой подвига, который без преуве­личения должно назвать чудом.

Уже 18 (29) числа австрийцы Ауфенберга, затем авангард Багратиона начали пробиваться к Гларису. Ночью у Багратио­на появился Суворов в плаще, мокром от дождя со снегом, и подтвердил задачу — взять Гларис. На другой день Багратион, сочетая обходы по скалам с дерзкими штыковыми атаками, за­ставил французов отступать. Гларис был взят, заняты деревни Нефельс и Молис. Неприятель потерял знамя, две пушки и до сотни пленных, но к нему подошло сильное подкрепление. Получив перевес, он контратаковал. Пять или шесть раз дерев­ня Нефельс переходила из рук в руки. Суворов понял, что дальнейший путь на восток надежно закрыт, и приказал Баг­ратиону отойти к Гларису.

19 (30) сентября арьергард армии под командованием Ро-зенберга, спустившийся в долину последним, отбил атаку про­тивника с запада. Массена провел разведку боем. Убедившись в том, что вся русская армия находится в Муттенской долине, французский главнокомандующий на следующий день лично повел свои войска в решительное наступление. Победа над ус­талой, голодной, оборванной армией, не имеющей ни патро­нов, ни артиллерии, казалась делом решенным. Но результат был ошеломляющим: заманив противника на свои главные силы, Розенберг поднял их в штыковую контратаку, которая при поддержке лихих налетов казаков с их страшными пика­ми вызвала панику в рядах наступавших.

В десять вечера Розенберг донес Суворову: «Ваше Сиятель­ство, имею честь поздравить с победою тем более славною, что предводительствовал здесь французами сам генерал Массена. Число войск его в деле было более десяти тысяч, из которых по малой мере полагать можно шесть тысяч разнообразно ис­требленных, в плен же взяты генерал Лакурк, полковников два, офицеров 10, нижних чинов, сколько по сей час сочтено, более тысячи, в добычу получено пять пушек, убит генерал Лягурье; наш урон в сравнении того весьма малочислен, о чем по обстоятельной выправке не замедлю Вашему Сиятельству до­несение зделать».

В суворовской реляции императору от 3 октября, то есть после выхода из окружения, говорится:

«20-го в 11-м часу утра неприятель, собравшись в числе за 10 000 и быв устроен своим главнокомандующим в Швейца­рии генералом Массена, в присутствии его произвел на нас атаку с большою стремительностию. Велецкий (генерал-май­ор, шеф Бутырского мушкетерского полка. — В.Л.), выпол­няя в точности ему приказанное, с передовыми пикетами и его баталионом, отстреливался, отступает к левому флангу и зама­нивает неприятеля за собою в ровную долину к устроенным там в боевом порядке нашим силам, коими целою линиею по­ражен был штыками так, что, потеряв множество убитыми и смертельно раненными, показал нам свой тыл. Полки Ферстера, Елецкого, Мансурова и егерский Кашкина на бегу не пере­ставали поражать его, а батальон Фертча, усмотря оное, також бросился вперед и продолжал делать то же.

Казачьи полки Денисова и Курнакова открывали рассеян­ного неприятеля в выгодных его местах, мнящего на некоторое время удержаться, купно с пехотными били и брали в полон.

Неприятель потерял на месте первого жестокого сражения и в погоне, чрез 12 верст до Швица, убитыми: 1-го генерала Ла-Гурье и до 3000 разных чинов; в реке потонуло более 300, по-билося с крутизны гор до 200.

В плен взято: генерал Лекурб (на самом деле — генерал с похожей фамилией Лакур. — В.Л.), бригадный и 1 баталион-ный командиры, 13 офицеров и 1200 рядовых. Сверх того до 400 оставлено раненых в лесу, коих приказано собрать жите­лям в Мут[т]ентале. Отбито 5 пушек, из коих одна 12-ти фун­товая, стоявшая на мосту, обращена была на поражение бегу­щего неприятеля к Швицу.

Генерал Массена и с ним некоторая часть спаслись бегст­вом».

В заключительной части реляции Суворов отдал должное главным героям сражения — Андрею Григорьевичу Розенбергу и его первым помощникам Михаилу Андреевичу Милора-довичу и Максиму Владимировичу Ребиндеру.

Как контрастирует эта скромная реляция с бюллетенем 4-й дивизии французской армии, подписанным Мортье и офице­рами его штаба!

