Килиманджаро с Ольгой Румянцевой. Через башню к звездам...
На третий день нашего путешествия к вершине Килиманджаро нам предстояло переползти через лавовую башню с оригинальным названием Lava Tower.
Переползти практически в буквальном смысле слова. Ибо на третий день путешествия подняться на высоту 4800 метров, а потом спуститься от туда, задача непростая.
Меня тут попросили не нагнетать, а то у читателей начинает возникать ощущение, что к концу повествования выживут не все, а на вершине вообще никто не окажется.
А я и не нагнетаю. Зачем нагнетать, если события и так разворачивались таким образом, что после второго дня переходов с утра мне уже начали задавать вопросы про пути отхода и возможные средства эвакуации.
Я практически недрогнувшим голосом описала всю широту перспектив эвакуации, но заверила, что пока не вижу предпосылок к такому развитию событий.
Так началось второе утро третьего дня на склонах Килиманджаро.
Для любителей точных цифр и графиков - ниже точные цифры и графики, чтобы лишнего не читать.
Для остальных - неявно выраженные несвязные эмоции и миллион фотографий. Для почитать и посмотреть.
В этот день мы героически преодолели больше девяти километров за почти семь с половиной часов.
На графике часов меньше, потому что это чистое время движения. А семь с половиной - это вместе с отдыхами.
Высота утреннего и вечернего лагеря почти не отличалась, но чтобы перейти из одного в другой, нам пришлось подняться на почти 800 метров и почти на столько же спуститься.
За это я и люблю маршруты Мачаме и Лемошо - для акклиматизации гораздо полезнее вверх-вниз ходить.
Солнце неспеша выползало к нам из облачной перины.
Из этого лагеря уже можно было любоваться практически вершиной. Чем я собственно пол ночи и занималась.
Пока солнце не вышло, жизнь в лагере спокойна и размеренна. Все понемногу отогреваются (ну, Африка ж), приходят в себя и никуда не торопятся.
Но стоит только солнцу показать свои теплые лучики добра, как все оживает. Начинается предвыходная суета.
Все куда-то носятся, чего-то носят и пытаются сделать вид, что мы выходим поскорее, потому что нужно ж до дождя успеть.
В плане хорошей погоды и солнца оптимизм участников был так высок, что они каждое утро изводили тюбики крема. И правильно делали. Ибо пессимисты сгорели еще в первый день и им уже ничего помочь не могло.
Переход от лагеря Шира до Лава тауэр ничем выдающимся не отличается.
Сложно? Да нет. Идешь себе по тропинке вверх.
Красиво? Да. Но не как-то особенно.
В общем идешь, головой по сторонам вертишь, медитируешь.
И пусть особенных красивостей нет. Но обычных-то вполне хватает. Только успевай фотоаппарат доставать.
То цветочек, то лестница странная, то растение вида нелепого. Просто рай для фотограффомана.
Участнички идут, на солнце разморенные. Всем уже не очень хорошо. Но виду пока не показывают. Иногда даже улыбаются.
Правда с какой-то отрешенностью в глазах.
Ближе к обеду пришла нехорошая туманная фигня и стала поглощать все вокруг.
Но нас это пока не сильно напугало. Мы несмотря на и вопреки всему идем такие героические. То вверх, то вниз. То про фотоаппараты вспомним - хороший признак на высоте больше четырех тысяч метров, значит еще не сильно прижало.
Теперь уже можно сказать то, о чем я не рассказывала участникам.
Вот не люблю я этот подъем и эту лавовую башню. Один раз мы там вообще в снежную пургу попали, чуть не околели.
И вечно там погоды хорошей не додают.
Но тут как с лекарствами. Любишь, не любишь, а как пилюлю - принять нужно. Поэтому я ничего и не говорила.
Шла, расписывала красоты. Ибо ничего вокруг все равно почти видно не было.
А тем временем с приближением к отметке пять тысяч в наши доблестные ряды прокралась горняшка. Она конечно никого вот так с первого раза не сломила. Но ряды дрогнули и поплыли.
Сначала только в переносном, а потом, с приходом дождя и в буквальном смысле слова.
Холод, ветер, дождь, приличная высота - весь набор радостей высокогорных путешествий обрушился на бедных путников.
В итоге, когда я с группой отстающих доползла до вершины башни, где нас ждала палатка с горячим обедом, предо мной предстало душераздирающее зрелище.
