Артур Карапетян. ПОТЕРЯННОЕ НАСТОЯЩЕЕ, ИЛИ В ГОСТЯХ У ТУМАНА

 И каждый раз, покинув горы и спустившись в обычный мир, я как будто рождаюсь заново и очищенным иду навстречу к новой судьбе.

Здравствуй дорогой читатель, если ты уже читаешь эти строки, то прямо сейчас же оставь их, и сначала внимательно посмотри вокруг себя, посмотри на свои руки, на свое тело, на все, что тебя окружает, какая погода за окном, какое небо, ТОЛЬКО ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНО. Оглянись вокруг, делай глубокий вдох и выдох, ПОЛНОСТЬЮ ОСОЗНАЙ И ПОЧУВСТВУЙ, ЧТО ТЫ НАХОДИШЬСЯ В НАСТОЯЩЕМ, ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, а потом только отпусти свое настоящее, и погрузись в этот интересный рассказ, ибо ближайшие несколько минут ты снова покинешь свое драгоценное и трудно уловимое настоящее, и в ОЧЕРЕДНОЙ раз очутишься в другом не менее приятном настоящем.

…Ноги были ватными, и еле двигались. Каждый шаг вперед, даже на несколько сантиметров удавался с трудом и с большими усилиями. Через каждые несколько метров он спотыкался и падал от усталости, потом с огромным трудом упираясь на ледоруб снова вставал, и пошатываясь двигался вперед. Порывистый, рванный ветер, бесцельно и хаотично бродя от вершины к вершине, время от времени, жгучей и колючей пощечиной ударял ему прямо в лицо, обжигая своими холодными, снежными иголками. Было неприятно и больно, но это помогало ему оставаться в еле уловимом настоящем, на грани которого бродили его уставшее тело и разум.

Из самых дальних уголков до предела напряженных мышц измотанного организма по крупицам были собраны все остатки воли, которые своей силой двигали непослушное и поплывшее тело вперед, уговаривая каждые несколько минут всеми способами, как ребенка, отложить очередную остановку, зная, что любая из них может стать последней.

Густой, молочный туман, словно живое существо, уплотняясь, медленно ползал снизу вверх, и с каждой минутой все больше окутывал своей пугающей, мертвенной, пустой тишиной. Еще несколько изнурительных и непонятных, в какую сторону: вверх или вниз шагов, и он рухнул на снег. На этот раз искорки воли уже не смогли уговорить его отложить остановку до следующего заснеженного скального выступа, который был всего в пару метров от него. Туман, плотным кольцом продолжал сжиматься вокруг него, и своими дымообразными щупальцами касаясь его обветренного и уставшего лица, медленно как огромный питон начал проглатывать его тело. Его глаза медленно и безрезультатно двигались из стороны в сторону, в вязком сине-сером туманном сгустке, пытаясь передать мозгам хоть какую ту форма-информацию. Его ноздри, ловили только морозный запах давно знакомой и любимой, но уже пугающей пустоты.

Дышалось тяжело. Легкие через потрескавшиеся губы и обсохшее горло с большим трудом втягивали в себя холодный, густой воздух, в котором почти не было живительного О2.

Полностью оказавшись в узком и вязком горле тумана, он собрал последние остатки своих сил, и упираясь на ледоруб, пытался встать, и вырваться изнутри серого сгустка. Но на сей раз ничего не получилось. Единственное движение, что ему удалось сделать: это медленно скатиться с сидячего положения в полулежащее. Веки стали тяжелимы и несмотря на сопротивление разума, закрывались сами по себе, при этом, одна его часть все время повторяла вслух: «Нельзя этого делать, не ложись, не закрывай глаза, слышишь, не делай этого, вставай и двигайся вперед, если ты заснешь, то это уже навсегда…», а другая, говорила: «Пропади все пропадом, с тебя довольно, ты уже сделал даже больше, чем мог, все… пусть будет, что будет и точка...»

Этот внутренний спор, начавшись почти час назад, не прекращался ни на секунду. Он, то поддерживал позицию одного, то другого, то оставлял их обоих в споре, и безразлично исчезал в приятных воспоминаниях своего прошлого, или в желаемой картинке будущего, которое, полностью зависело от его теперешнего настоящего, и в прямом смысле висело на волоске.

Потом появилось неожиданное и странное состояние безразличия, которое все чаще стало атаковать его разум. Чтобы встать и двигаться вперед, он начал стимулировать себя воспоминаниями, крутя перед своим внутренним взором лица родных, близких и друзей, которые с нетерпением ждали его возвращения, но это мало что изменило. До предела уставшее тело просто не могло двигаться, и лица родных и близких просто крутились кинолентой на его внутреннем мониторе как просмотренное старое кино, которое не имело никакого отношения к настоящему, они были там в другом настоящем, а он здесь в другом, и эти две настоящие казалось никак не были связаны друг с другом. Он, почему-то игнорировал внезапно появившуюся мысль о том, что связывающим звеном между этими двумя настоящими, как раз и являлся он, со своим уставшим телом и неугасаемым духом, здесь и сейчас, и чем дольше он останется в полулежащем состоянии на снегу, тем больше вероятность, что разорвется связь между этими двумя настоящими, в крайнем мере один из них останется навсегда в холодном безмолвии тумана среди горных вершин. 

Он левой рукой продолжал держаться за воткнутую в лед ледоруб, а правой стал копаться в рюкзаке, пытаясь найти маленький термос, глоток содержимого которого могло бы ободрить его, и придать силы для того, чтобы снова встать и идти. Замерзшие пальцы почти не чувствовали ничего, и с трудом передавали информацию к мозгам, которые тормозя и «зависая», еле разбирали любую переданную им информацию. Через какое-то время, ощупывая термос, или скорее всего, туго осознавая, что то, на чем лежали его замерзшие пальцы, это и являлось термосом, он неуклюже вытащил его, с трудом открыл прилипшую крышку, и несколько секунд прицеливаясь, стал саперской осторожностью наливать последние глотки уже давно остывшего отвара шиповника, а потом, после небольшой паузы, так же медленно протянул ее к своим потрескавшимся и обветренным губам.

Все движения и мысли были крайне заторможенными.

С трудом еле проталкивая через сухое горло небольшой глоток уже холодной водички со вкусом шиповника, он слегка зажмурив глаза, напрягал свое зрение и устремил свой взгляд в вибрирующее сердце серо-синего, молокообразного тумана, словно что-то искал в нем важное.

Через мгновение на его уставшем лице появилась счастливая детская улыбка, и он радостно крикнул:

-Все пап, я уже бегу.

-Давай побыстрее, мы ждем тебя.

Веселый голос его папы мгновенно выдернул его из серого, холодного тумана, который появился внезапно, непонятно откуда, и он, повернувшись в сторону старого большого дуба у дороги, в тени которого его мама и сестры уже начали собирать накрытый на зеленой травке скатерть, на которой несколько минутами раньше они вкусно пообедали, снова крикнул:

-Пап, я уже иду.