«Вся дивизия сражалась с полудня до семи часов вечера, — говорится в бюллетене. — Она потерпела небольшое пораже­ние и с пяти часов начала отходить к Швицу, в то время как ба­тальон 67-й полубригады, прибывший из Цуга Люцернским озером, бросился в атаку, опрокинул врага и вынудил его от­ступить на его вчерашние позиции. Наши потери — около 80 убитых, 300 раненых и 400 военнопленных, среди которых оказался генерал-аджюдан (то есть заместитель командира ди­визии. — В. Л.) Лакур, в течение дня показавший чудеса храб­рости...»

Но свидетельства нейтральной стороны — швейцарцев — полностью опровергают беспардонность французских реляций.

Настоятельница монастыря 54-летняя сестра Мария Йозефина Вальбурга Мор записала в монастырских протоколах: «1 октября ровно в 12 часов французы напали на русских за ка­менным мостом (по слухам, около 10 тыс. человек). У первых были пушки. Обе стороны отчаянно сражались, со стороны французов было множество убитых. На протяжении всей бит­вы из Ури всё время прибывали русские солдаты... Русские всё больше продвигались вглубь долины... Обе стороны несли большие потери, русские постепенно оттягивали войска к Гроссталю. Французы преследовали русские войска страшным огнем из пушек и из ружей. В конце концов русские перешли в наступление. По обеим сторонам гор французов гнали 800 кавалеристов, а из центра долины — многочисленная пе­хота. Стремительно бросилась в атаку русская армия и гнала французов прочь из долины. Французы неслись сломя голову, отступать им пришлось по узкой тропе через мост, где они по­теряли много людей. Из-за столпотворения на мосту, узкой тропы и приближающегося врага многие французы сорвались в Муотту, в которую сами же толкали друг друга в стремлении удержаться на мосту. В реку упали французский генерал вмес­те со своей лошадью, тележка с боеприпасами и четырьмя ло­шадьми. Французов преследовали до Шененфельда, кавале­рия — до Ибаха и полей. Русские привели много пленных, среди которых были генерал, его адъютант, командир баталь­она, майор-адъютант, капитаны и лейтенанты, всего 11 офи­церов и от 1500 до 1600 рядовых».

Настоятельнице вторит церковный староста Франц Бетчерт, записавший в своем дневнике: «1 октября. В этот день французы в количестве 14 тыс. человек напали на русских, хо­тели взять их в плен и двинулись к женскому монастырю, но кавалерия и стрелки русского войска обратили самих францу­зов в бегство... взяли многих в плен. Они отступали к Бюолю и Хинтербергшутцу, но и там их преследовали русские солда­ты. Французы бежали сломя голову, карабкались в горы, мно­гие срывались с Чертова моста в быструю реку Муотту. По всей долине остались следы той битвы, а русские так и гнали фран­цузов за поля».

Сокрушительное поражение, превращенное французским командованием в «небольшую неудачу», охладило победный пыл охотников за суворовской армией. Сам Массена бросил­ся подкрепить Молитора, запиравшего северо-восточный вы­ход из Муттенской долины.

Французов напугал не только мощный контрудар суворов­цев. Розенберг послал властям Швица требование заготовить хлеба, мяса и вина на 12 тысяч русских, которые завтра всту­пят в город. Эта военная хитрость заставила первого помощ­ника Массена генерала Сульта разослать приказание об обо­роне позиций позади Швица, благодаря чему корпус Розенберга оторвался от неприятеля и беспрепятственно от­ступил на восток к главным силам.

В Гларисе Суворов снова собрал военный совет. А. Ф. Петрушевский замечает: «Обстоятельных сведений об этом совете нет... Но есть известие, что великий князь восстал против пред­лагаемого Суворову австрийским Генеральным штабом движе­ния на Молис, Везен и Саргане и что это мнение советом бы­ло принято. Последовало решение — взять путь кружной, но безопасный». Ввиду отсутствия патронов и артиллерии при­шлось уклониться от новых сражений с крупными силами не­приятеля и, преодолев труднопроходимый хребет Панике, спуститься в долину Верхнего Рейна, чтобы забрать обозы, по­левую артиллерию и двинуться на соединение с Корсаковым. Линкену, так и не сделавшему попытки помочь Суворову, бы­ло приказано заготовить к 25 сентября провиант на два дня.