Половина группы замерзнув и промокнув тряслась как в припадке болезни Паркинсона. Головная боль, истерика, слезы, сопли, дрожь зубов - с первого взгляда было видно, что так хорошо люди на Новый год еще ни разу не отдыхали.
К счастью вкусный обед и чудеса творящий горячий чай почти всех вернули к жизни.
Меньше всего хотелось вылезать из палатки в холодную морось.
Но впереди был во-первых, спуск. А как известно, с понижением высоты горняшка сама собой проходит. Во-вторых, спуск проходил по удивительно красивому ущелью. Уж это-то я знала точно.
Так что поскакали мы вниз и вниз, через облака, без каких бы то ни было вспомогательных средств, с светлому будущему.
И в награду отважным героям, тучи разошлись, камни расступились и открылся сад чудесный с деревьями невиданными.
И чтобы там некоторые не говорили и как бы википедией не тыкали. Но местные гиды эти чудесные деревья называют сенециями.
А второй вид растений они вообще лобелией называют. Википедия опять же странные результаты выдает.
А нечего по википедиям лазать. Нужно местных жителей слушать.
На этом наш спуск практически закончился. Не то чтобы мы дошли.
Но все как-то повеселели, оживились и идти совсем перестали. К каждому дереву выстраивалась очередь сфотографироваться возле него в наиболее оригинальной позе.
Ни или хотя бы запечатлеть его для семейного альбома.
Первые полчаса я терпела и лишь зубами скрежетала. Потом конечно напомнила, что нам до темноты бы в лагерь придти.
Когда же за очередным поворотом появился лагерь... все застыли буквально пораженные сим величественным зрелищем.
Какой там лагерь. Целый палаточный город. Ведь в этом месте сливаются несколько маршрутов. В том числе и второй по популярности - Мачаме.
Сразу как-то прекратились шуточки и подколки на тему, безлюдности Лемошо. Вопросы почему я его называла самым малолюдным отпали сами собой.
Уже на следующий день нам предстояло вкусить радости стояния в очереди для продвижения по тропе.
Ну а пока мы просто радостно валили вниз.
Ну как радостно?
Попросила я встать всех, сфотографироваться.
Лица грустные, хоть сейчас всех домой отправляй.
Пришлось самой за дело взяться, эге-гей там всякий сказать, руками помахать. В общем, кто мог улыбаться, поняли, что лучше улыбнуться. Пусть криво, пусть из последних сил. Но радость от отдыха изобразить нужно.
Последний рывок по аллее сенеций и вот уже каждый кто способен был держать ручку в руках, записывается в журнале.
С каждым днем, правда, таких способных становилось все меньше и меньше.
Барранко кемп - один из самых моих любимых лагерей.
Помню первое ощущение от вида стены Килиманджаро. И от самой стены Барранко. Когда всматриваясь в кажущиеся вертикали ошеломленно спрашиваешь:
- Куда-куда мы завтра полезем? Туда? Вы в своем уме?
А еще огромные вОроны бродящие среди палаток.
Но на этот раз в недоумении бродила я.
Где вороны?! Где снега?!
Как-то оно все не так выглядело. Не хуже, не лучше. Просто не так.
С наступлением темноты все как-то плавно расползлись по палаткам.
Вообще группа попалась какая-то тихая, небуйная, не склонная к шумным вечерним посиделкам.
Уставали они у меня что ли?
Ну а я... Я ж уже рассказывала. По привычке с первыми же лучами луны я отправилась лунатить.
Звезды по-прежнему были с ладошку, а луна с прожектор. А я по-прежнему пыталась запечатлеть всю эту красоту.
Потерпев фиаско накануне с трясущимися от холода руками, в эту ночь я придумала, как по другому фотографировать.
Думаете я догадалась взять у Петровича штатив? Или догадалась взять большие красивые фотоаппараты у все равно не способным к съемкам участников?
Это бы было слишком хорошо для меня.
Но попрыгала я на морозе опять какое-то время и посмотрела на размазанные по экрану кадры. И тут на меня снизошло озарение. Можно ж поставить фотоаппарат на что-нибудь.
Первые опыты были не слишком удачными. Вот как-то так.
Но упорство и труд, как известно, все перетрут. Насчет труда не знаю, а упорства мне точно не занимать.
Тем более, что времени у меня было - целая ночь.
Обмороженные руки, разряженные аккумуляторы. Но пара кадров на память об этой чудной ночи у меня все-таки осталось.
