Спасение Андрея Голова. Рассказ, записанный Аллой Мишиной

Андрей Голов: Я забрал свой последний шанс на жизнь из отведенных мне Всевышним. Эверест.

Источник: Как я дошла до Эвереста.

Автор: Алла Мишина.

Андрей Голов рассказывает:

На высоте 8800, точно по середине сбросов на ступени Хиллари, рядом с тем местом, где есть в камнях пещера и много лет лежат четверо, я сел на снег и попросил моего напарника-шерпу выйти на связь с Алексом Абрамовым.

— Дядь Саш, триндец, я ничего не вижу и не смогу спуститься отсюда. Судя по всему, я попал в число сильно невезучих.

— Что случилось? И главное где? — спросил Абрамов.

— Ноль зрения на оба глаза. Полностью белый экран. Я ничего не вижу.

Шёл тридцать пятый день экспедиции и это была моя третья попытка сходить на Эверест.

Солнце над вершиной Эвереста. Из базового лагеря на 5300 виден только самый краешек горы. Фото экспедиции "Клуба 7 Вершин"

Первый раз был три года назад. Тогда я и не мечтал о вершине, пошел с командой Абрамова на программу «тач 7000» — «прикоснись к семёре». Было невероятно интересно: разумно по срокам и цене, и вполне осуществимо по моей подготовке. Я «потрогал 7000» и решил на следующий год сходить до вершины.

Ледник Кхумбу - начало пути во второй лагерь Эвереста

Второй заход был даже легче — я знал, практически всё. Но не вышло, я ушел с горы с 8300: зрение на одном глазу полностью отключилось — как будто одно стекло в очках заклеили лейкопластырем, а второй глаз очень сильно «просел».

Я, конечно, струхнул тогда серьезно от такой картинки. Вспомнил про то, что от яркого снега наловил перед этим «зайчиков», про рассказы врачей об отслоении сетчатки, про то, что зарабатываю я головой, более того - глазами… И, конечно, пошел вниз не твердой походкой, что называется.

Мой шерпа придерживал меня с одной стороны. Свободный шерпа из аварийной группы запасных, идущих с кислородом без туристов, подхватил меня под вторую руку, и к середине дня мы благополучно спустились на относительно безопасную высоту 6200. Через сутки зрение восстановилось.

«Внизу не встретишь, как не тянись, за всю свою счастливую жизнь десятой доли таких красот и чудес» — нетленка Высоцкого, она настолько настоящая правда, что иного набора слов собрать нельзя, чтобы описать, почему я снова хотел туда, в открытый космос. «Гора не отпускает», — как это описать? На высоту, за пределы этого мира тянет такая сложная цепочка эмоций, что вся твоя жизнь крутится вокруг мыслей о горе – как в любовном водовороте. Билет на Эверест невозможно купить, чтобы сходить на эту гору, нужно перестроить всю свою жизнь.

Год прошел в подготовке. Сразу скажу, что жена давно ходит в горы и она была инициатором и мотиватором моих поездок, понимала риски и понимала, что этот каток под названием «Эверест» не остановить.

Теперь я знал все, что меня ждало досконально. Мне казалось, что я все предусмотрел и перепроверил. Но что бы такое?.. Ослепнуть на два глаза на высоте 8800 на спуске с Эвереста на самом сложном его участке? Если в прошлом году, сказать по правде, было больше обидно, чем страшно, то в этом году я знал, что слепого с этой точки вниз спустить не реально, и запаниковал серьезно.

Сначала испуг, потом недоумение, потом понимание, что случилась настоящая беда. Дальше истеричный смех и пульс 200. Кровь колотила в голову, руки тряслись. Я знал где я стою и боялся пошевелиться — на остром гребне, где с двух сторон стены по три тысячи метров вниз, а тропа шириной в ботинок. Но больше не было ни тропы, ни снега, ни неба: началось вертиго — это когда нет понимания, где верх, а где низ — синдром кислородного голодания мозга.

Истеричный смех перешел в панику, дикий пульс колотил в висках и не давал сосредоточиться ни на чём. «Что делать, что делать, что делать, что делать», — вопрос колотится молотком по башке с той же скоростью, что и пульс. В ответ только одна мысль — как бы умереть сразу, без мучительной пытки ожидания замерзания на такой высоте.

Ступень Хиллари. Андрей Голов и два шерпа решают как дальше идти 

Присел на корточки, нащупал снег, встал на колени, закрыл глаза - на четырех точках перестало крутить вертиго. Главное сейчас — не делать лишних движений, поскольку пропасть рядом. Открыл глаза - белый лист. Почему-то раньше думалось, что, если человек ослепнет, то все вокруг будет черное. А у меня белое. Значит я не ослеп? Туман? Хотя те, кто замерзал на высоте или в северных широтах до полусмерти, говорят, что переход в мир иной происходит не заметно, и даже наоборот — погружаешься в теплый сон. Значит умирать будет приятно.