К оставленным в Муттентале тяжело раненным прибави­лись новые, помещенные в наскоро устроенном в Гларисе гос­питале, с письменной просьбой о человеколюбивом отноше­нии к ним, обращенной к начальнику первого вступившего в селение французского отряда. Всего раненых было 800 русских и столько же французов, уже получивших необходимую по­мощь от победителей, что было честно отмечено французским командованием.

Упустив Суворова, Массена попытался, перегруппировав свои силы, добить Корсакова и Конде. 26 сентября (7 октября) французы стали выдвигаться к местечку Шлатт. Русская раз­ведка на этот раз была на высоте. Узнав о сосредоточении не­приятеля, Корсаков ночью переправил на левый берег Рейна значительные силы — 12 тысяч штыков и три тысячи сабель — и неожиданно атаковал французов, находившихся на марше и не успевших принять боевой порядок.

Ввод в сражение главных сил не принес Массена успеха. Войска Корсакова, стараясь отомстить за цюрихскую катаст­рофу, дрались прекрасно, а затем отошли на правый берег Рей­на, уничтожив мосты. «Журнал Комаровского» (адъютант ве­ликого князя вел по поручению своего шефа хронику кампании) ограничивается лишь краткой записью от 28 сен­тября: «Г[енерал]-Лей[тенант] Римский-Корсаков донес Г[ос-подину] Фельдмаршалу], что 26 числа атаковал он неприяте­ля при деревне Шлатте в окрестностях Шафгаузена и, взяв у него 2 пушки, 1 знамя и несколько пленных, принудил его от­ступить из занимаемой им позиции».

В тот же день произошел еще один бой. «Корпус Принца Конде, расположенный при городе Констанце (правее Корса­кова. — В. Л.), — говорится в «Журнале Комаровского», — атакован был неприятелем и по упорном сражении принужден был оставить оный превосходным неприятельским силам. При сем случае оказал помянутый корпус опыты великой хра­брости; неприятель потерял одно знамя и несколько плен­ных». (Корпус Конде, принца королевской крови, в основном состоял из бывших офицеров королевской армии, бежавших из революционной Франции. Ротами командовали старые за­служенные генералы, взводами — полковники. Численность корпуса не превышала четырех-пяти тысяч человек. После Кампоформийского мира, вырванного в 1797 году победонос­ным генералом Бонапартом у поверженных австрийцев, кор­пус быль принят Павлом I на русскую службу и дислоцировал­ся на Волыни. В 1799-м он был направлен в Швейцарию, где выдержал сильную атаку республиканцев у Констанца, важно­го пункта на Рейне у Боденского озера, и был вынужден отсту­пить, понеся серьезные потери. Поддержанный небольшим русским отрядом корпус пробился из окружения.)

П. Н. Грюнберг справедливо замечает: «Бои при Шлатте и Констанце выпали из истории Швейцарской кампании осени 1799 г. Корсаков остался только неудачником Цюриха... Ре­зультат боя при Шлатте поддержал победный итог суворовско­го Альпийского похода. После этого сражения и занятия Су­воровым Майенфельда инициатива на театре военных действий в Швейцарии нечувствительно переходила к союз­никам... Если бы Массена реализовал свой замысел и вторично разгромил Корсакова, а заодно и принца Конде, то судьба суворовской армии оказалась бы иной».

Четвертого ноября последовал ответ Суворова на запрос императора о причинах поражения корпуса Корсакова при Цюрихе. Как ни был разгневан и удручен этим поражением сам Александр Васильевич, он честно признал, что «нашел верными» распоряжения Римского-Корсакова, «поелику они клонились на низвержение неприятеля, в трех пунктах его ата­ковавшего», и что Корсаков имел «твердую надежду на прибы­тие Генерал-Лейтенанта Дурасова, в 18-ти верстах оттуда сто­явшего». «Сражались, — писал он, — всюду до наступления ночи; ночью получено известие, что Генерал Готце разбит и все дороги, из Цюриха ведущие, неприятелем заняты. Корсаков, пробиваясь сквозь превосходящего неприятеля, отошел к Эглиазу, где и соединился с Дурасовым. Сей, по мнению моему, причиною происшедшего, поелику занят будучи одною лишь канонадою и угрожанием переправы, не поспешал соединитца с прочими войсками, в бою бывшими». Павел отставил и Дурасова, и Корсакова.

Показательны документы французской стороны, относя­щиеся к альпийской эпопее Суворова. Приводим даты по юлианскому и григорианскому вместо революционного ка­лендаря тогдашней Франции.