В голубом, безоблачно-июльском небе, играя на ярких нотах солнечных лучей, весело резвились пятнистые перепелки, и черные ласточки. Он стоял у холодного родника с большим, красивым термосом, и готовился набрать воду для дороги.

Вдруг июльская жара вновь исчезла, и из не откуда внезапно, снова появился серый туман с колючим снегом, который ударил по его розовым мальчишеским щекам. Мальчик, от неожиданности широко раскрыв глаза, быстро потряс головой пытаясь скинуть видение в котором он оказался, и увидев вместо большого красивого, глянцевого термоса, который только что держал в руках, маленький, покрытый коркой льда термос, и свои обветренные, замерзшие, с торчащими венами руки, сильно удивился и испугался. Но, не успев даже понять, откуда взялся этот туман, как через несколько секунд он снова оказался на красивой поляне у весело журчащего родника.

Его напуганный взгляд все еще был прикован к своим рукам, которые к его удивлению уже были не замершими, с набухшими венами, а нежно-розовми, детскими, с маленькой царапиной над большим пальцем левой руки, которую несколько дней назад оставил соседский котенок. Мальчик не мог найти объяснение тому, что с ним происходило, и к состоянию, в котором только что пребывал, и с широко открытыми глазами смотрел по сторонам, пытаясь понять и осознать настоящее вокруг себя.

Он внимательно сканировал и впитывал в себя все, что окружало его: яркое июльское солнце в зените, сочную, зеленую траву и пестрые полевые цветы вокруг себя, повсюду порхающих красивых бабочек, веселых ласточек рассекающие небо вдоль и поперек, мелодию приятного перепелиного пения звучащую прямо над головой, старый большой дуб в нескольких метрах от него, холодный родник, у которого он стоял, и термос, который все еще держал в руке. Кстати, термос уже был не тот с отваром шиповника, а большой, глянцевый, покрытый ярким красивым рисунком розово-красных роз с зелеными листьями и цветами, и до краев был наполнен холодной вкусной родниковой водой, и не до конца закрыт сверху пробкой.

Он с удивлением продолжал думать: почему и как всего пару секунд назад, оказался в густом тумане, на каком-то безлюдном ледяном склоне, и выглядел взрослым, небритым, с покрытыми инеем щеками, уставшим дяденькой. Откуда все это взялось?

Где-то в глубине души он знал, что тот человек в горах был он сам, и было странное ощущение, что это было в прошлом, несмотря на то, что ему было всего семь лет. Скоро снова раздался голос отца:

-Ну что мальчик мой, давай быстрее мы все ждем тебя.

Он смотрел то на папу, то на пробку термоса, и не торопился идти. Ему очередной раз показалось, что он не достаточно плотно закрыл пробку, и вода выльется в машине на пути в село Золакар (полосатый камень), раскинувшееся на красивом берегу высокогорного озера Севан, где жили их родственники, и куда они направлялись в гости. Он, продолжал еще стоять у родника, и смотрел то в сторону папы, то на пробку термоса. Одна его часть говорила: «Хватит, больше не дави на пробку, а то сломаешь уже третий за день термос, а другая часть: Да ладно, ты ведь не хочешь, чтобы вода вылилась в машине, и чтобы нечем было утолить жажду в пути ». В конце концов, он принял решение: еще чуть-чуть, прямо чуточку, надавить на пробку для полной уверенности в том, что она хорошо закрыта и побежать к машине, но как только чуть придавил пробку, снова бабаххх. Раздался уже знакомый противный звук, похожий на звук, столкнувшихся подводных камней, и со дна большого красивого термоса полилась холодная, родниковая вода, прямо на его босые ноги. Он с горечью понял, что за день сломал уже третий, последний термос, который родители брали в дорогу. Мальчик нахмурился, не находя слов, для своего оправдания, и обижался на судьбу и на папу тоже, который как будто специально всегда посылал за водой именно его, а не старшую или младшую сестру. Ведь папа знал, что он не сможет противостоять перед экспериментом с пробкой и снова сломает термос. Мальчику, было интересно, почему дно внутренней части из зеркального тонкого стекла, с виду большого и надежного термоса так легко лопается, когда он чуть больше придавливает на пробку. Ему был интересен этот процесс, что, и как происходит, и он ни чуть не сомневался, что даже если бы было в машине десять таких термосов, он бы все сломал, пока не нашел объяснений загадочному процессу. Папа уже объяснял ему физический процесс, почему ломается термос, но как-то было не совсем понятно и хотелось самому, методом проб и ошибок достичь этих знаний.

Он медленно, с пустым термосом направился в сторону новенькой жигули шестой модели приятно табачного цвета, недавно купленной папой, у самого Юрия Варданяна (легендарный Армянский тяжелоатлет), которая под лучами яркого солнца разливалась и искрилась разноцветными бликами. Он медлил, так как в машине ему предстояло в очередной раз выслушать сердитую речь папы, который снова начнет объяснять законы физики: почему и как лопается дно, до краев наполненной водой термоса, когда давят на его пробку. Эта нежеланная сцена была неизбежна, и ему ничего не оставалось, как направиться навстречу к ней.

Небольшая бабочка с лимонными крыльями слева на право перерезала путь мальчика, и дразня его своими красивыми узорами присела на ярко-фиолетовый цветок с колючими лепестками, растущего прямо у весело журчащего ручья. Потом чуть левее появилась еще одна с ярко оранжевыми крыльями, окантованной по краям тонкой черной линией, похожи на те, что он видел на марках, которые страстно коллекционировал уже несколько лет. Потом чуть дальше еще парочка светло-голубого цвета, и еще одна, и еще… их было так много и они были такие красивые что мальчик мгновенно покинул свое настоящее с грядущими неприятностями с папой, и переместился в другое более приятное настоящее, где вокруг порхали много сказочно-красивых бабочек из рисунков своих марок.

- Артур, ну ты сегодня дойдешь до нас или нет? Звонкий, с легкой интонацией упрека, голос старшей сестры заставил его оставить прекрасный мир разноцветных бабочек и со сломанным, пустым термосом приближаться к предстоящему словесному урагану. Все уже были в машине и ждали его с холодной родниковой водой, чтобы продолжить путь.

Дойдя до машины, он залез на заднее сидение за водительским креслом, и тихо положив пустой термос на коврик под свои ноги, затаился, ожидая наказания. Папа, ничего не заметив, тронулся. Все шутили и веселились. Мама, которая сидела на переднем сидении рядом с папой, повернулась и с улыбкой спросила: Ну ты что мой мальчик, мы уже устали ждать тебя в такую жару, что так долго?