Тут я точно понял, что умру. Вот вдруг раз — и мысль эта стала единственной. Бескомпромиссно однозначной. Через несколько часов я умру. Чем заняться эти несколько часов, пока есть запас кислорода и относительно тепло? На меня накатила апатия и безысходность.

Чем должен заняться самоубийца перед смертью, если он сидит на краю пропасти на высоте 8800? А как назвать то, что я тут делаю, если не самоубийство? Может, просто сделать шаг в сторону стены и всё? Чего тянуть? Меня отсюда не спустят. Это зона смерти, каждый сам за себя. Три сотни зачарованных высотой не вернулись отсюда. Знал? Конечно. Но это даже не «Титаник», этот список за 75 лет — ко мне не имеет отношения. Получается, что имеет. А почему мне казалось, что не имеет? А потому, что я готовился, я знаю каждый метр это горы.

А еще неделю назад я веселился от всей души — мы в базовом лагере организовали первый в мире высотный шахматный турнир вместе с Алексом Абрамовым...

Андрей Голов - организатор и спонсор первого в мире высотного чемпионата по шахматам на Эвересте

Стоп! Девятый вал мыслей сменил безысходность. Пульс снова начал долбить, руки трястись. Рядом должен быть шерпа и у него рация, то значит есть связь с Абрамовым.

— Пемба, ты здесь? - спросил я громко своего напарника-шерпу по-английски, и тут же понял, что в кислородной маске мой английский я и сам не понимаю — мычу, как из трубы.

— Гоу-гоу, — ответил Пемба.

— Радио гив ми, блин, — заорал я через маску.

— Саша, я, кажется, не вернусь с горы. Я в полной жопе, - мой текст Абрамову сопровождался истеричным смешком.

— Что случилось? Ты на какой высоте? Кто рядом?

— Я не знаю кто рядом, я ослеп.

— Насколько?

— Совсем в ноль, я ничего не вижу, - я опять глупо хохотнул, истерика меня не отпускала.

— На какой высоте?

— Мы на самом верху сбросов ступени Хиллари.

— Бля… 8800. Шерпа твой рядом, судя по всему.

— Да, Саш, видимо рядом, но я не спущусь. В этом месте пройти вдвоем рядом невозможно, а я совсем ничего не вижу.

— Что с кислородом?

— Поменяли на вершине баллоны, полные.

— Значит слушай меня, Андрей. Первое — вытри сопли, мы спустим тебя.

— Саш, это невозможно, — меня опять начало трясти.

— Андрей, это не твой вопрос, а мой. Мы спустим тебя. Кислород есть, руки ноги целы — это главное. Сейчас я к тебе подойдет наш сирдар Тукпа и посмотрит, что можно сделать. Вытри сопли и жди.

— Спасибо, Алекс. Жду.

Эта призрачная надежда вернула меня с небес, куда я было почти отъехал, снова на землю, и я хоть начал дышать. Наверное, вся эта паническая атака длилась секунды, но такой плотный поток чувств, когда от мыслей бросает то в жар, то в холод, то обратно, я не испытывал с юности.

Появилась надежда и я начал соображать, что выключились не глаза, а часть мозга, за них отвечающая: так он среагировал и в тот раз, и в этот раз на кислородное голодание.

Год назад я стартовал с высоты 8000 на низкой подаче дополнительного кислорода — 2 литра в минуту. Сейчас я ушел с южного седла цифрой 4 на регуляторе баллона и не менял ее — на горе было пусто, мы шли вверх одни, без «дежурных» пробок и «встречек», соответственно быстро, расчетного количества кислорода хватало. Тогда из-за низкой подачи O2 всё началось раньше.

В этот раз на вершине я был уже в 6.00. Кто-то из группы пришел еще раньше — каждый поднимался удовольствием в своем темпе: над Гималаями взошло солнце и это все было настолько феерично в идеально-прозрачном безвоздушном пространстве, что 5 минут я стоял на вершине вообще без очков и кислородной маски, разглядывая хрустальный горизонт и очертания гор под ногами.

Вершина мира 8848. 18 мая 2024, 6 утра

Как описать тонкость воздуха в стратосфере?

Физически ощущается, что это не воздух, а магически-прозрачная, тонкая, хрупкая, невесомая субстанция, которой невозможно надышаться. Воздух вроде есть, а по факту его нет — плотность его там 30% от нормы. И в результате там нет никакой тонкой взвеси, преломляющей лучи: ни пыли, ни воды. Свет солнца всей своей мощью беспрепятственно доходит до объекта, не меняя своего спектра. На высоте все далекие «предметы» — огромные гряды гигантских гималайских вершин — кажутся намного ближе. Эта невероятная прозрачность скрадывает расстояние, к которому привык глаз не земле. От этой картины невозможно оторваться. Она настолько призрачно-прозрачная, что даже такой звук, как скрип снега под ногами, кажется может ее разрушить.