18 (29) сентября генерал Лекурб пишет Массена: «Тороп­люсь сообщить Вам, мой дорогой генерал, что генерал Суво­ров с русским корпусом от 20 до 25 тысяч человек лично про­шел через Альтдорф, направляясь в Муттенталь по горе Колен (через хребет Росшток). Говорят, в его намерение входит снять блокаду Цюриха. Примите меры на правом фланге дивизии Сульта в Гларисе... Кажется, Суворов намерен объединиться с армейскими корпусами Хотце и Корсакова. Я предупредил ге­нерала Сульта, чтобы он наблюдал за Гларисом и предупредил генерала Мортье за Швицем... Я следую за неприятелем с предосторожностями, так как у меня лишь 800 человек... Если ге­нерал Сульт... генерал Мортье... и я... будем действовать вмес­те, мы сгноим Суворова в горах».

Мастер горной войны, вынужденный под ударами Суворо­ва отходить с одной неприступной позиции на другую, дает ав­торитетную оценку сложившейся обстановки: русские запер­ты в Муттенской долине. Выхода у них нет.

20 сентября (1 октября) начальник Генштаба армии Порсон сообщает генералу Гюдену: «Суворов зажат... Сомневаюсь, что он сможет выйти из Муттенталя, в то время как мы занимаем значительными силами Гларис, Швиц и охраняем Шахенталь. Мы надеемся, что войска и он сам будут вынуждены сдаться. Сегодня их сильно атакуют».

21 сентября (2 октября) генерал Сульт предупреждает гене­рала Мортье: «Остатки ваших войск должны быть готовы к по­ходу, и приготовьтесь завтра сражаться... Если потерпите пора­жение на Вашей позиции в Швице, то отступайте на Ротенурм и на высоты Айнзидельн, где соединитесь со мной». В тот же день Сульт передает генералу Газану: «Кажется, что со дня на день нас атакуют».

22 сентября (3 октября) Мортье отвечает Сульту: «Тороп­люсь сообщить Вам, мой дорогой генерал, что неприятель стремительно покидает Муттенталь. Он оставил в монастыре Муттена 600 раненых. За нашими был самый хороший уход... Неприятель понес значительные потери в последних сражени­ях. Я прикажу его преследовать. Среди раненых находятся офицеры и русский князь». Мортье явно доволен, что ему не придется снова пережить ужас бегства к Швицу, но не торо­пится преследовать уходящих на восток русских. Короткое признание в хвастливом донесении Сульту говорит о реальном положении дел: «Их потери, по крайней мере, равны нашим».

В тот же день генерал Салиньи информирует генерала Газа-на: «Неприятель покинул после полудня Муттенталь. Можно предположить, что он направится к Гларису и энергично ата­кует вас завтра». Газану обещаны резервы, но он предупреж­ден: «Не нужно ввязываться в генеральное сражение!»

В донесении правительству Франции — Директории — Массена вынужден признать:

«Каждый день мы ввязываемся в смертельные сражения, дни 8-го и 9-го [вандомьера] (19 (30) сентября и 20 сентября (1 октября) 1799 года. — В. Л.) были страшны, в схватках сра­жались целыми часами прикладами и штыками. Пушки, зна­мена, пленные, поля сражений в течение одного дня перехо­дили от одной стороны к другой. Страшная резня на всех позициях — вот что происходит здесь каждый день.

Переход Суворова от Белинцоны до Глариса уже стоит ему двух проигранных сражений. Дни 3-го и 4-го вандомьера (раз­гром корпуса Хотце и поражение Корсакова. — В. Л.) дали первый импульс к успеху кампании. Швейцария, как я вам об этом часто говорил, граждане Директора, это ключ от Фран­ции, мишень для стран коалиции».

Как мы помним, Массена и его генералы собирались пле­нить Суворова и его армию. Вместо этого приходилось до­носить о «страшных» повседневных боях, умалчивая о своих потерях. Чуть ли не десять раз в переписке французских генералов упоминается «русский князь», оказавшийся среди ос­тавленных в долине раненых.

Поручик Орловского мушкетерского (генерал-майора Ман­сурова) полка князь Мещерский 3-й звался Константином. Сочетание слов «князь» и «Константин», учитывая горячку тех дней, могло породить у французского командования смутную надежду на то, что в плену оказался сын российского импера­тора Константин Павлович. Князь Мещерский умер от полу­ченных ран вечером 24 сентября.