Он, повесив голову и пряча взгляд, ничего не ответил, ожидая, что вот-вот все начнется, и одновременно правой ногой незаметно для всех пытался запихнуть сломанный термос под сидение папы, чтобы никто не заметил его и не захотел холодной воды. Мама, увидев его обиженное лицо с нахмурившими бровями которые висели до самого пола, и направленный на «хрупкий» термос под ногами взгляд, сразу все поняла, и задирая красивые брови и покачав головой, незаметно для всех взглядом упрекая своего мальчика отвернулась еле удерживая свой смех. Она поняла, что ее экспериментатор и непоседа сломал очередной термос, и им придется остаток дороги в такую жару, проехать без капли воды, но ничего не сказала, не желая выдать своего мальчика. Сестры ничего не заметили, и папа тоже, внимание которого было приковано к извилистой трассе. Он пребывал в отличном настроении, и прибавив громкость магнитолы, начал подпевать с ней «ками ми кич дадари, арев ужех ми айри…», время от времени отпуская руль и похлопывая ладонями под такт приятной музыки.

В машине царило отличное настроение, все радовались и присоединяясь к папе стали подпевать. Мальчик понимая, что на сей раз все обошлось, «пока», и что никто ничего не заметил, кроме мамы, ну а она всегда была на его стороне, расслабился и начал радоваться со всеми. Его опасения миновали. Скоро он вообще забыл про сломанный термос и откинувшись назад, и приняв уверенную, расслабленную позу того миллионера, сидящего за рулем дорогого, красивого гоночного автомобиля, фото которого он вырезал со страниц какого-то иностранного журнала, и бережно приклеил в своем блокноте, положил руки на подголовник переднего сидения, и копируя движения рук отца, стал представлять, что он сам и есть тот миллионер, за рулем той шикарной спортивной машины.

Он с удовольствием погрузился в приятное настоящее за рулем.

Машина летела по трассе словно стрела, рассекая летний зной своими обтекаемыми формами. Артур взглядом пробежался по спидометру, стрелка которого зашкалила уже за 200км. и продолжал пребывать в прекрасном, довольном от жизни НАСТОЯЩЕМ.

Он продолжал оставаться в вальяжно раскинутой позе, в удобном, облегающим все тело водительском кресле новенькой светло-бирюзовой Lamborghini, которую недавно подарила ему любимая жена, и наслаждался быстрой ездой и свежим ветерком. Все это пробудило в его памяти дни из счастливого детства, когда они каждые выходные с семьей ездили в деревню к родственникам, и он каждый раз, сидя за папиным сидением, представлял себя на его месте за рулем.

Какая быстротечная все-таки наша жизнь. Скорее всего, быстротечны счастливые секунды, а трудные, кажется вечностью.

Да! Эйнштейн безусловно был прав на счет относительности..., размышлял в слух Артур.

Эти приятные воспоминания из далекого счастливого детства, которые внезапно всплыли из глубин памяти, полностью охватили его. Особенно та поездка, жарким летним днем, когда он сломал все три термоса в машине, а потом под прикрытием мамы уходя от наказания, погрузился в воображаемое сидение спортивной машины и гнал по трассе прямо как сейчас. Он снова ощущал себя маленьким мальчиком.

Под собой снова оказалось велюровое сидение в папиной жигули, и он удивился, а откуда взялась та суперская машина, за рулем которой он внезапно оказался всего пару секунд назад, и та незнакомая широкая автострада. А может на самом деле это и было сейчас? или наоборот сейчас это и есть тогда, или может….

Все запуталось. Грани незаметно исчезли, прошлое и будущее одновременно оказались НАСТОЯЩИМ, и он пребывал одновременно и здесь, и там. Жужжание какого-то насекомого в ветвях сорванных сестрами несколько минут назад полевых цветов, на полянке под большим дубом у дороги, где они остановились на пикник, оторвали его из приятого состояния за рулем, и вернули в летящей по трассе как стрела Жигули. Он снова сидел за папиным сидением, а руки к его удивлению, вместо подголовника папиного сидения, держали кожаный руль Lamborghini. Он медленно провернул голову и посмотрел назад. На задней полке, откуда было слышно жужжание пчелы, вместе букета пестрых полевых цветов лежал огромный букет бело-розовых роз, которые он недавно подарил своей дочери, при встрече в аэропорту. Летний пейзаж Армянской нагорий с холмами, горами и густыми лесами снова внезапно поменялся на широкую многополосовую автостраду, тянувшуюся из аэропорта в город Милан, хотя вокруг еще были слышны сладко поющие голоса пятнистых перепелов из детских лет. Рядом сидела его красавица дочь, длинные красивые волосы которой весело играли на крыльях приятного ветерка.

Он боковым взглядом посмотрел на свою красавицу дочь и окончательно оставляя прекрасные воспоминания детства вернулся в НАСТОЯЩЕЕ.

Несмотря на свои двадцать пять, его дочь уже умело и виртуозно управляла их компанией «NATELL», которая была создана всего пару десятков лет назад его силами. Она, соревнуясь с магнитолой, радостно подпевала веселую армянскую песню: «ками ми кич датари», и честно говоря, голос певицы из магнитолы во многом уступала ее звонкому голосу. Она была в прекрасном настроении. На ее нежном, красивом пальчике правой руки, которая под такт музыки постукивала об подлокотник папиной машины, тысячами оттенками искрилось шикарное золотое кольцо с огромным брильянтом в центре, которое папа подарил ей всего несколько минут назад, в честь предстоящего праздника. Они с аэропорта мчались в сторону города Милан, где уже через час должна была состоится пышная церемония празднования дня рождения их компании.

Артур безумно любил своих детей, и ничего не жалел для них, и поэтому оставляя всех высокопоставленных гостей, которые были приглашены со всех концов света, сам поехал в аэропорт, встречать свою дочь, которая прилетела в честь праздника, и по традиции сама должна была открыть эту церемонию. Он был самым счастливим отцом на свете, и несмотря на свой довольно молодой возраст уже успел достичь многого. С его внезапным и напористым появлением в арене мировой моды, задалась новая и очень высокая планка, которую, с трудом удерживали даже законодатели мировой моды с большими и богатыми прошлыми. Одежда, которую он создавал, была настолько проста и гениальна, что ее с удовольствием носили во всех слоях общества, и практический на всех континентах земного шара, от Голливудских звезд до малочисленных народов дальнего севера и племен Африки.

Скоро появились первые дома города, где исполнялись Большие цели - Милан.

Заезжая в город и скинув скорость, что пришло не по душе всех пятисот с лишним бешеных скакунов, которые пенами у рта, фырчали под блестящим, светло-бирюзовым капотом спортивного красавца, отражаясь в котором, на голубом фоне ясного неба, медленно проплывали шикарные, средневековые дома, украшенные в стиле барокко и готики, он направился в сторону делового центра города, где находился высокое, не менее красивое здание его офиса, построенным по его же замыслу из железа-бетона и Венецианского голубого стекла, в необычно-красивой и сложной форме. В архитектуре офис-центра, как и в его одежде с большим вкусом переплелись и слились в одно единое разные стили и направления, начиная от каменного века, и до гипер-космо-современным.

