Все новости за: 20 Января 2020

Людмила Коробешко, директор Клуба 7 Вершин из Чили:

 Всем привет из Чили от Александра Абрамова и Людмилы Коробешко! Вчера были на вершине Охоса дель Саладо. Сходили в стиле блиц  - за 2 дня. На восхождении было много снега. Тропили путь до вершины. Вот такая засушливая пустыня Атакама...

    Супер-Гид Клуба 7 Вершин Людмила Коробешко. График работы.

Орисаба, Денали, Манаслу, Карстенс, Винсон, Сидлей   Присоединяйтесь!

Александр Абрамов, Гид по объектам: 

Эверест (Непал) ^{8 848 м}, Эверест ^{8 848 м},  К2 ^{8 611 м}

^{Присоединяйтесь!} 

Фестиваль в Граце называется The International Mountain & Adventure Filmfestival Graz. Его придумал уроженец этого красивого города Роберт Шауэр. Фестиваль проводится ежегодно, начиная с 1986 года. Если оценивать примерно, то этот фестиваль делит по своему размеру и значению 2-5-е места в Европе, наряду с Кендалом и двумя испанскими фестивалями горных фильмов. Впереди всех, конечно, Тренто.

В своё время Шауэр блеснул на мировом небосклоне топового альпинизма. Сначала стал самым молодым восходителем на Эверест, затем вдвоем с Войтеком Куртыкой прошел невероятный маршрут по Западной стене Гашербрума IV. Наработанный авторитет Роберт использовал для того, чтобы убедить городские власти Граца организовать кинофестиваль горных фильмов. И ему удалось решить все остальные задачи, поставить фестиваль на ноги и поддерживать в живом состоянии уже почти 35 лет. Почёт и уважение! Знаем, что это очень сложная задача.

В этом году фестиваль проводился с 12 по 16 ноября.

Festival director: Robert Schauer

Фильмы победители конкурсной программы

Grand Prix Graz – Гран При был присужден немецкому фильму

Magisches Island (Магический остров), автору - Яну Хафту (Jan Haft) из Германии.

Магический остров – это Исландия. Удивительно, но протяженность береговой линии этого острова составляет около 5 тысяч километров. Расположенный на Срединном Атлантическом хребте, он находится под воздействием сразу двух континентальных плит. Вулканизм и тёплое течение определяют чудеса, как самого острова, так и прибрежных вод...

Другие главные призы достались следующим работам:

Режиссер: Oliver Bruck (Австрия)

Exploring Hans Hass. 102 минуты.

Ганс (Ханс) Хасс –знаменитый австрийский исследователь морских глубин, пионер дайвинга и подводных съемок. Он оставил после себя колоссальное наследство, горы кинопленки, статьи и заметки. В них можно найти еще столько неожиданного и интересного, не всё обработано автором за его 94 года жизни. Еще живы его товарищи по работам и они вспоминают великого человека, размышляя о его значении и памяти, которая останется.

Автор: Denise Blaquière.

Фильм Faszination Arktis - Tauchgang unter dünnem Eis. 85 мин. (Германия)

Подводные и подлёдные съемки в районе Северного Ледовитого океана. Жизнь в холодных водах богата и разнообразна. Но все живые существа вынуждены адаптироваться к быстрому таянию льдов на северной шапке нашей планеты.

Автор: Christian Schmidt.

Фильм 8000+ (Франция - Германия), 22 минуты.

Француз Антуан Жирар в 2016 году осуществил невероятный сольный поход по Каракоруму. Целью его было перелететь на параплане над вершиной Брод пика. Подобное еще никому не удавалось совершить. Уж больно неблагоприятные условия встречают любители летать на больших высотах.

Автор: Guillaume Broust (Франция)

The Pathan Project

Альпинисты впервые попадают в ранее закрытое ущелье в Пакистане. Здесь много интересных, неисследованных вершин, которые ждут первовосхождений. Однако в случае травмы, как будет оказана помощь пострадавшему.

Joost van der Wiel (Нидераланды)

Фильм: Drømmeland

Современный вариант отшельника, человека поселившегося в диком горном ущелье, живущим натуральным хозяйством. Но при этом остающийся в сети!

   Я предполагал в своё время написать книгу об истории альпинизма в Цее, и она была в основном написана уже давно в 1983-1984 годах. Написана совсем другим человеком, молодым и скромным. хотя и мною. В качестве источников были использованы книги из библиотек, ради которых я тогда специально приезжал в Москву. Да так в этом городе и остался. Небольшая часть материала публиковалась в альманахе «Ветер странствий».  Изначально я планировал, что это будет книга под названием «Зов цейских вершин». Сейчас название кажется совсем не подходящим. Как и пафос в некоторых местах. Когда писались тексты, каждое лето тысяча альпинистов приезжала в Цей. И тысяча - зимой. Горы были полны жизни. Было для кого писать. Сейчас же... И перспектив не просматривается.

Если дать волю жёлчи, то подписал бы «Как стали без нас одиноки вершины».  Но если не умничать, а упростить задачу, то получится 

          «Рассказы из истории альпинизма в Цее. 1868 – 1917» 

Вот и опять между сосен открылась картина

Путь к небесам, что стенами из камня зажат,

Здесь на рассвет  золотые взирают вершины,

И ледники, как замёрзшее небо, глядят.

 Я был на том концерте в столовой альплагеря «Цей», где Юрий Иосифович Визбор первый раз исполнил эту песню. Нереальные воспоминания, кажется, я побывал где-то в телевизоре, на «Голубом огоньке».

 А вот поэзия в прозе, от английского хирурга, одного из первых исследователей кавказского высокогорья:

  Если у кого есть здоровье, сила, энергия, идите в эту чудную страну, там  зовут вас  молча горы-великаны, горделивая природа зовёт вас: Добро пожаловать!  Идите, я покажу вам то, что не всякому дано  увидеть! Эти красоты ваши - берите их! Только сон создаёт подобное,  моих чар вы никогда не забудете. Если хотите этого, идите на Кавказ!

                              Клинтон Дент. 1880-е годы.

        А это я в 1980 году, вершина пика Николаева, по 2А, вид на Уилпату

  ВСТУПЛЕНИЕ

     Кем она вытоптана? Сколько пар ног прошло здесь до нас?  Не напрасно ведь, если осталась после них осталась эта тропа,  которая стала  и нашей, которая  повлечёт за собой ещё и наших детей, внуков и так далее.

    Под ногами с шаловливым журчанием бежит вода, в нарушение всех правил занявшая пешеходную часть. Приходиться прыгать с камня на камень, влево-вправо, не хочется замочить ноги в самом начале восхождения. Новый день уже вступил в свои права, он приветствует нас сквозь кроны высоких и гибких буков весёлыми  солнечными зайчиками. На душе и сердце легко, мы молоды, сильны и рвемся в бой.  

 Автор справа

    Тягучий подъём заканчивается, мы выходим из тени деревьев, в лицо вместе с ярким и резким речным воздухом  бьёт солнечный свет. Белая речка! Не останавливающийся и неунывающий поток, сразу же безжалостно смывающий наши следы со скользкой поверхности бревна, заменяющего мостик.