23 сентября (4 октября) Сульт выражает Газану свое недо­умение: «Я с удивлением увидел, мой дорогой друг, что войска, которые вы имеете в этом месте, никакого движения не про­извели».

Французы кинулись догонять уходившую русскую армию, но все попытки разгромить арьергард, которым командовал Багратион, не увенчались успехом. Сберегая последние патро­ны, русские переходили в штыковые атаки, заставляя против­ника постоянно останавливаться и даже отходить.

Преследовавший Багратиона Молитор красочно расписал в донесении Сульту от 26 сентября (7 октября), как его артил­лерия громила русский арьергард, как в руки победителей по­пали 1800 пленных и... три маленькие горные пушки (брошен­ные из-за отсутствия зарядов). Но как он ни преувеличивал потери противника, ему всё же пришлось признать, что «ос­татки русской армии в плачевном состоянии, умирая с голода, пересекли высокие горы, которые отделяют долину от Гризон» — иными словами, ушли.

Этот последний этап Швейцарского похода оказался са­мым тяжелым. В. П. Энгельгардт, много сделавший для увеко­вечения памяти Суворова в Швейцарии, в 1890 году записал рассказы местных жителей, слышавших о суворовском походе от своих бабушек и дедушек.

Вот одно из таких повествований:

«Бабушка моей жены, жившая тогда в... доме (где теперь находится памятная доска), часто рассказывала мне о проис­шествиях и пережитом за это время...

По ее рассказам, большинство русских находилось в пе­чальнейшем положении: полуголодные, полунагие и страшно утомленные, преследуемые французами, они должны были выступить в отвратительную погоду и снег через высокую и трудную гору.

Они нападали на местных жителей, разграбили съестное, скот и платье, забрали сено для лошадей и для ночлега; срыва­ли с людей платье и обувь и сожгли все заборы и деревянные покрытия домов.

Несмотря на это, многие, в самой жалкой одежде и даже с босыми ногами, при ужасной погоде, когда почва до самой до­лины покрыта снегом, совершили поход, бывший для многих последним.

Французы преследовали их... затем возвратились назад.

Это был ужаснейший поход для несчастных русских, кото­рые, застигнутые ночью на горе, в снег и бурю, страшно уста­лые, холодные и голодные, должны были сделать остановку.

Проводники бежали при первой возможности. Солдаты большею частию растеряли свою амуницию и шли по всем сторонам. Многие падали в пропасти. Большая часть нашла себе смерть на горе.

Много лет спустя в пропастях и оврагах, находящихся воз­ле перевала, встречались их печальные останки».

Конечно, рассказ содержит преувеличения. Большая часть армии перешла Паникс и спустилась в Иланц, затем вступила в Кур. Старый и больной главнокомандующий разделил со своими солдатами, офицерами и генералами все тяготы пе­рехода.

Командир швейцарского полка Фердинанд де Ровереа 1 (12) октября в Линдау видел спустившиеся с гор суворовские войска. Отметив перенесенные ими трудности, он отметил главное: «И все-таки не слышалось ни малейшего ропота и дисциплина не послаблялась ни в чём».

Правоту решения русского полководца вывести армию че­рез труднопроходимый перевал Панике признал мастер войны в горах Лекурб. «Если горы для него и были губительны, — го­ворится в составленном Лекурбом историческом бюллетене 2-й дивизии, — то они, по крайней мере, помогли ему увести остатки своих войск. На равнине он был бы полностью разбит, окружен со всех сторон, его бы атаковали с фронта, тогда как его открытые фланги были бы раздавлены».

28 сентября (9 октября) Массена донес Директории: «Я полностью разбил Суворова; его армия потерпела полное по­ражение». Но он явно преувеличивал успех, скрыв свои поте­ри (около пяти тысяч человек против шести-семи тысяч у Су­ворова) и не упомянув о том, что основным силам русских удалось вырваться из каменной ловушки. Армия Суворова уш­ла, уведя с собой 1400 пленных французов, которых потом об­меняли на своих.

1 (12) октября Массена приказывает Сульту, не теряя вре­мени, идти на Кур: «Надо выгнать оттуда Суворова, пока он не реорганизовал своей армии». Французский главнокомандую­щий опасался не напрасно. Выведя армию из окружения, Су­воров соединился с левым флангом союзников. Через пять дней его отдохнувшие и подкормившиеся воины были готовы к новым боям.

Можно верить преданию, согласно которому Массена, ставший одним из лучших маршалов императора Наполеона, признавался, что готов отдать все свои победы за подвиг армии Суворова в Альпах.