Он в отличном настроении подъехал к красивому, стеклянному зданию, в котором так же как на блестящем капоте его машины, отражалась вся красота Милана. Его чисто выбритое красивое лицо выражало огромное чувство благодарности к Всевышнему, и к жизни в целом.

Они с дочерью вышли из машины и сквозь стену журналистов и вспышек фото камер направились внутрь.

Через несколько минут должно было состояться открытье церемонии посвященной двадцатилетию создания их компании.

В роскошной фойе было много гостей, среди которых были и высокопоставленные политические деятели мирового уровня, и звезды мировой моды и искусства, и достойные, преданные к его делу коллеги, и близкие друзья и родственники. Виртуозные музыканты, которые были приглашены из Миланской филармонии, с его появлением по команде своего дирижера начали играть его любимое «времена года» Вивальди. Они, с дочерью лишь украдкой останавливаясь и обмениваясь любезными словами приветствия с некоторыми из приглашенных гостей, быстро направились к центру зала, где их ждала семья. Они не виделись почти месяц, так как все были в разъездах по разным концам земного шара, по делам их компании. Вообще он был окружен мощными стенами замка из крепкой семьи, любящих родственников, и преданных друзей, что и помогало ему уверенно двигаться вперед, словно атомный ледокол, разрывая коварный и непредсказуемый льды мирового бизнеса. Они с дочерью подошли к своим родным, и радостно приветствуя и обнимая, аккуратно вытащили их из плотного кольца каких-то важных гостей и журналистов.

Так как все гости уже давно были собраны и ждали только Артура с дочерью, приятный голос ведущего попросил всех тишины и внимания, и объявил о начале церемонии. После небольшой речи она пригласила к микрофону управляющую компанией, молодую и прекрасную его дочь.

Она, получая благословения родителей, с красивой улыбкой, уверенной и грациозной походкой направилась в сторону сцены. Именно она, уже который раз, блистательно открывала эту церемонию. Все были очарованы ее умом и красотой, и замерли в ожидании ее безупречной речи.

Артур с супругой счастливыми глазами смотрели на свою красавицу дочь, удивляясь, как быстро пролетели годы, и как она из маленькой, энергичной и непослушной капризульки превратилась в взрослую, умную и уверенную в себе леди.

Несколько секундная пауза и все вокруг растворилось в приятной мелодией ее голоса.

Артур был безумно счастлив и полностью, без остатка погрузился в настоящее.

Даже улыбающиеся взгляды высокопоставленных гостей и мировых звезд, которые случайно попадали в его поле зрения, не могли ни на секунду отвлечь его внимание от дочери, и оторвать его от ПРЕКРАСНОГО НАСТОЯЩЕГО. Вот только его раздражали непрестанные и нервные шаги взад вперед, какого-то высоко поставленного гостя с небольшим ростом и в генеральских мундирах. Он приглянулся, это был Наполеон, который словно бешенный и раненный бык, фыркая и пиная железным ободком носка длинных черных кожаных сапог горячий от палящего солнца песок Сахары, уже полчаса, несмотря на очередную победу, пребывал в нерешительном состоянии загнанным в угол крысы, не зная что делать дальше. Он, оторвав свои окровавленные безумием глаза от Сфинкса, резко остановился и заикаясь от приступа бешенства и мания величия, с пеной у рта прямо как у тех скакунов под капотом Lamborghini, выкрикнул: А что предлагаешь мне делать Артур? Я же Наполеон, я имею на это право. Я посланный звездами программист и должен внести поправки в матрицу этого мира. А это Сфинкс понимаешь, он нервирует и дразнит меня, он смеется мне в лицо и называет выскочкой, нет… я не боюсь… да он… цельтесь в него быстро, кому я сказал, цельтесь, сейчас мир узнает кто в нем хозяин…

Солдаты королевского артиллерийского полка с черными от пороха лицами, мгновенно заразившись от их полководца бешенством, которое перекрывал и так уже слабые всплески разума, подкатили большую пушку, и прицелились прямо в лицо Сфинкса.

Солнце было в зените. Сорокоградусная жара и горячий ветер пустыни, который поднялся как только подкатили пушку и направили ее на Сфинкса, хлыстом своего горячего кнута прошел по лицам Наполеона и артиллеристов да бы охладить их горячие головы. Но ничего не помогало. Наполеон все орал разговаривая сам с собой: я же Наполеон, ну и что, что скоро окажусь на Эльбе, я обязательно должен… этот Сфинкс говорит, что в нем заключена матрица мира и века покланяются ему, сейчас посмотрим, на сколько он вечен… да он еще смеется мне в лицо, вы только гляньте, в лицо великого полководца, вот если бы этот сфинкс хотябы повесил глаза и замолк, я мог бы и передумать…

Целься прямо в лицо, смотрите не промахнитесь, а то пристрелю всех придурки… негодяи…

Он был в бешенстве, и срывался на артиллеристов.

Артур отвернулся от наполеона, и проталкиваясь через стену журналистов и приглашенных к юбилею «NATELL» гостей, направился к выходу.

Ему было неприятно компания этих раненых мозгами безумцев во главе Наполеона, да и горячий песок Сахары, который припекал его ноги через толстые подошвы ботинок, палящие лучи качающегося в зените солнца, и предстоящая безумная и отвратительная сцена тоже особо не цепляли его. Сказать по этому поводу полководцу можно было много: и то, что этот безумец прямо завтра сожалеет об этом выстреле, и будет просить прощения у Сфинкса, и то, что скоро его заключат в тюрьму, и отошлют на остров, и то, что он последние свои дни проведет в тяжелом одиночестве и многое еще другое, но это было бессмысленно, так как сейчас полководец не был в состоянии чего-либо слушать и понять.

- Подожди, не уходи, сейчас будет буууммм… и увидишь как сморщиться Сфинкс, а может и вообще улетит в пух и прах. Противный хрипучий от бешенства голос Наполеона остановил его. Он, повернулся и с жалостью посмотрел на обезумевшего полководца. Сфинкс, который все это время не проронив ни слова, и не сделав ни единого движения, держался, гордо смотря вдаль, услышав последние слова Наполеона, покачал головой и искривляя губы смачно харкнул на него. Он, окончательно обезумев от этого поступка, сквозь желто-зеленую слизь, которая как клей с ног до головы покрыла его тело, еле дыша орал: -пли… пли… пли…

Рука офицера, которая частично тоже был покрыт желто-зеленой слизью, задрожала от приступа испуга, и он от ужаса, уже не контролируя себя, автоматично поджег фитиль пушки, торчавшейся из запального отверстия. Через мгновение раздался оглушительный грохот, и раскаленное ядро, вылетев из двенадцатифунтовой пушки и свирепо оскалив клыки, рассекая горячий воздух пустыни, полетел в сторону гордо стоящего испокон веков и не сделавшего ни одного шага с места Сфинкса.