    И вновь тропа. Вновь идём. Как до нас прошли здесь тысячи и тысячи людей. Мягкой неслышной походкой прошёл охотник, всматриваясь в крутые скальные стены в поисках туров; с весёлым гиком погоняя скот, прошёл пастух; гружённые всевозможным скарбом, прошли геологи; пёстрой толпой шли на Цейский ледник экскурсанты и отдыхающие, лечащиеся и лечащие, из санатория и из турбазы, с проводниками, с инструкторами и без. И альпинисты. Нескончаемой вереницей зелёных штормовок прошли новички, тяжко согнувшиеся под неладно скроенными рюкзаками. Уверенные в себе инструктора в фетровых шляпах с украшением из аккуратных рядов репшнура, значкисты и разрядники, команды мастеров, участвующих в чемпионате СССР И вот идем мы, "камээсы" восьмидесятых, в коротких спортивных трусах и кроссовках, с длинными колбасами самодельных рюкзаков.

    Заповедный лес выстилает нам путь опавшей хвоей. У малинника тропа раздваивается: проход вправо преграждён запрещающей табличкой. Место, где в прежние времена был «летний народный санаторий», теперь закрыто, как камнепадоопасное. Что ж, повернём налево.

   Как будто входим прямо в Цейдон и невозможно остаться спокойным, пробираясь по скользким камням рядом с грохочущим валом разъярённой реки. 

Дальше на пути становиться больше камней, ниже склоняются над тропой ветви, меньше ростом становятся сосны, постепенно сменяющиеся берёзками. Ручей Хрустальный! Сделать только один глоток чистой воды!  Помнишь, когда мы выбежали сюда после спуска с Сонгути,  слаще ее ничего не было на свете в тот жаркий полдень.  

    Но вот последний небольшой подъём и всё, лес заканчивается. С каким волнением ждал ты этого момента, когда впервые поднимался вверх по ущелью "значком" в длинной колонне своих товарищей по альплагерю "Цей"? И родившаяся ранее мысль вновь возвращается, неся с собой чувство беспокойства: а будущие, люди XXI века, какие чувства будут вызывать горы у них, выросших у экранов всемогущих телевизоров и дисплеев домашних компьютеров, с возможностью свободного получения любой информации? Они будут умнее и талантливее, может быть, выше ростом и крепче мускулами. Но хочется что-то сделать, чтобы в будущем  не  дать погаснуть огоньку альпинистского энтузиазма, рождённому в конце нашего тысячелетия и горевшему в наших сердцах, чтобы не исчезло из людских душ чувство благоговения перед природой, перед  величием гор, перед красотой окружающего нас мира.

  Редакция 1985 года 

АВГУСТ 1909 ГОДА

Эпизод 1. Александр Карлович фон Мекк

    Свежий, прохладный ледниковый ветер, как неожиданно принёс он облегчение. Сердце дрогнуло и нахлынула волна смешанного чувства радости, удовлетворения и одновременно волнения от предстоящей давно ожидаемой встречи. Удивился сам себе: сорокалетний мальчишка! Ну что, скажите, необычайного в этом открывшемся перед ним, плоском и вытянутом языке ледника.  Что удивительного в этом нагромождении башен и зубцов, виднеющегося вдали ледопада, в теряющихся в облаках острых пиках на дальнем плане? 

  Вполне обычные горы. За свою жизнь, он успел повидать их немало, а сколько о них прочитал, сколько изучил по картам, по картинкам и фотографиям. Мало кто в мире знал горы так, как он.

  Горный мир околдовал его много лет назад, худощавого и болезненного мальчишку, всматривающегося с набережной в Женеве в возвышающиеся над близлежащими скальными массивами белоснежные макушки альпийских вершин. "Мама, это Монблан?" Потом было сказочное Шамони, солнечное утро на террасе Монтанвера: в прозрачной витрине чистейшего горного воздуха как бы подвешенный и парящий ледяной поток Мер-де-Гляс, отвесно уходящие в небо гранитные иглы Дрю и Эгюий-Вер, сбоку выглядывает мрачный и грозный Гран-Жорасс, торчит причудливое остриё Дан-дю-Жеана, а с другой стороны - величественный Монблан.  Поначалу он даже мысли не допускал о возможности подняться на него.

 Позже стоя на вершине этого "монарха" Альп он обозревал, казалось, полмира, вглядываясь в бесконечные, уходящие за горизонт цепи гор. А на Кавказе? Разве можно забыть те сказочные вершины Белалакаю и Домбай-Ульген, которые он  в течение нескольких дней пытался перенести на свой мольберт? А ставший совсем родным Казбек, с исхоженным вдоль и поперёк Барт-кортом! Да и по миру,

путешествий было немало: Южная Америка, Пиренеи, Адриатика, Шотландия, благо ему это позволяла принадлежность к одному из богатейших семейств России. 

 Красота гор никогда не оставляла его равнодушным, природа всегда были предметом благоговейного поклонения, но сейчас...

Это было какое-то другое и особое чувство…

     Тропинка, извиваясь между камнями, повела вниз к леднику. Меньше часа назад утомлённый казавшимся бесконечным подъёмом Александр Карлович фон Мекк был полон самых мрачных мыслей. Дала о себе знать усталость от подъёма на Девдоракский ледник, напоминало о себе больное сердце. Может быть, напрасно не послушал он врачей, категорически возражавших против поездки? В его годы люди его положения ограничивают свой двигательный режим подъёмами по мраморным лестницам, а самый тяжёлый переносимый ими груз-это ложка за обеденным столом. Опять возвращались терзавшие его сомнения. Сколько сил вложено в создание Русского Горного Общества, а результатов не видно. Смешно вспомнить, но утверждение устава заняло два года!  Все спрашивали, о чем собственно речь, где вы в России возьмете альпинистов. Или, может быть, ждали взяток.  Хотя всем известно, что это не по части фон Мекков.

 Нет, результаты, конечно же, есть. Но смущает то, что всё держится на председателе, то есть на нём, инициаторе и создателе общества. Правы те, кто говорит: "Россия ещё не созрела для альпинизма, нет предпосылок в уровне общественного развития". И ему ничего не изменить, тем более, что сил и здоровья осталось уже немного и надо подумать о том, как спокойно досуществовать, живя только для себя, ну и для семьи, конечно. Необходимо хорошо питаться, не утомляться и не волноваться. Да, и нужно обязательно съездить в Италию, поработать в архивах Флоренции, эпоха Возрождения – как же мало о ней известно, как мало написано!

Как же этот глоток свежего ледникового воздуха был ему  необходим! Ну как же он мог в своей жизни не побывать в Цейском районе?

И неслучайно это волнение,  он прекрасно знает его причину, знает, почему именно это кавказское ущелье так дорого ему.

   В книжках ежегодников РГО добрая половина всех материалов принадлежала ему, редактору этого издания, но больше всего фон Мекк гордился своим исследованием "Уилпата или Адай-хох" в 3-ем томе.  

Статья казалась ему совершенной, доводы убедительными и логика непоколебимой.  На основании литературных данных и карт, ни разу не побывав на месте в Цее, попытался он разгадать все загадки запутанного "узла Адай-хоха". При этом осмелился противопоставить свою точку зрения даже самому Дугласу Фрешфильду, непререкаемому, казалось бы, авторитету в вопросах исследования Кавказа.

Дуглас Фрешфильд (1845-1934 гг.)

   Первое свое восхождение  Дуглас Фрешфильд  совершил в возрасте 5 лет, в горах Уэльса. Это была сразу высшая точка района – гора Сноудон. Несложный маршрут, конечно, по тропе. Его отец был знатного происхождения и к тому же успешным банкиром, занимал один из важнейших постов в Государственном Банке Британии. Мать, урожденная Джейн Кроуфорд, также представляла одну из самых преуспевающих  семей королевства. Её братья были выдающимися политиками, одно время контролировали лондонский совет.  Имея полный достаток, Джейн увлекалась   литературой, историей, географией и … альпинизмом.         