Наверное, когда люди рассказывают про кому и прочие попытки попасть в мир иной, и вспоминают про манящую яркую световую «трубу», то они видят и ощущают тоже самое, что я ощутил на вершине. Никакого чувства «победы над собой» и прочих «да, я смог», а только гигантская магическая мощь гор, завораживающая взгляд: я не мог надышаться там ни воздухом, ни наглядеться той картинкой – именно это и есть, наверное, ощущение вечности. Ради него я, получается, туда и шёл. И вот сейчас я в неё шагну. Готов? Да, был готов. До разговора с Абрамовым.

Через полчаса снизу подошел Тукпа – сирдар нашего маленького спасотряда. Как идти, если ты ничего не видишь, если нужно даже будучи зрячим на скальных сбросах, залитых льдом, очень аккуратно контролировать каждый шаг и внимательно ставить ноги в огромных высотных ботинках и в кошках, чтобы не соскользнуть в пропасть. А на мне надет, буквально, скафандр – по тяжести и неповоротливости движений ощущение такое. Голову в кислородной маске повернуть невозможно. А чего ее поворачивать – я все равно ничего не вижу. Ну так и не слышу, что говорит человек сзади. А что он говорит? Чего там слушать? Гоу-гоу. Что может на английском языке сказать мой гид-шерпа, который тоже в кислородной маске.

Толстые рукавицы. А надо перестегивать карабин. Вверх шли – две сотни раз перестегнулся, не меньше. Вверху уже круто, страховочного крепежа много, через каждый надо перестегнуть карабин самостраховки. Зрячему в толстых варежках – не просто. А мне? Я не смогу. Тропа шириной в один ботинок. С одной стороны гигантские снежные карнизы, надутые ветрами над стеной, с другой стороны – просто вертикальная стена.

Строим планы по спуску. Я сижу на снегу, боясь потерять равновесие. Шерпы стоят рядом на небольшой площадке. Судя по звуку голоса, Тукпа снял маску и что-то яростно доказывает моему шерпе. Тот мычит через маску не понятные мне ответы. Я пытаюсь встрять с вопросами, как можно в моём положении пролезть по вертикальной стене – есть там такой кусок метров на семь. Вдруг чувствую, что страховочный двухметровый конец, который все это время связывал нас с моим напарником Пембой, кто-то отстегивает от моей обвязки. Я без особого страха соображаю, что ребята что-то переделывают со страховкой.

И вдруг Тукпа заорал, как кипятком ошпаренный. Я испугался — первая мысль, что пока они что-то переделывали, мой напарник Пемба отстегнувшись от страховки улетел по стене. Но тут рядом со мной Пемба заорал на Тукпу. Значит он не улетел. Я прямо вспотел от волнения и тоже заорал.

— Парни, вот хэппэнд?

— Он выкинул твой страховочный конец.

— Кто что выкинул?

— Пемба отстегнул от тебя и от себя вашу "шерпа-веревку" и выкинул ее в пропасть. Он не хочет с тобой идти вниз, говорит, что умрет, что мы будем идти очень медленно и кислорода не хватит, - отвечал мне на вполне понятном английском Тукпа.

На то он и сирдар – старший, потому что знает язык и понимает задачи. Остальные в массе своей имеют только одно полезное свойство – они родились на высоте и горняшка их мучает намного меньше, чем нас. В горы они идут исключительно за деньги и рисковать собой не спешат.

Блин, зачем я поверил Абрамову, что он меня вытащит. Я ведь уже почти умер спокойно и с чистой совестью. Теперь получается, нужно умирать второй раз. Вот говно-то. Пока весь этот балаган тянулся – прошел час на высоте 8800 и расход кислорода, наверное, уже ушел за половину. Донизу точно не хватит.

Тропа в стратосфере

Рядом со мной на этом участке, где-то до 8650, идти невозможно – крутой ледяной склон со скалами, а потом тоже полно участков, где глубокий снег и пробита тропа след в след. Сейчас Тукпа поведет меня, как ишака на веревочке до первого скального сброса – тут 5 шагов до него. А потом будет встречка. Люди будут идти вверх, я буду стоять как …. ну как слепой, как же ещё. А потом кончится кислород.

— Тукпа, гив ми радио.

— Го-го, пока никого нет навстречу, - Тукпа не дал мне рацию, но потянул меня, рукой взяв за пояс страховочной обвязки.

Потянул к стенке на сбросы ступени Хиллари. Да я два часа назад тут корячился вверх лезть, я не смогу вниз. Как?