Серый густой дым окутал все вокруг. Был только дым, дым, только дым и больше ничего.

Артур оглушенный выстрелом из огромной пушки, ладонью закрывал нос и рот, пытаясь спастись от едкого дыма. Но ничего не помогало. Дым, просачиваясь в туалет сквозь дверной проем, резко оторвал его от последних слов Наполеона, и он быстро спуская воду и натянув штаны выбежал из туалета в кухню, которая так же вся была в дыму. Вокруг еще суетились и бегали офицеры Наполеоновской армии.

Картошка в сковороде, которую он поставил на плиту, перед тем как зайти в туалет, давно уже прожарилась, и прогорело, скорее всего, горела уже сама сковорода, она, раскалившись до багрово-красного цвета, была похожа на то раскаленное ядро, которое несколько секунд назад полетел в сторону Сфинкса. Он быстро выключил газ, и открывая все окна в квартире, стал размахивать журналом «GEO», который еще держал в руке.

- Твою мать…, ну и умеют писать эти журналисты, я так отвлекся этой интересной статьей, про то, как Наполеон выстрелил в Сфинкса, что остался без обеда, испортил фирменную сковороду, и чуть не спалил квартиру.

- Ну ладно, Бог с ней, с этой сковородой, да и с Наполеоном тоже, кушать сильно хочется, сказал он вслух, и полностью проветрив квартиру, пошел на балкон, снова набрал картошки, и вернувшись в кухню, и взяв небольшой острый ножик принялся их чистить.

Журнал «GEO» лежал рядом. Он весь был в песке Сахары, его страницы еще дымились, из них слабо доносились крики офицеров Наполеоновской армии у Каира, мешаясь с лаем бездомных собак во дворе, стуком женских каблуков в подъезде, и пиликанием соседнего домафона за стеной.

За окном звучал летний вечер, оповещая об окончании знойного дня.

Он смотрел на журнал, и с трудом удерживался, чтобы снова не открыть его, ведь рассказ про Наполеона остался недочитанным, и кроме него там оставалось столько еще интересного и захватывающего, чтобы БЕЗВОЗВРАТНО УЙТИ В НЕГО, И ОПЯТЬ ПОТЕРЯТЬ ДРАГОЦЕННОЕ СВОЕ НАСТОЯЩЕЕ, В КОТОРОМ ОН ОЧУТИЛСЯ СЕЙЧАС.

Артур твердо решил, не прикасаться к журналу пока не почистит, не пожарит и не поест картошки. Он быстро один за другим чистил картошки. Это на самом деле было утомительное занятие, тем более, когда сильно хотелось кушать. Скоро все было готово. Он включил газ-плиту, и хотел уже поставить сковородку на нее, чтобы пожарить только что чищеные картошки, как остановился и с большим удивлением посмотрел на картошки в тарелке, которая стояла на краю большого бабушкиного стола.

А зачем их жарить ведь они уже печенные? С удивлением произнес он вслух. Их ведь только что достала из печи буржуйки бабушка Ольга. Он действительно сильно хотел есть, и поэтому не ожидая пока остынет печенная на углях, еще горячая картошка в кожуре, взял одну из них, и жонглируя ею дабы пальцы не обжечь, приблизил к своим пухленьким, мальчишеским губам, и принялся дуть на нее изо всех сил.

С улицы снова доносился лай деревенских собак.

- Артурчик имей терпение, сейчас пальцы обожжешь, сказала мама, которая сидела чуть дальше от него на краю еще не собранной бабушкиной кровати и мило беседовала с ней. Бабушка к их приезду так растопила буржуйку, что железные ее бока уже были ало-красными, прямо как та сковородка в кухне хрущовки, которая непонятно откуда появилась в памяти мальчика, а скорее всего не в памяти, а на краю большого бабушкиного стола.

За окном хрустел и сверкал сказочный январь, большие снежинки красиво кружа и танцуя, падали, покрывая своим теплым саваном село Анушаван. Бабушка Ольга через несколько минут оставила свою дочь и внуков, и вставая с места стала быстро накрывать стол вкусным завтраком, который состоялся из домашнего позеленевшего сыра «чечил», вкусного масла, которое делала сама, густой сметаны, парного молока, только что испеченной горячей картошки, которую так любили ее внуки, горячего лаваша и бокона(хлеба) и на десерт вкусный бисквит, мед, варенье из грецкого ореха, тыквы, и конечно коронное гогль-могль из домашних куриных яиц с ярко желтым желтком. Ее внуки обожали гоголь-моголь, которую готовила бабашка, и она всегда готова была оставить все свои дела, чтобы сделать гоголь-моголь для своих внуков.

Съездить на выходные к бабушке, это было многолетней доброй традицией их семьи, и бабушка каждые выходные, рано утром, в любую погоду, выходила к перрону встречать свою дочь с внуками. Маленький Артурчик, каждый раз, как только они с мамой и с сестрами покидали вагон электропоезда, сразу отпуская руку мамы, бежал в сторону переулка слева от дороги, зная, что любимая бабушка Ольга уже ждала их за углом. Он сегодня так же, несмотря на скользкий покрытый толстым слоем льда бетонный перрон, как толко вышли из вагона электропоезда, отпустил руку мамы и не слушая ее, побежал в сторону бабушкиного дома. Январский пушистый снег приятно хрустел под маленькими ножками мальчика, который увидев вдали идущую к ним навстречу улыбающуюся бабушку, побежал еще быстрее, и с прыжком кинулся ей на шею.

У бабушки после вкусного завтрака следовала еще одна церемония, которую он ни разу не пропускал. Она, накрыв стол и чуть побыв с дочкой и с внуками, направилась в хлев, чтобы поить, кормить, подоить, одним словом ухаживать за скотом. Артурчик, скрутив себе большой бртуч(масло и сыр завернутые в лаваше), не обращая внимание на мамины упреки, полуодето выскочил на улицу вслед за бабушкой. Добежав до хлева, он распахнул деревянную, скрипучую, покрытую льдом петлями дверь и нырнул внутрь. В его лицо ударил влажный и теплый воздух хлева, пропитанный приятным запахом сухого сена и навоза. Артур, первым делом залезая на небольшие стоки сена, и на деревянные полки, стал искать куриные яйца. Он почти наизусть знал все места в хлеве, где куры несли яйца, и очень быстро собрал около десятка свежих яиц. Каждый раз, нахождение очередного только что снесенного теплого яйца, особенно, когда оно было в труднодоступных и новых местах для мальчика, сопровождалось восторженным криком и бурной детской радостью. После сбора яиц, он выбирал из них самую теплую и свежую и проделав дырочку в скорлупе, пил ее. Этому его научил дядя Шота.