  Родители брали с собой единственного сына в поездки в Уэльс,  в Лейк Дистрикт, в горы Шотландии, а затем и в Альпы, куда они выезжали  каждое лето в течение 13 лет.  Особенно насыщенными были их путешествия 1859 и 1860 годов, когда они объездили и обошли  почти  все Альпы, при этом совершили несколько альпинистских восхождения. Джейн даже написала отдельную книжку по этому поводу: «Леди на альпийских тропах». Первая английская альпинистская книга, написанная женщиной, между прочим. Всего она написала три книжки о путешествиях по Альпам.

   Фрешфильду было девять лет, когда начался "Золотой век" альпинизма, так называют историки этого вида спорта период с 1854 по 1865 годы. Это был период интенсивного изучения высокогорной зоны и покорения основных вершин Альп. Инициаторами и главными действующими лицами были англичане, хотя при восхождениях им принадлежала в основном роль ведомых.  Основная же нагрузка падала на плечи нанимаемых проводников из числа местных крестьян и охотников, сильных, мужественных и выносливых "детей природы". В Великобритании, самом мощном и богатом государстве того времени, установилась своеобразная мода на романтический мир высокогорья. К альпийским долинам и ледникам на отдых и лечение приезжали целыми семьями, гостиницы почти полностью заполнялись британцами. Наивысшей формой любви к горам считался альпинизм - восхождения в доступный не всем мир горных пиков, путешествия через опасные высокогорные перевалы.

     Будучи студентом,  Фрешфильд  уже самостоятельно каждое лето выезжает в различные районы Альп для исследований и восхождений. В семнадцатилетнем возрасте впервые поднимается на Монблан. Наибольшую цену в то время  имели первовосхождения. Понятно, как бы ни был велик горный массив в центре Европы, количество «непокорённых» вершин всё же ограничено и из года в год стремительно уменьшалось. "Золотой век", как век первовосхождений, закончился в 1865 году, восхождением на знаменитый и труднодоступный Маттерхорн. Тогда на спуске погибло сразу четыре альпиниста, в том числе юный лорд Дуглас, из высших кругов аристократии.  Говорят, что королеве Виктории после этого приносили на подпись указ о запрещении занятий альпинизмом и роспуске Альпийского Клуба.  Но она его отвергла.  И неудивительно, империи альпинисты были нужны: предстояло исследовать и осваивать высочайшие горы мира Гималаи и Каракорум.  Да и линия противостояния с Россией вытянулась вдоль горных хребтов: Балканы, Кавказ, Памир.

  Дуглас Фрешфильд, несмотря на молодость, успел внести свой вклад в освоение альпийских массивов в  период «золотого века». В истории отмечены его первовосхождения в Ломбардии, Доломитах, Энгадине (Ченгало, Презанелла, Чима ди Брента и др.), а также Тур Ронд в массиве Монблана.  К концу «золотого века» требовались уже новые идеи для развития альпинизма.  После некоторого застоя в Альпах эволюция пошла по направлению усложнения маршрутов, поиска новых путей к вершинам, стали совершаться беспроводниковые и зимние восхождения. Но принципиально новое слово было сказано именно Фрешфильдом, который своим смелым путешествием на Кавказ в 1868 году, открыл новую главу в истории покорения гор: "альпинизм за пределами Альп".

   Сам Фрешфильд начал планировать альпинистскую исследовательскую экспедицию в какие-нибудь далекие горы еще в школьные годы, но окончательный выбор страны был сделан благодаря одному из активнейших лидеров Альпийского Клуба тех лет Херфорду Бруку Джорджу (1838 – 1910). 

Джордж не был среди учредителей  Альпийского Клуба в 1857 году.  Он присоединился к активистам только через пару лет. Какое-то время собрания Клуба проводились на территории New College, учебного заведения, в котором Джордж был одним из ведущих преподавателей.  В общем-то, тогда стало ясно, лучшего редактора для вновь создаваемого издания под названием Alpine Journal, лучше не придумать. Адвокат по образованию, он был преподавателем ряда дисциплин, и ученым историком, высоко эрудированным человеком. Годы спустя, он написал несколько книг по истории, в том числе классический для Англии труд о России, то есть, о вторжении к нам Наполеона.

  Известно, что среди членов Альпийского клуба были споры о том, можно ли заниматься альпинизмом за пределами Альп. Джордж не принадлежал к числу любителей словесных дискуссий, но сказал самое весомое слово в этом споре.

 2 мая 1865 года он выступил на собрании Альпийского Клуба с достаточно большим сообщением под названием «Mount Elbrouz and attempted Ascent of a Russian expedition». Позже текст этой небольшой лекции был помещен в первом томе Альпийского журнала.

 Ознакомившись с материалом, Фрешфильд попытался  познакомиться с районом поподробнее, но кроме романтических и поэтических описаний, ничего не нашел. Это только подогрело его интерес. И вот по окончании университета, где он изучал историю и право, молодой Дуглас стал готовить экспедицию на Кавказ. Для этого ему пришлось убеждать сначала Альпийский клуб и Географическое общество, а затем через русское посольство и царское правительство, без разрешения которого подобного мероприятия быть просто не могло. В то время отношения двух сверхдержав несколько смягчились и им дали добро.

  Обеспечив некоторую финансовую поддержку и получив официальное разрешение, можно было подумать и об окончательном  составе экспедиции. Конечно,  спутником  стал друг по учебе и совместным восхождениям  Каминс Таккер (1843-1922 гг.),  достаточно опытный восходитель, будущий профессор Оксфорда. Не сомневался Фрешфильд  и в другом спутнике. Франсуа Девуассу, гид из Шамони, постоянный его спутник во всех путешествиях, к тому времени ставший просто его искренним и близким другом. Девуассу стал первым альпийским проводником,  выехавшим за пределы родных гор, сопровождая "господ альпинистов". Вплоть до 20-х годов нашего века любая экспедиция в отдалённые горные массивы непременно включала в себя альпийских гидов в качестве "ударной силы". Компанию им составил Адольфус Мур (1841-1887 гг.), к тому времени один из наиболее квалифицированных альпинистов, имевших на своём счету несколько отличных первовосхождений (наиболее знаменитое – маршрут Бренва на Монблан), юрист и дипломат.

 Лондон покинули в январе 1868 г. Сначала до Франции добрались вдвоем: Фрешфильд и Таккер, здесь они подобрали гида Франсуа Девуассу. Занятый по работе Мур обещал присоединиться только в июне.  По дороге на Кавказ  друзья посетили Египет и Палестину,  затем морем через Стамбул добрались до Батума. Впоследствии их не раз называли "аргонавтами». Как и древнегреческие герои,  английские альпинисты довольно смутно представляли, что их ожидает в стране "золотого руна".  Лучшей картой, которую удалось раздобыть во время подготовки, была немецкая карта Коха. Чтобы оценить насколько ценная информация о высокогорье давалась на ней достаточно сказать, что на Большом Кавказе были отмечены всего две вершины: Казбек и Эльбрус.

  Представления о горах Кавказа в литературе тех лет были крайне искаженными. Считалось, что оледенение здесь незначительно и что, кроме как на Эльбрусе и Казбеке, вообще нет долинных ледников. Видный гляциолог Хайм, оценивая площадь оледенения Кавказа, преуменьшал её примерно в 15 раз. 