«Вся Европа следила с напряженным вниманием за разыг­рывавшейся в Швейцарии кровавой драмой, — отмечает А. Ф. Петрушевский. — Газеты ловили новости на лету и сооб­щали с театра войны сотни былей и небылиц без всякого раз­бора. Нетрудно понять... в каком беспокойстве находился Им­ператор Павел, получая известия о происходящем позже всех... Переписка государственных людей с Суворовым и меж­ду собою показывает, что на него возлагалась вся надежда, но что эта надежда не спасала от мучительной тревоги».

«От Суворова никаких известий, а с ним Великий князь, — взволнованно писал Воронцову Ростопчин. — Газеты проти­воречат, то он побеждает, то разбит и уничтожен». «Вы долж­ны были спасать царей, — обращается к полководцу Павел. — Теперь спасите русских воинов и честь Вашего Государя».

Наконец в Петербург пришла радостная весть. «Да спасет Вас Господь Бог за спасение славы Государя и русского вой­ска, — в восхищении писал Суворову Ростопчин. — Что ска­жут злодеи Ваши и злодеи геройства? Казнен язык их молча­нием... До единого все Ваши награждены, унтер-офицеры все произведены в офицеры... В Вене Ваше последнее чудесное дело удостоилось названием ипе belle retraite (прекрасное от­ступление. — В. Л.); если бы они умели так ретироваться, то бы давно завоевали всю вселенную».

Суворов, вырвавшись из каменного мешка, резко и точно объяснил Разумовскому суть интриг австрийского руководст­ва и прозорливо указал на их последствия:

«Тугут выгнал меня из Италии, где сердца мои были до Ли­она и к Парижу. Он их остудил хищничеством Пиамонта, где у меня была бы хранительная армия в спине для моих спокой­ных винтер-квартир, ежели не лутче — во Франции...

Эрцгерцог из Швейцарии ушел, жертвуя Корсаковым в угодность злодеям, — жертва мною и великодушным Великим Союзником, жертва всеми частями общего блага!

Неистовствы сии легко поправить можно, спросясь с Бо­гом и совестию! На вышесказанном основании верно будет войти во Францию чрез Дофине. Эрцгерцог Карл с швейцар­цами и баварцами, освободя Швейцарию от ига безбожных сумасбродов, войдет во Францию чрез Франш-Конте. Мож­но одною кампаниею отвечать... Мне быть здесь главным ко- мандиром обоих Императорских Союзных войск, как был в Италии».

В противном случае, предупреждает Суворов, «новый Рим (так он именует республиканскую Францию) чрез краткое ле­тоисчисление поглотит» и Потсдам, и Вену. Герой призывает российского посла в Вене «быть послушным мудрости Ваше­го Монарха»:

«Он хочет возвратить каждому свое. Чего благо­честивее, справедливее и тверже! Изгибами Вашими Тугуту вы ввергаете Европу и себя в опасность».

Понадобятся годы изнурительных войн против наполео­новской Франции, прежде чем европейские политики и стра­теги усвоят уроки, которые в начале большой европейской смуты преподал им русский полководец.

Альпийский поход окончился неудачей. Но бывают неуда­чи, которые на страницах военной истории сияют ярче самых блистательных побед. Швейцарский поход Суворова по праву называют легендарным.

«ГЕНЕРАЛИССИМУС ВСЕХ ВОЙСК РОССИЙСКИХ»

Император Павел, справедливо гневавшийся на «мерзких» союзников, не находил слов, чтобы выразить свою призна­тельность Суворову. В высочайшем рескрипте от 29 октября говорилось:

«Генералиссимус всех войск Российских! Побеждая повсю­ду во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало еще Вам одного рода славы — преодолеть и самую природу! Но Вы и над нею одержали ныне верх, поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистию против Вас вооруженных.

Ныне награждаю Вас по мере признательности Моей и, ставя Вас на вышний степень чести, геройству предоставлен­ный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полковод­ца сего и других веков».

Это была почесть неслыханная и почти забытая в России. Чин генералиссимуса не входил в составленную при Петре Ве­ликом Табель о рангах, хотя в Воинском уставе была сделана важная оговорка: «Сей чин коронованным главам и великим владетельным принцам токмо надлежит, а наипаче тому, чье есть войско. В небытии же своем оный команду дает над всем войском своим генерал-фельдмаршалу».