Мальчик хорошо знал порядок и очередность работы в хлеве, и как только собирал все яйца, которые можно было найти, ухватил большое ведро, и несмотря на несогласие бабушки, побежал за водой, чтобы напоить коров. Добежав по хрустящему снегу до сарая, он алюминиевым ковшиком разломал корку льда в бидоне, и наливая оттуда чуть больше пол ведра воды, потащил ее в хлев. Он с большим удовольствием и с полной серьезностью относился к своей работе, и всегда радостно помогал бабушке, чувствуя эти минуты себя взрослым, сильным и нужным для всех, как папа. Вернувшись с водой, он вылил ее в пудовое ведро перед коровой «Зангак» и снова побежал в сарай. Он знал, что ему надо сделать около восьми таких рейсов из сарая в хлев, чтобы напоить трех коров. Он каждый раз пытался наливать больше воды в ведро, чем в предыдущий, потому что он видел, как дядя Шота все время таскал полные ведра, и он пытался уподобиться ему, и поэтому, к концу своих рейсов его ноги были уже мокрые. Безрезультатные упреки мамы и бабушки не удерживали его от «важных» дел в хлеве. Бабушка, уже прибралась в хлеве, и накормив и напоив овец и коров, принялась доить большую корову по кличке «Зангак» (колокольчик). Так как все дела в хлеве уже были сделаны, Артурчик забрался на деревянное ограждение загона для овец, и сидя на нем, ожидал, когда бабушка закончит доить корову. Он, ожидая бабушку, с большим интересом наблюдал за бело-коричневыми, с красивыми хохолками голубями сорта «пумпули-пача», которые сидели в деревянных ящиках, прибитые дядей к большим, державшим потолок верхним срубам.

Бабушка, надоив теплое, пенное молоко в большую алюминиевую кружку потянула ее к своему внуку. Он, соскочил с деревянных досок, и радостно взяв кружку, с удовольствием стал пить «чанг» (напиток, которое употребляют в высокогорье Тибета: густая смесь топленного ячего жира, зеленного чая, и молока). На вкус он был не очень приятным, но его пили в Тибете тысячелетиями, и говорили, что этот густой и жирный напиток придает особую силу организму, поэтому Артур твердо решил во чтобы ни стало, пить до дна все содержимое большой алюминиевой кружки. Полненькая женщина в годах, которая дала ему Тибетский чудо-напиток, с умиротворенным, добрым лицом и приятной улыбкой, спокойно наблюдала за ним, сидя справа от него, на красивой деревянной, самодельной тахте, с вырезанными орнаментами по краям, и накрытым не менее красивым одеялом из ячей шерсти. Она напоминала Артуру его бабушку Ольгу из далекого, счастливого детства. Он, даже почувствовал запах бабушкиного хлева, где он каждый раз, когда бывал у нее в гостях, с большим удовольствием помогал ей. Было ощущение, что сейчас откроется деревянный, входной дверь в дальнем углу комнаты, зайдет бабушка с ведром парного молока, и налив молоко в кружки позовет своих многочисленных внуков.

Несколько Тибетских женщин из дальнего угла полутемной комнаты на первом этаже двухэтажного небольшого побеленного здания, которое в сезон восхождений в Гималаях служила гостиным домиком для альпинистов, хихикая, подглядывали на то, как Артур со смешным выражением лица: в котором одновременно отражался отвращение и наслаждение, тянул густой чанг.

Вечерело. Величественные, снежные вершины Гималаев погружались в ночную тишину загадочного Тибета.

Режущие звуки непонятного китайского языка, вырвавшись из старых рваных колонок маленького черного телевизора, стоящего на деревянной тумбочке в углу комнаты, резали слух российских альпинистов, которые после ужина воляжно раскинулись на тахте, и приятно беседовали. Они больше месяца удачно вешая перила и прокладывая маршрут на горе, уже несколько дней спустились из базового лагеря на 5300м., на леднике Кхумбу, в эту небольшую деревушку, звонким названием Шегар, чтобы чуть отдохнуть и собрать силы перед решающим броском не вершину. Они с удовольствием баловали себя скудной роскошей высокогорной Тибетской деревушки, и несмотря на скромность еды и питья, быстро вернули силы.

На следующее утро хорошо отдохнувшись, они попрощались с добрыми жителями гостеприимного Шегара и на джипах двинулись наверх, в сторону базового Лагеря.

Приехали ближе к полудню. Погода стояла замечательная, ярко светило солнце, не было не единой тучи. Все разошлись по своим палаткам. Наступал самый решающий и ответственный момент экспедиции. После почти полутора месячной работы на горе надо было точно просчитать время выхода на вершину, и поймав окошко в погоде, быстро, если конечно это слово вообще уместно при восхождении на восьмитысячники, двигаться на верх, дойти до вершины и успеть спуститься вниз.

Артур, лежа в палатке, с карандашом и бумагой в руке составлял график, и думал над дальнейшим планом движения наверх. Скоро это надоело ему, и он решил пойти в базовую палатку, откуда были слышны голоса друзей, пообщаться с ним и заодно узнать прогноз погоды на ближайшие дни. Он вышел из своей палатки, и удивился. Все вокруг было покрыто белым саваном пушистого снега. Час назад стоял солнцепек и ни малейшего намека на снег, а тут на тебе, за час все исчезло в белом снегу, который медленно танцуя, падал крупными хлопьями, быстро покрывая все вокруг чистой белизной. В Гималаях такое бывало часто, погода здесь могла измениться за считанные минуты.

Он поднял голову на верх и смотрел на медленно падающих, больших хлопьев, которые падая на обгорелое его лицо быстро таяли.

В памяти проснулись краткие эпизоды студенческих лет, когда они с подругой часами гуляли под снегопадом в городском парке, валяясь и кувыркаясь в пушистом снегу, погружались в приятный и мокрый романтизм.

Как теперешний снег в Гималаях был похож на тот, из студенческих лет. У него, как и в те годы появилось неудержимое желание поваляться в снегу, и он тут же радостно рухнул на спину, в белый, пушистый снег в объятиях Карины, которая почти не сопротивлялась, зная, что бесполезно сопротивляться этому страстному романтику. После жарких и страстных поцелуев, они лежали и смотрели на танцующие крупные хлопья белого снега, которые освещенные тусклым светом ночных фонарей, не торопясь, кружа и танцуя, падали вниз, и касаясь их горячих лиц, тут же таяли и исчезали бесследно. В вечернем парке не было никого, иногда вдали виднелись редкие запоздалые прохожие. Они к большому удивлению совсем не замечали красивый снегопад, и спрятав головы в длинные воротник своих пальто, быстрыми шагами исчезали в темноте. Ветки деревьев под тяжестью толстого снежного покрова, согнулись, создавая над алеем длинную и красивую сказочную арку. Кончики веток, покрытые толстым слоем сверкающего снега искрились желтыми огоньками ночных фонарей, наполняя пространство волшебно-сказочной мелодией. Они, в объятиях друг друга лежали на снегу и молча смотрели на порхающие хлопья, которые словно мотыльки, отражая тусклый свет ночных фонарей, искрились на фоне ночного неба, и не переставая все падали и падали на их счастливые лица.