 Так что в действительности площадь оледенения только Эльбруса в два раза превышала его данные по всему горному массиву. Надо ли говорить с каким интересом путешественники рассматривали новую "пятивёрстную" карту, которую показал им в Кутаисе губернатор князь Левашов. В Тифлисе же они смогли обсудить все вопросы с самим автором этой карты, руководителем топографического ведомства генералом Ходзько, который предоставил в распоряжение гостей свои материалы. За период с 1847 по 1863 годы русские военные топографы проделали колоссальную работу. Какой огромный район был по существу впервые картирован, да ещё во многих регионах практически в условиях войны! Населённые пункты, реки, леса, дороги, доминирующие высоты - всё, что необходимо для военных действий в первую очередь, и для административного управления во вторую. Для альпинистов же... На карте Центрального Кавказа появились всего три новые вершины: Адай-хох, Дыхтау и Коштантау. Да и то, четко было непонятно, что и где.  Из высокогорных районов подробно исследован лишь район Военно-Грузинской дороги, в остальных же случаях вершины расставлены по засечкам, сделанным с равнин Предкавказья.

    Словом, перед путешественниками лежала абсолютная альпинистская целина. Начали с Арарата, хорошо исследованного (восхождения Паррота и Ходзько) массива, на вершину которого поднялся один Такккер с проводником.  Фрешфильду сил не хватило на заключительный рывок.  Было много  глубокого снега, всё-таки начало лета…

 Вернулись в Тифлис, где их ждал уже Адольфус Мур. Первый успех ждал альпинистов на Казбеке: первовосхождение было совершенно "в лоб" с ледника Орцвери со спуском на плато и возвращением через Девдоракский ледник. 

 Дальнейшие их планы были связаны с "узлом Адай-хох", получившим уже тогда прозвище «таинственный». Однако по дороге в Кассарском ущелье у группы произошел неприятный инцидент с местными носильщиками. И по соображениям безопасности от похода в Цей англичане решили отказаться.  Так что группа прошла через  Мамисонский  перевал, далее через  Гурдзиевцек, спустилась к языку Караугомского ледника.  Затем прошла  вверх его "величественный" ледопад (кстати, очень быстро, за 6 часов, вероятно, была благоприятная снежная обстановка) и, поднявшись на плато, вновь ушла на юг, через седловину вблизи Бурджулы. Затем англичане прошли через всю Сванетию, оставившую на них тяжелое впечатление постоянными стычками с местными жителями, мелкими кражами, надоедливыми  полудикими детьми, да еще и плохой погодой. 

 И только под конец  пути по этому району они были щедро вознаграждены.  Альпинисты нашли, то, что больше всего хотели. «Нет никакой ошибки, Кавказский Маттерхорн, наконец, найден, только здесь мы имеем один Маттерхорн на другом, да еще и удвоенный». Это они увидели Ушбу.  Затем, через перевал Донгузорун (Накра) Фрешфильд с компанией прибыл в Приэльбрусье, к подножью основной цели похода.

  По-видимому, эта фотография была сделана в Тифлисе. Фрешфильд (сидит, справа) и Таккер, уже загоревшие на Арарате, а Мур (в центре) еще бледный. Девуассу стоит второй справа. А второй стоящий слева – предположительно Баква Пипия (Пол)

       Подъем на Восточный Эльбрус проходил через ледник Терскол до скального острова (нынешних Скал Пастухова) и затем прямо вверх. На вершине были 31 июля 1868 года, вместе с местными носильщиками Ахией Соттаевым и Дячи Джаппуевым.  Англичане искренне считали это первовосхождением. До конца своей жизни упрямый Фрешфильд  отказывался признавать не только восхождения Киллара Хаширова 1829г, но и то, что Западная вершина выше Восточной.

 Путешествие это принесло Фрешфильду (ему было только 23 года) большую известность. Постепенно он становится одной из ведущих фигур в Альпийском клубе, много пишет, особенно для "Alpine Journal", одно время редактирует его. Имеет  вес он и в науке, становиться инициатором и организатором преподавания географии в Кэмбридже и Оксфорде. Позже становится ответственным секретарем Королевского Географического Общества, т.е. фактически его возглавляет. Фрешфильда интересуют все горные районы мира, но Кавказ, конечно же, остаётся на особом положении. Он мечтает вернуться.

    В 1874 году вторая альпинистская группа посетила Кавказ. Это были опытные английские альпинисты Кроуфорд Гроув,  Хорас Уолкер, Фердинанд Гардинер  и Адольфус Мур, спутник Фрешфильда по 1868 году. Главным их достижением стало восхождение на Западный Эльбрус. После этого наступает десятилетний перерыв в освоении кавказских вершин. Перерыв по политическим причинам: в эти годы соперничество России и Великобритании на Балканах и в Центральной Азии достигло своей кульминационной точки, страны долгое время были на гране войны. После соглашений о границах Афганистана 1885 года, снявшего опасную напряжённость, уже в следующем году на кавказской земле вновь появились британские альпинисты. Правда, перерыв в его альпинистском изучении Кавказа закончился за два года до этого путешествием венгерского географа-горовосходителя, которого у нас называли Морицем Деши (Мур Дечи – если по-венгерски).

Эпизод 2. Та самая статья

   Когда Русское Горное Общество было создано - пришла очередь для конкретной работы.  Фон Мекк с удовольствием взялся за выполнение работ по подготовке  к изданию ежегодника, это было ему  ближе, чем борьба с бюрократами и собирание с учредителей членских взносов. 

  Вся эта история с Цеем началась с фотографий, присланных с Владикавказа неким г-ном Орловским, точнее не с самих фотографий, а с короткого как бы сопроводительного письма. В нём сообщалось, что Орловский вместе с Керцелли (члены РГО) предприняли поездку в Цейское ущелье специально с целью определить местные названия вершин. 

 Главной, почти сенсационной новостью было то, что местные жители называют главную вершину района Уилпатой, а не Адай-хохом, как это делают иностранные исследователи. А Адай-хохом, сообщалось,  здесь называют вершину в верховьях Сказского ущелья, ранее называемую Кальтбером.  Фон Мекк не был знаком с этим районом и поэтому обратился к литературе: немецкий георграфический Petermann's Mitteilungen, английские альпинистские томики Alpine Journal, книга Фрешфильда "Exploration of Сentral Caucause", всё это было в его уникальной шеститысячитомной библиотеке.

    Достал свежую одновёрстную карту Генерального штаба. Сразу бросилось в глаза, что не один из районов Центрального Кавказа не имел столько неясностей в орографии как Адай-хохский. Здесь изначально все было запутано и  не хватало только Орловского с его открытием, вносившим ещё большую путаницу. В то же время  появилась прекрасная возможность самому отличиться и скромным вкладом в изучение Кавказа утвердить честь юного РГО. Впрочем, вскоре выяснилось, что его больше занимает не название вершины. Вчитываясь в текст описания восхождения Деши в 1884 года, и сопоставляя его с картой Генштаба и картой Фрешфильда, он, похоже, сделал небольшое, но всё же своё собственное открытие. А именно, определил, на какую именно вершину поднимался венгерский альпинист. Такова история появления статьи "Уилпата или Адай-хох", сроднившей  фон  Мекка с этим районом. 

    Тогда хотелось, бросив всё, сразу же ехать в Цей, подняться в верховья ледника, чтобы воочию убедиться самому и убедить всех в своей правоте. Так, впрочем, и он планировал сделать в 1905-м. Но в этот год было не до поездок на Кавказ. В 1907-м с сыном Георгием, спустившись с Девдоракского ледника, твёрдо был намерен ехать в Цей. Но поиски лошадей и спутников не дали результатов, время было неспокойное, были волнения и среди осетин. Отсоветовали. В 1908-м собирался на Памир, но сердце в последний момент подвело.  Врачи категорически запретили. Пришлось ехать на лечение в Италию. И вот 1909-й, наконец, он здесь…

1884 год.   Мор Дечи (Мориц Деши)

    Меньше всего он полагал, что первый день путешествия будет занят борьбой со сном. Как бы ни убаюкивала его однообразная степь, как бы медленно не шла их повозка, приехал он сюда, за почти две тысячи километров для работы, а не для отдыха. Однако,  сил бороться со сном не было. И венгерский  путешественник Мор Дечи время от времени просто отключался.  Само по себе транспортное средство  под названием «телега» не очень располагала ко сну, и через пару минут, он с тяжелой головой возвращался к реалиям бытия.