— Ногами, блин. Если ты ничего не видишь, то какая тебе разница куда тебя ведут. Считай, что вокруг поляна с грибами, держись двумя руками за перила и шаг за шагом туда, куда тебя тянет первый, — где-то по середине развалов ступени Хиллари на связь вышел Абрамов с вопросом, как у нас дела.

— Дядь Саш, что обсуждаем? Ты же знаешь, что отсюда никого ни разу не спустили.

"Кстати, интересно почему я зову Абрамова "дядей"? — мысли снова потекли в минор.

— Андрей, факт, здесь или своими ногами как-то вниз, или пятым в ту пещерку, где лежит четверо. Там компания достойная, Роберт Холл с 96-го там приличных людей подбирает.

— Абрамов, хватит ржать надо мной, я пойду. Мне какая хрен разница как умереть: или через час тут без кислорода, или сорваться со стены. Но раз тебе приятнее, чтобы я шёл, то я уже пошел.

— Руку, ногу, гоу, — так шаг за шагом Тукпа пару часов протаскивал меня через игольное ушко по узкой тропе на ступени Хиллари, перестегивая мою страховку. А под Южной вершиной нас ждал припасенный Абрамовым кислород: несколько шерпов разложили запасные баллоны по Сашиному плану. В результате кислорода у меня оказалось — залейся и мы с Тукпой шли вниз медленно в бесконечной белой вате.

Какое-то чудо случилось в тот день на Эвересте. На горе было всего три десятка человек, растянувшихся по всему участку 8000-8848. Кто вверх, кто вниз. И это чудо спасло меня. Если бы вверх пошла плотная "встречка", мы бы с Тукпой не прошли: невозможно спускаться на «восьмерке», полсотни дюльферов, если по этой же веревке вверх идут люди. Но и Абрамов, и Тукпа, и Всевышний боролись за меня.

И я дошел. Абсолютно слепого меня спустили с 8800 в лагерь на 8 тысяч. Когда я понял, что терять мне не чего – я начал шагать достаточно смело, поскольку не видел опасности и дело двигалось относительно быстро.

И всё же мы дошли до лагеря IV на южном седле, до восьми тысяч, в тот момент, когда уже все наши активно валили вниз, в лагерь 3 и даже ниже – многие уже были на полпути к лагерю на 6400.

А я по-прежнему ничего не видел.

— Саш, я останусь здесь.

— Андрей, надо вниз. Поверь, твои глаза не включатся, если ты останешься на восьми тысячах, кроме того, у нас уже мало кислорода, а он нужен Тукпе — несколько шерпов остаются собирать палатки и спускать вниз пустые баллоны. Тебе не с чем ночевать. Сейчас тебе навесят полный новый баллон и вали вниз.

Южное Седло, лагерь 8000

— Не понял, шерпы будут собирать лагерь. А с кем я пойду?

— Герман (Кошелев) вызвался тебя спустить.

— Наш Гера?

— Андрей, да наш, блин, чей же ещё. Жди, сейчас подойдут к тебе.

«Гера, я буду твоим Му-Му», — мелькнуло от услышанного текста у меня в голове. Там же пяток очень крутых участков, пресловутый «йеллоу бэнд», полсотни длиннейших дюльферов и кислорода лишнего у нас уже нет.

— Андрюха, не дрейфь, я тебя не брошу. И у нас есть два шерпа с нами.

— Гера, ты… ты… человек, — я не знал, что сказать.

— Давай, стакан чаю, сопли вытирай и пошли.

— Да дались вам всем мои сопли! Вытер я их уже, пошли! И я ни хрена не боюсь, потому что ни хрена не вижу. Ты давай, за двоих бойся.

7300, третий лагерь. Герман пытается объяснить Абрамову, что мы остаемся тут, что сил нет ни на что. Абрамов орет, что в следующий раз он просто завалит палатки, чтобы туристы даже не пытались думать про третий лагерь, что я слепой тут не от больных глаз, а от кислородного голодания и что это уже начало отёка мозга. И либо мы идем на 6400, либо пишем расписку на телефоне, что сами виноваты в своей смерти. И говорим ему пароль от телефонов, чтобы он потом мог открыть их и полиции предъявить наши трупы с расписками в комплекте.

Минус 7 кило. Сплошные нервы

Я вдруг вспоминаю подробности из книги «8 тысяч над уровнем мозга» об этом участке – внизу нас ждет наш док с дексаметазоном и пивом. И нам совсем немного осталось. И мы идём.

Но я больше никогда никуда не полезу. Я забрал свой последний шанс на жизнь, из отведенных мне Всевышним, и я дома. И ещё я никогда не забуду бесконечное счастье – видеть весь мир на ладони.

Фото Аллы Мишиной

Интервью с Андреем Головым 20 мая 2024.

Как эта история выглядела со стороны Александра Абрамова рассказано тут