Чудное и приятное настоящее поглотило их обоих, и они с удовольствием качались на нежном гамаке НАСТОЯЩЕГО.

Время полностью остановилось, исчезло прошлое и будущее, было только прекрасное настоящее. Были только большие медленно падающие хлопья снега и их горячие сердца.

Яркий ультрафиолет Гималайского солнца проникал через шит серых облаков, которые покрывали небо, и кусал беспощадно, этим заставляя Артура вынырнуть из мира приятных воспоминаний студенческих лет и вернуться в НАСТОЯЩЕЕ.

Чуть приподнимаясь он посмотрел по сторонам. Все палатки уже покрылись толстым слоем снега. Из базовой палатки еще были слышны веселые голоса и хохот друзей, кто-то рассказывал какую-ту смешную историю.

Он неохотно встал, потом подал руку Каринэ, и они оттряхнув с себя снег, не торопясь направились в сторону базовой палатки… нет, стоп все перепуталось… какая палатка?..., интересно откуда появилась эта длинная желто-оранжевая палатка в горах, что вообще это было…???

Он потряс головой.

Видение какой-то большой базовой палатки ободрило его, и дало осознать, что ему срочно надо встать и двигаться вперед, чтобы до темноты успеть дойти до своей крохотной палатки, прикрепленной под небольшим скальным выступом в океане горных вершин. Он сделал еще пару глотков отвара шиповника, и напрягая глаза снова уставился в туман, пытаясь снова найти ту оранжевую палатку, которая только что появилась перед его взором.

Потом встал и медленно пошагал вперед.

В обнимке с Кариной они направились в сторону комнаты, которую со своими друзьями студентами снимали недалеко от овального парка, рядом с институтом. Снег в ночной тишине приятно пел и хрустел под их ногами, наполняя пространство вокруг них волшебными искорками сказочной романтичности.

Через несколько минут они уже подошли к дому, на первом этаже которого снимали комнату. Веселые голоса и смех друзей были слышны издалека, там видимо шла очередная студенческая гулянка.

Отварив дверь и заходя внутрь, они попали в гущу студенческого веселья. Эмиль только что достал из духовки большую жаровню с жаренной, золотистой картошкой, и шел к столу, вокруг которого шумно общались веселые студенты. Артур с подругой быстро скинули с себя мокрые пальто, и присоединились к веселой и шумной компании. Один из его друзей: Само, из трехлитровой банки, выделенной тетей Манией из своего погреба (хозяйка дома, иногда тайком от сына баловала студентов, время от времени угощая их, то домашней тутовой водкой, то маринованной капустой, то вареньем) налил полный стакан 64% тутовой водки и потянул к Артуру. Он, стоя, одним залпом выпил ядерную смесь, потом на несколько секунд прижав губы и закрыв глаза, задержал дыхание, и только после, медленно присел. По его телу с верху вниз прокатилась волна жара. Щеки сразу покраснели, и он охотно приступил к шикарной трапезе приготовленной Эмилем.

Гулянка шла по полной программе. Несмотря на поздний час шум и смех веселой компании, было слышно за пару кварталов. Через некоторое время трехлитровая банка с крепкой тутовой водкой опустела. Эмиль, встав из-за стола удалился в глубь коридора и вернулся с очередной банкой тутовой водки. Как говориться:-все только начиналось.

Чуть позже Каринэ, оставив всех, удалилась в свою комнату. Артур тоже решил поменять шумную и уже пьяную компанию, на приятные ласки подруги, и встав со стола вслед за ней направился в сторону ее комнаты. Он, только приоткрыл дверь комнаты, и хотел зайти внутрь, где Каринэ, в коротком темно-синем пеньюаре, с вышитым розовым фламингом на спине, и приглушенный красный свет, с приятными нотами «Энигмы» манили его, как громкий, пьяный голос Чах-Карена, звал его обратно, упрекая за то, что он пропускает один из важных тостов: «за друзей». Артур, оставив дверь комнаты полуоткрытой, вернулся к столу, он не мог пропустить тост за друзей, так как у него были замечательные друзья, и он любил и уважал всех их. Взяв налитый тутовой водкой граненый стакан «аля шестидесятые» он искренне произнес слова за дружбу и потянул полный стакан к замершим и потрескавшимся губам. Очередной глоток холодного густого отвара шиповника вырвал его из шумной компании веселых друзей, и переместил его на склон покрытым льдом и снегом, где холодном воздухе продолжали кружиться белые хлопья пушистого снега. Чуть ниже его, освободившись от тумана, виднелись зубчатые горные вершины, которые кромсали края ползущих вниз густых облаков.

Он, то смотрел на вершины ниже себя, то заглядывал в окно комнаты, где еще шла шумная, студенческая гулянка, и не знал зайти обратно в комнату, или остаться здесь среди суровых и красивых горных вершин. Он обратил внимание на то, что белого всепоглощающего тумана, который чуть раньше окутывал его, не было.

Потом понеслись слова: «Коста-Рика, Буинос-Айрес, Коко-Джамбо, Джиблартари нехуц@, сукно зеленое, марс коричневый, белый барс, или лучше барц фапук…..

Название каких-то городов, и просто разные слова не связанные друг с другом, хаотично и безобразно внезапно вырвавшись из разных ячеек памяти, и неконтролируемо хлынули на первый план, и форсируя затуманенный мозг стали кидаться из стороны в сторону в уставшей голове. Потом еще слова: в чем секрет?... земля в иллюминаторе… коралловые острова, а почему исчезли Атланты, а мамонты?... А те двадцать копеек, которые дал в детстве папа для проезда в художественную школу, тоже ведь покатившись под железную калитку какого-то частного дома, куда-то тоже исчезли бесследно.

Да!!!… Одновременно были открыты все двери памяти… и слова, событья, цифры, одним словом, все, что накопилось там за три десятилетия, неконтролируемым потоком хлынуло в разум, который не разбираясь в них, цеплялся то за одни, то за другие, пытаясь отыскать среди них ПОТЕРЯННОЕ НАСТОЯЩЕЕ.

Он хаотично блуждал в лабиринтах разума, которая казалось вышла из-под контроля….

Так… Стоп…, вдруг произнес он вслух, и решил разом захлопнуть все многотысячные двери своей памяти, из которых неконтролируемым потоком просачивались разные мысли и события из прошлого, будущего, и даже такие, которые вообще не имели отношения ни к прошлому, ни к будущему, и заполняя все пространство внутри головы, совершенно не оставили место для восприятия настоящего, которое было вокруг.