   Да, наверное, он не очень хорошо распределил время во Владикавказе. Ведь  можно было  собраться заранее, не обязательно все было откладывать на последний день, даже на последнюю ночь, как, в конце концов,  получилось. Объем работы по упаковке груза в сумки, рюкзаки и ящики оказался таким большим, что работа затянулась за полночь. Легли спать почти в три часа ночи, а вставать пришлось в семь!

 Первые дни во Владикавказе действительно были спокойными. Можно было найти время, чтобы побродить вдоль берега Терека, и, уловив прояснение, полюбоваться выстроившимися в ряд на юге снежными гигантами. Можно было привести в порядок дневники, рассортировать фотопластины, вновь и вновь провести по карте линию дальнейшего похода. А главное – смыть с себя дорожную пыль, отдохнуть и отоспаться. Удивительно тепло принял Дечи губернатор Владикавказа генерал Юрковский. Главная бумага,  так называемый «открытый лист» за подписью кавказского наместника князя Дондукова – Корсакова  была уже готова. Помог Юрковский и найти переводчика. Преподаватель гимназии Долбышев оказался  большой находкой для экспедиции. Кроме своих непосредственных обязанностей, к которым он относился весьма серьезно, «герр профессор»  оказался  полезен как неплохой знаток истории и археологии Кавказа.

Владикавказ, последняя четверть XIX века 

 Итак, экспедиция началась. Дорога от родного Будапешта до Владикавказа заняла почти неделю. Сутки в поезде до Одессы были довольно утомительными. Хотелось скорее попасть в новую страну, ощутить настоящий аромат путешествия. Одесса очень понравилась, удивительно красивый и приветливый городок. Хотелось даже задержаться у знакомых,

партнеров по железнодорожному бизнесу, радушных и милых людей. Но надо было спешить и первым же пароходом «Русского Черноморского Общества» его небольшая команда  отправилась по маршруту Севастополь – Ялта – Керчь – Таганрог. Когда под плавное покачивание судна исчезали в синеве одесские кварталы и знаменитая каменная лестница, вспомнилось другое путешествие, пятилетней уже давности.

   А вспоминать о нём Мор Дечи без содрогания не мог. Все начиналось также с порта и парохода. И впереди далекая, загадочная  страна. План был дерзким. Никто из альпинистов до него не посещал самые высокие горы мира Гималаи. Там еще не было совершено ни одного восхождения. Он должен был быть первым. Его целью была далекая сказочная Канченджанга, описанная и зарисованная английским путешественником Хукером. Тогда Дечи было двадцать восемь лет. В его послужном списке было с десяток альпийских вершин,  в том числе Монблан и Маттерхорн. Последний он прошел траверсом со спуском в Италию. При этом он как бы прикоснулся к драматической истории восхождения 1865 года,  наняв двух самых знаменитых гидов, участников эпопеи того первого покорения этой вершины. С ним в связке шли бывшие противники швейцарец Таугвальдер и итальянец Каррель. 14 июля 1865 года они с разных сторон поднимались к этой прекрасной горе.  Тогда Таугвальдер шёл в компании английских альпинистов с Эдвардом Уимпером  во главе, и им удалось достичь верхней точки  первыми. Каррель вел за собой с юга итальянцев, и можно было представить себе его отчаяние, когда, не доходя 200 метров до вершины, он увидел на ней фигуру в белых штанах,  старого знакомого и бывшего партнера по поиску пути к вершине,  Эдварда Уимпера.  В 1873-м  в компании Дечи всё еще ощущалась неприязнь между двумя знаменитыми гидами. Их суровость и немногословность не понравились венгру и он в дальнейшем предпочел использовать  другого гида. Это был уроженец Гринденвальда, сердечный и веселый Андреас Маурер С ним Дечи много ходил в Альпах и его взял с собой в Гималаи.

  Тогда в Калькутту приплыли уже изможденные месячным болтанием по океанским волнам, бесчисленными, бестолковыми портами, тупостью команды и немилосердной жарой. Но дальше, в душном и смрадном индийском аду было еще хуже. С английскими властями пришлось выдержать настоящий бой, прежде чем ему удалось добраться до подножья Гималаев, до Дарджилинга. А там шли бесконечные дожди, это и осталось главным воспоминанием о самих Гималаях. За дождями наступил провал, обрыв и пустота. Жар. Это была малярия! Страх, полная беспомощность и  наступающая уже готовность к смерти. Слабая надежда на помощь. Своим спасением Дечи был обязан, прежде всего Мауреру, который не отходил от него ни на шаг. И англичанам, которые изменили свое отношение к нему и поместили его в свой лучший госпиталь.  Обратный путь был еще более тяжелым, рецидивы болезни, немилостивая качка и досада, стыд за неудачу.

  Не тогда ли он первый раз серьезно подумал об экспедиции на Кавказ?  Да, так и было. Хотя о Кавказе он много читал, много разного… Сын  разбогатевшего на подрядах железнодорожного инженера, Мор  распоряжался крупной собственностью и мог себе позволить многое. Но с детства он твёрдо решил быть географом и путешественником, учился в университете и трудился на этом поприще.

После станицы Ардонской, где они хорошо пообедали в духане,  путников ждали первые неприятности. За околицей началась ровная, довольно хорошая дорога и кучер пустил лошадей посвободнее. Через некоторое время оказалось, что вторая телега, на которой с громадным грузом  управлялись молодой гид Петер Руппен и приданный им в помощь казак, отстала и потерялась из виду. Ждать было мучительным делом. Все самое ценное и хрупкое: деньги, документы, фотокамеру и инструменты Дечи держал при себе. Но мысль, что неопытный швейцарец, взятый его односельчанином  Бургенером в качестве ученика и помощника,  может  не справиться с охраной груза,  не давала покоя. Что будет, если пропадут, скажем, специально заказанные в Лондоне палатки системы Уимпера или спиртовая кухня. Казак на лошади был послан на поиск отставших. Ужасные полтора часа Дечи провел, нервно шагая взад-вперед возле стоящей неподвижно телеги. Только временами удавалось о чем-то поговорить с пытавшимся отвлечь его от беспокойства Долбышевым. Из телеги, тем временем, раздавался богатырский храп Бургенера.

  Всё разрешилось благополучно, оказалось, что была небольшая поломка, и к вечеру  путешественники подъехали к достаточно большому населенному пункту.  Это был Алагир.

Так тогда выглядел Алагирский завод

 Предполагалось, что их будет ждать и встречать главный человек города – русский пристав. Однако дома его не оказалось, и никто не знал, где он. Пришлось самим заняться поиском жилья, что заняло достаточно много времени. Наконец, нашли две комнаты в доме русского колониста. Время было подумать об ужине, и гиды с Долбышевым отправились на поиск провианта. Нелегкая задача в вечернее время. Но что делать, Дечи категорически запретил брать что-либо из экспедиционных  запасов. В результате, купили где-то курицу. Бургенер взялся ее готовить. Без улыбки на это нельзя было смотреть.

В бивачном остроконечном колпаке, коренастый, с широкой окладистой бородой, швейцарец смотрелся как сказочный персонаж. «Я старый охотник, знаю, как обращаться с дичью!» Толстенными пальцами огромных рук он разламывал курицу  и бросал куски на сковородку. Уже почти две недели они вместе. Дечи уже успел полюбить этого сильного человека, который по своей простоте постоянно попадал  в смешные ситуации. Часто сравнивал его с Маурером.  

   Они были очень разные.  Бедный Андреас был очень добр и слишком покладист. Он, конечно же, был бы здесь, если бы не это сумасшедший англичанин Пэнхэлл. Почему Маурер соглашался с ним ходить, ведь всем было ясно, что это не кончится хорошо. Склонный к авантюрам Пэнхэлл выбирал  очень опасные маршруты. 3 августа 1882 года их тела нашли среди обломков ледовых сераков под стеной Вайсхорна.

   Александру Бургенеру было уже под сорок. Можно сказать, что к тому времени он был в зените своей славы. Самые смелые и сложные восхождения в Альпах совершались при его участии. Довольно продолжительное время швейцарец  ходил с англичанином  Клинтоном Дентом, нынешним президентом Альпийского Клуба и известным хирургом. Вместе они занимались осадой вершины Дрю во Французских Альпах. Скальный бастион был пройден только с 17-й попытки. Лидировал Бургенер и при совершении самых сложных восхождений другого англичанина Альберта Маммери. Гребни Цмутт и Фурген на Маттерхорн, кулуар Y на Эгюий Вер, Тейфельсграт на Тэшхорн – всё это вехи в истории альпинизма. Но особенное место занимает скальное восхождение на Грепон, скальную иглу в районе Шамони, вершину, считавшуюся неприступной.

   Планировавшиеся восхождения на Адай-хох и особенно на Коштан-Тау не обещали быть легкой прогулкой, именно поэтому Дечи нанял сильнейшего из проводников. Как-то сложатся их отношения? Пока всё идет нормально, но главное испытание будет в горах. Известно, что обычно добродушный Бургенер, отличается необыкновенным упрямством, очень не любит советов и указаний от опекаемых им альпинистов.  Но здесь они не в Альпах, здесь они исследователи, и командовать должен только он, Дечи.

   Только сели ужинать, к дому подъехал пристав. Ознакомившись с «открытым листом», он с торжественным видом заявил, что, к сожалению, невозможно к утру предоставить две телеги, как этого просит гость. Их всего-то две в Алагире, и обе поломаны. В лучшем случае завтра к обеду можно починить одну из них, а груз придется перевозить на лошадях и ишаках. Легко же он хотел отделаться от неожиданно свалившихся на голову хлопот! Дечи не намерен был больше терять ни минуты.

 Вид Алагира тех лет

 «Если у вас некому ремонтировать телеги, мы сейчас сами займемся этим!» 

  Пристав был ошарашен напором иностранца и дал обещание, что к 5 утра всё будет готово. Только после этого Дечи с Долбышевым вернулись к столу и закончили ужин. На ночь расположились просто, по-походному. Долбышеву предложили единственное «люксовое место» на деревянном лежаке, остальные умостились прямо на полу в спальных мешках. Лай собак постепенно стих и на Алагир опустилась тишина…

1909 год

  "Чаю, Александр Карлович!" -  Алексей Дубровин протянул фон Мекку дымящуюся кружку. Пришлось раскрыться из-под бурки,  отложить записную книжку и присесть к костру.  Впрочем, хроника дня уже была аккуратно запротоколирована. Ранний подъем в сырой придорожной казарме Святого Николая.  Новый деревянный мост через Ардон и сразу же через Цейдон.  Плавно поднимающаяся широкая тропа вдоль правого берега реки.  Затем несколько крутых серпантинов  к селению Цей.  Святилище Реком….

    Обед был почти готов, и сопровождавшие их осетинские носильщики собрались уходить вниз. Завтра по договорённости они должны принести молоко и мясо. Фон Мекк и Дубровин оставались вдвоем в палатке на песчаной площадке рядом с языком ледника.

  Что не говори, а Кавказ оживает, перемены есть. Кто бы ожидал, что по дороге встретят настоящую гостиницу, хотя и без роскошных апартаментов, но и такой никак не рассчитывали встретить в пути.

За год предприимчивый осетин Бабу Зангиев выстроил довольно аккуратный деревянный барак, для Кавказа - просто первоклассный отель!

 Бабу Зангиев  (1869 - 1937) - выдающийся осетинский просветитель. 

      Этот российский Зайлер знал, что делал: сколько туристов встретили в пути! Дальше под скальным навесом, недалеко от опушки леса выросло целое селение, осетинский народный курорт. Приходят сюда с равнины целыми семьями, вместе со скотом и живут, в надежде улучшить здоровье. Иностранцы удивляются методам лечения: кефир с холодной ледниковой водой и купание в Цей-доне. Как им только не становиться хуже! Но не могут же сразу столько людей ошибаться!

Профессор Чеччет по этому поводу предложил, что главным образом лечит целебный воздух соснового леса. Но ведь живут и выше леса, живут возле Караугомского ледника, возле ледников Тана и Сонгути, где нет таких шикарных лесов. Интересно, что подобные ледниковые курорты практикуются только среди осетин, у соседних народов ничего подобного не замечается.

В последнее время медикам удалось убедить графа Воронцова-Дашкова (кавказского генерал-губернатора) выделить 3 тысячи рублей на улучшение тропы, а также было дано разрешение на использование казённого леса. Говорят, что тропа сейчас гораздо лучше, чем даже два года назад. Но всё это ещё не то, размаха не хватает. Нужна настоящая дорога. Может и правда стоит сдать Цей в концессию англичанам, они, кажется, добивались этого? Эх, Россия, когда ты проснёшься, развернёшься во всей своей силе? А то, нефть - бельгийцам, уголь - англичанам, теперь и красоту им тоже в распоряжение. Нет, лучше уж на своих лошадях или пешком, чем на английском автомобиле, и лучше в палатке, чем потом выпрашивать разрешения у британских милордов, чтобы побывать в своих же горах.

1884 год.  Дечи: Алагир – Цей

  Встали в 4 утра. Поставили чан, казак отправился к приставу. Затем, не дождавшись его возвращения, туда поспешил и Дечи, в сопровождении Долбышева, конечно. Местного начальника не так просто бы­ло ещё разбудить, а две обещанные телеги так и стояли не тронутые и разобранные.  «Только постоянный напор может обеспечить ус­пех в этих азиатских условиях, когда люди абсолютно не отдают отчет в ценности  времени». Такой вывод записал себе в блокнот Дечи, когда ему уда­лось разрешить этот вопрос. Оказалось, что и ремонт телегам требовался пустяковый. На час работы.

 Было 7 часов, когда выехали, не так уж и плохо. Погода была идеальной, виды открывались изумительные,  и настроение быстро улучши­лось. Донимала только немилосердная тряска, за которую телегу, непривычный для  европейца вид транспорта без рессор, гиды окрестили «орудием  для пыток». Boт и Ныхасская теснина, первые горные склоны, начало работы для Дечи.  В полевой блокнот заносятся первые заметки: названия, высоты, горные породы, наклон пластов, растительность и т.д.. У селения  Нузал  колесная   дорога заканчивается, дальше она смыта на значительном по протяженности участке. Вместо нее осталась лишь тропа для  вьючных животных. Опять хлопоты, нужно организовывать ка­раван.