Силой огромной ВОЛИ, Артур остановил хаотичный и безобразный карнавал мыслей в голове, и обнаружил себя в полулежащем, упиравшимся на сугроб левым локтем, состоянии. На нем было высотное пуховое снаряжение, на длинных сапогах были одеты кошки, рядом в лед был воткнут ледоруб, об который он был зацеплен страховкой, а в его замерзших руках был маленький термос с пару глотками остывшим отваром шиповника.

Вокруг все сверкало в застывшем, вечном царстве снега и льда.

Он вспомнил, что это уже было, и несколько раз быстро тряся головой и протирая замершими пальцами глаза, с покрытыми инеем ресницами, принимая это состояние, как за очередной, беспрерывно прокрутившись непослушными мозгами, отрывок киноленты из памяти, пытался избавиться от него.

Но ничего не менялось, и все оставалось по-прежнему.

Потихонечку он стал осознавать, и очень обрадовался тому, что наконец-то он нашел ПОТЕРЯННОЕ НАСТОЯЩЕЕ, он был безумно рад, он так по ней скучал. Медленно вставая с места, Артур посмотрел на сверкающую красоту вокруг себя, жадно лаская своими глазами красивые и заснеженные вершины, которые были ниже него и тянулись до самого молочно-багрового горизонта.

Он начал осознавать, что всего пару часов назад он прикоснулся к очередной прекрасной вершине, нашей необъятной планеты.

Серого густого тумана уже не было. Вокруг все искрилось и звучало в прозрачной чистоте. Чуть дальше, внизу, у небольшого, черного скального выступа, уже виднелась заснеженная его палатка. Он встал и не торопясь, наслаждаясь красотой и величием гор, счастливо, направился в ее сторону, жадно копируя все вокруг и перенося на свой жесткий диск, чтобы потом, смог удачно оставить любое нежеланное настоящее, и погрузиться в эту.

Артур очередной раз, с ярким огнем в сердце и с молитвой на губах покидал Величественный мир гор, и спускался в не менее прекрасный мир людей, где его с нетерпением ждали верные друзья, любящая семья, и процветающая компания NATELL.

Ps.

Человечество всегда пыталось создать машину времени, не замечая, что она спрятана внутри него, что его воображение и воспоминание и есть та самая машина времени. Этот механизм встроен в нас, и при желании мы можем оказаться где угодно и с кем угодно. Только жаль, мы из-за него теряем наше ДРАГОЦЕННОЕ НАСТОЯЩЕЕ. Когда в коротких мгновениях, удавшись остановить бесконечный внутренний диалог и освободившись от воспоминаний прошлого и от картинок будущего мы оказываемся в НАСТОЯЩЕМ, подсознательно тут же стараемся снова покинуть его, погружаясь в какую-нибудь книгу, журнал, или в телевизор, или в телефон, или в интернет и т.д.

Почему мы не хотим быть в настоящем? Мы боимся? Или нам комфортнее ощущать себя в воображаемом будущем, которое еще не наступило, или в прошлом, что уже не изменишь, чем быть ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, ВЗЯТЬ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НА СЕБЯ ЗА СЛЕДУЮЩУЮ МИНУТУ СВОЕЙ ЖИЗНИ, ЗА ЗАВТРАШНИЙ ДЕНЬ, И САМОМУ, ПРЯМО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, ЛЕДОРУБОМ РУБИТЬ СТУПЕНИ В ВЕРТИКАЛЬНОМ ЛЬДУ СВОЕГО БУДУЩЕГО.

Впрочем, ГОРА ОДНА, А ПУТЬ К ВЕРШИНЕ У КАЖДОГО СВОЙ, НО ЖИТЬ СОЗНАТЕЛЬНО, ТО ЕСТЬ ОСОЗНАВАТЬ И ОСТАВАТЬСЯ В НАСТОЯЩЕМ, ЭТО ВЕЛИЧАЙШИЙ ДАР, КОТОРЫЙ ОТКРЫЛИ ДЛЯ МЕНЯ ГОРЫ, и я поделился этим с вами. Удачи вам во всем, и на пути к себе чаще оставайтесь в НАСТОЯЩЕМ, ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС!

Спасибо друзьям из команды 7-вершин, особенно Абрамову и Людмиле, и всем тем, с кем мы оказались на одной тропе в горах …

****************************************************************************

С нашим Клубом Артур сходил шесть из Семи Вершин и Арарат. 

САЙТ АРТУРА КАРАПЕТЯНА 

Карапетян Артур Леваевич

Родился 3 ноября 1972г., в г. Гюмри (Ленинакан), Армения. С 1982 по 1986 годы учился в художественном училище имени Меркурова (г.Ленинакан). С 1989 по1990 гг. учился в Педагогическом Институте г.Чимкента, Казахстан. В 1990 году перевёлся, и в 1994г. окончил художественно-графический факультет Ереванского Педагогического Института, им. Х.Абовяна. С 2000 по 2003 годы учился и окончил Университет истории и культур (г.Москва).

Интерес к искусству стал проявлять уже с пяти лет. Первый рисунок был создан на земле палочкой, в виде треугольника (по рассказам бабушки Оли).

Первая персональная выставка, запланированная в 1988 году в г. Ленинакане, так и не открылась. За два дня до открытия, 7 декабря произошло страшное землетрясение, которое отняло у молодого художника маму и старшую сестру.

В 1989 году Артур уезжает в Казахстан и поступает в Педагогический институт. Отучившись 1 год в г. Чимкенте, он переводится в Ереван, поближе к дому, к отцу и к младшей сестре.

После окончания института в 1994 году тяжёлое экономическое состояние Армении вынуждает Артура снова покинуть отчий дом в поисках самого себя. После Черноморского побережья и Сибири, он в 1995 году переезжает в Березники Пермского края и живёт в этом небольшом, красивом городе, в сердце тайги до 2007года. В 2007году Артур переезжает в город Ростов-на-Дону.

Несмотря на то, что путь самоусовершенствования не был в незнакомой стране легким, в сердце Артура не потухла любовь к искусству. Все эти годы он, не переставая, занимался живописью (иногда с большими перерывами). С 1995 года Артур Карапетян участвовал во многих выставках в России и за рубежом. В 2001 г. участвовал в конкурсе журнала "Художественный совет", из 2000 претендентов вошёл в десятку лучших молодых художников России. Работа "Тореадор" была напечатана в этом же журнале. Художник строит композиции на контрастных цветах, взятых в полную силу. Работы молодого художника – это духовный поиск, постижение истины:

Карапетян Артур несет в себе силу Армянского солнца. Родная земля помогла найти художнику индивидуальный почерк, который со временем становиться все более узнаваем.

Артур Карапетян хоть и живет в дали от родины, его сердце всегда будет принадлежать Армении".