  Это оказалось сделать несложно, похоже, что схема была уже отработана. Подошедшие вскоре осетины  удивительно резво бросилась разбирать гру­зы. Вскоре стала ясна причина их энтузиазма – каждый  стремился вы­брать груз поудобнее и полегче. Трогательная забота о своих лоша­дях, однако она расходилась с интересами экспедиции – тяжелые и громоздкие ящики никто так не взял.

Просто ни у кого из них не было ремней для закрепления таких грузов. У Дечи в багаже они были, и он лично показал, как легко можно закрепить его ящики. Путь темным и влажным  ущельем был недолог, вскоре скалы чуть расступились и впереди открылась уютная котловина с зелеными лугами на двухступенчатой террасе.  Урочище Святой Николай (сейчас Бурон) - это всего лишь один  двор,  в котором  большой дом типа барака и две небольшие пристройки. Это оставшееся со времени строительства Военно-Осетинской дороги казенное помещение  было по существу первым отелем в горном Кавказе.

Раньше в нем жили инженеры и топографы, а сейчас сторож пускает всех, у кого имеется соответствующая бумага. В комнатах довольно тепло и уютно, есть нехитрая мебель – вполне комфортные условия. Так что логично было остановиться на ночь именно здесь.

    Спали как убитые, а утром чуть свет были уже на ногах. Быстро собрались и в 7 часов  отправились в дальнейший путь. Это было 2 июля 1884 года, первая альпинистская группа входила в Цейское ущелье. Значительную часть вещей оставили сторожу на хранение. Для того, что взяли, хватило двух лошадей и четырех носильщиков, которые несли инструменты и фототехнику. По мосту перешли Ардон, затем почти сразу и Цейдон, начали подъем вверх по ущелью. Через некоторое время, по еще одному мосту перешли на левый берег и начали крутой подъем по узкой тропинке. По мере набора высоты открывалась панорама верховий ущелья. «Абат-хох!»- так примерно сказал один из носильщиков, указывая на открывшуюся вдали вершину. Вот он, загадочный Адай-хох, главная цель путешествия! Дечи остановился на несколько минут. Понять орографию отсюда было невозможно, и он просто любовался снежным, обрамленным скалами куполом вершины.

    Вскоре достигли лежащего на большой террасе селения Цей. Все жители вышли посмотреть на непонятный караван. Только позже, побывав в других районах Кавказа, Дечи понял, что поведение их было не совсем типичным. Мужчины держали себя с достоинством и даже дети проявляли своё любопытство на расстоянии. Никто не клянчил подарков, не дергал за рукав, с другой стороны не было ни злобы, ни агрессивности. Переговоры с местным старшиной касались закупки продуктов. Стало ясно, насколько бедно здесь живут люди. Сразу купить было нечего. Послали за барашками на верхние пастбища. В селе решили надолго не задерживаться, а прошли выше по ущелью.

  Через некоторое время вошли благоухающий хвойный лес, в котором удивительным образом разместилось множество цветущих кустарников: рододендрон, азалия, шиповник. Здесь, между огромными скальными блоками, группа остановилась на первый горный обед. Пока разжигали костер и готовили суп, Дечи позволил себе полностью расслабиться, он просто сидел, прислонившись спиной к камню, вдыхал аромат леса. Он радовался осуществлению своей давней мечты. Напротив их сияло прекрасное Сказское ущелье...

  После отдыха тропа повела их вверх по долине. Едва вышли из леса, в лицо ударил прохладный ледниковый воздух. Впереди показался Цейский ледник, немного похожий  на ощетинившегося дракона.

   Неподалеку от  его языка, нашли песчаную площадку, в окружении кривых березок и больших камней. Дечи проруководил разбивкой палаток, носильщики-осетины принесли дров и воду. Вскоре, раньше, чем ожидалось, появился казак, с двумя барашками на плечах. Кавказцы с явным наслаждением показали гостям, как быстро и умело можно их разделать. И вот уже в котле кипит наваристый суп, а на тонких веточках жарится шашлык.

  После ужина и чая, когда уже стемнело, Дечи, вздохнув, отправился в палатку исполнять ежедневные обязанности. Их он не мог перепоручить никому. В низкой, неудобной палатке, скрючившись под спальным мешком, матрацами и одеялами, ему предстояло перезарядить фотопластины. Вытащить и упаковать отснятый материал, приготовить кассеты на завтрашний день. Подобные операции производились им каждый вечер. В последнее время он устраивался под столами в гостинице. Вот такое это трудоемкое занятие – фотография!

  Но вот дело сделано - скорее наружу. Как всё же прекрасен вечерний воздух! Ясное небо, море звезд. Всё предвещает хорошую погоду. Какое-то время Дечи просто смотрит из темноты на группу людей, сидящих у костра. Какие они все разные: Долбышев, швейцарцы, казак, осетины. Закутались в  бурки, смотрят на огонь и ждут распоряжений. Еще пару минут Дечи размышляет, он сомневается в уже принятом решении. Может всё-таки, не спешить, произвести тщательную разведку, подняться на панорамный пункт, сделать засечки на вершину и найти самый логичный путь. Всё верно, ведь нет карты и кто знает, насколько удастся сориентироваться в хитросплетении хребтов. Вот только от графика он отстал уже на 2 дня, это – раз. И где этот панорамный пункт, кто подскажет? Но самое главное, это погода. Пока она  позволяет, нужно спешить. Впрочем, ничего категоричного - выйдем наверх и решим там.

  Дечи присаживается рядом с Бургенером.  «Завтра нужно будет пройти как можно дальше по леднику, чтобы установить высотный лагерь и оттуда на следующий день взойти на Адай-хох». Он смотрит при этом на швейцарца и видит, что в глазах гида блеснул одобрительный огонек азарта.

  Собирались утром.  Грузы были по возможности ограничены. Палатка была оставлена. Не только из-за веса, требовавшего для переноски лишнего человека, но и из-за того, что предположительно не найдется ровной площадки для ее установки. Взяли с собой два спальных мешка, немного продуктов и спиртовую машинку для приготовления чая. И, конечно, фотоаппаратуру, барометры, термометры….

 Вышли в 7 утра и почти три часа шли вдоль левого берега ледника до того места, где скалы вплотную приближаются к нему и остается лишь узкий проход «через бараньи лбы». Впереди – крутой снег, а может быть и лед, местные носильщики сразу предупредили, что дальше они не пойдут. На прощание Дечи с Долбышевым  крепко пожали руки, а осетины-носильщики  дружески помахали вслед альпинистам руками. При этом они что-то пытались, толи подсказать, толи еще что …. Условились, что завтра они будут ждать на этом же месте с продуктами.

  Издали снежные склоны могут казаться круче, чем они есть на самом деле. Долбышев со своими спутниками только изумленно покачали головами, видя, как тройка альпинистов начала подниматься по крутому снегу. В действительности ничего особенного там не было. Впереди шел Бургенер,  делавший ступени, за ним Дечи и замыкал Петер с самым тяжелым рюкзаком.

   Выше снежного взлёта оказалась ровная терраса. Почти без снега, затем опять небольшой ледопад, который легко прошли по центру. Дечи любовался находящейся слева крутой стеной из иглообразных скал и крутых висячих ледников, всё это напоминало ему итальянскую сторону Монблана. Справа, отметил он в записной книжке, впадает «сильно разорванный боковой ледник». А впереди, во всей красе открывался пугающий своей мощью третий ледопад, зажатый с двух сторон скальными останцами. Даже опытный глаз Бургенера безнадежно заблудился в хитросплетении его трещин, в нагромождении наваливающихся друг на друга ледовых волн. Впрочем, опыт его был относителен. У себя в Валлисе он знал каждую тропку, каждый проход, каждую хитрую срезку. Знал, куда надо идти и где можно легко распрощаться с жизнью. Когда выезжал в район Монблана, там тоже тропы, туры, есть карты, да и люди постоянно встречаются. А тут ведь, похоже, никто вообще  никогда не ходил!

 «Графа может быть это самое и радует, быть первопроходцем. А отдуваться ему, гиду» – подумал Бургенер. Графом Дечи никогда не был, но так его было удобнее называть…

Август 1909 года. Фон Мекк

  Перед глазами во всей красе парила вершина, как бы рукавом прикрываясь длинным крутым скальным хребтом с обрывом стекающего на эту сторону ледника. Невозможно было четко определить, какая часть принадлежит самой горе, а какая — впереди стоящему хребту. Александр фон Мекк продолжал свой разговор с Алексеем Дубровиным…

- И все-таки, Александр Карлович, вдруг ...

- Нет. Деши мог ошибиться в том, с какой ноги он встал утром. Но чтобы писать в «Элпайн джорнэл» и попутать ориентировку гребня... Этого быть не может. Деши ведь не был новичком, наоборот, уже тогда он был известным исследователем Татр, а в низких горах еще больше приходится полагаться на компас, ориентиры там похуже.

-  Может, он отметил, что поднимается на северо-восток, а не по северо-восточному гребню?

-   Нет, он точно писал, что шел по северо-восточному гребню. А потом ….. дошли до первой вершины, и от нее к югу—до второй. Первая, северная, — скальная, вторая — снежная. Разве это похоже на Уилпату?

-  Неужели возможна такая грубая ошибка?

-  Я очень подробно смотрел в свое время все материалы.  Если посмотреть на карту самого Деши, не последнюю, а 1886 года, то на ней Цейский ледник имеет не два верхних бассейна, а один и его Адай-Хох стоит посередине гребня.  Потом. С вершины он видел зеленые поля Рачи, а с Уилпаты это невозможно — все закрыто массивом Чанчахи и Мамисон-Хохом. Я убежден, что они поднимались именно на Мамисон.

Дечи: восхождение

  Альпинисты уже успели перебраться через несколько трещин, как вдруг уперлись в гладкую ледовую стену. Взобраться на нее Петер не смог, даже став на плечи старшему товарищу. И не обойти,  ни слева, ни справа. Где-то недалеко в ледопаде что-то обвалилось с оглушительным звуком, будто предупреждая дерзких путников о том, какая мощь таится в этом ледяном нагромождении. А далеко влево по кулуару без перерыва, одна за другой скатывались небольшие лавинки, отмечавшие преодоление бергшрунда несоизмеримым со своими размерами громом.

- Нужно возвращаться. Здесь опасно и прохода нет! - чувствовалось, что Бургенер огорчен неудачным выбором пути.

- Попробуем справа по скалам - Дечи постарался сохранить уверенность в голосе.

   Нижнюю, почти отвесную  часть скал удалось обойти по крутому снежному кулуару. Здесь, к немалому удивлению проводников, Дечи вышел вперед и прокладывал дорогу вплоть до массивного скального блока, закрывавшего выход на верхнее плато. Преодолеть в лоб его было немыслимо.

 Обвязавшись веревкой, Бургенер попробовал пройти траверсом влево, вылез на крутые скалы и скрылся за перегибом.

 Вниз с грохотом уносились сбрасываемые им камни, однако веревка уходила довольно медленно, а потом и вообще остановилась. Ждать пришлось довольно долго.  Дечи с Руппеном начали уже замерзать в затененном снежном кулуаре. Наконец послышался недовольный, скрипучий голос, и вскоре на перегибе показался Бургенер с кольцами веревки в руках. Прохода не было и здесь.

Карта Дечи. Понятно, как он представил маршрут своего восхождения

 Пришлось возвращаться в ледопад, на путь, ранее расцененный как слишком опасный. Но в него они уже вошли в верхней части.  Там всё равно  пришлось пару раз испытать неприятные минуты при прохождении под грозно нависавшими сераками. Но разозленного Бургенера уже ничто не могло удержать - он был все время впереди, без устали вырубая ступени.

Наконец ледопад был побежден. Впереди открылась плоская верхняя часть ледника, окруженная заснеженными и обледенелыми скальными стенами. Справа, далеко вверху над лежащими на переднем плане хребтами, виднелась макушка высочайшей вершины. Дечи не сомневался - это Адай-Хох.

Александр Бургенер  

 Нужно было искать место для ночевки, и тут долго думать не пришлось - направились к далеко вдающемуся в ледяную массу скальному гребню. Другого варианта не было - к ночевке на снегу они были не готовы. 17.45. Семь часов без отдыха после преодоления первого ледопада. Хотелось поскорее растянуться в спальном мешке, снять с ног надоевшие ботинки, но больше всего хотелось пить, и поэтому первым делом припали губами к стекавшим по камням струйкам талой воды. В поисках места для ночлега облазили весь гребешок, но хорошей площадки не нашли. Пришлось немало потрудиться, ворочая скальные плиты, прежде чем кое-как разместились.

  Пока швейцарцы возились со спиртовой кухней, Дечи измерил с помощью барометра высоту — 3300 метров и принялся рассматривать и зарисовывать панораму. Внизу, под ними, как на ладони лежал Цейский ледник; скальные стены, постепенно сужаясь, сжимали ледяную массу, которая ледопадом обрывалась куда-то в ущелье, ниже все было в тумане, и лишь на горизонте виднелись золотисто-красные в лучах заходящего солнца обрывы скалистого хребта...

   Хорошо, что получился хотя бы чай. Не укладывалось в голове, как могли забыть лагере почти половину приготовленных продуктов, — вот что значит откладывать сбор на утро, на последний момент! А так на троих - одна банка тушенки и баранина. Да еще что за баранина! В другой момент можно было бы и повеселиться, пошутить насчет того, что «старый охотник» перестарался и явно пережарил накануне вечером «дичь» до первой степени обугливания. Теперь же приходилось заталкивать в себя этот полусъедобный продукт — не оставаться же голодным перед трудным восхождением! Хорошо, что хоть чай получился. Невеселое начало!

 К семи вечера лагерь, восходителей накрыл туман. Разместиться рядом не удалось. Бургенер и Руппен легли  чуть ниже, Дечи повыше, но все под защитой одной и той же каменной стенки. Плюс 6° потом плюс 5°, делаются  последние записи перед наступающей темнотой. С ней пришла и тишина, нарушаемая только порывами ветра. И вдруг... мгновенная вспышка, затем раскатистый гром, напомнивший грохот лавин. И почти сразу резкий порыв ветра бросил со страшной силой заряд крупы прямо в спальник, в небольшое отверстие, оставленное Дечи для дыхания.

   Мор Дечи на биваке, перед спиртовой кухней

 И началась настоящая громовая канонада, хаос звуков. Временами казалось, что это гигантский горный дух, разгневанный их дерзкой попыткой, негодует и ищет их повсюду, чтобы уничтожить, раздавить. Какая ночь! Жесткие камни, холод и сырость. При этом Дечи испытывал настоящее душевное волнение, потрясение, как, может быть, в детстве, в храме при звуках органа. Гигантская и недоступная для понимания природная сила являла свою мощь, не зная и не желая знать, что здесь, среди камней, впервые за тысячелетия спрятались и подслушивают ее три маленьких живых человека, внезапно оторванных от своего привычного суетливого мира и оставшихся наедине с Вечностью. Наплывали разные мысли, но он уже знал, что словами не выразить того, что ощущалось, не записать и не зарисовать, что переживается сердцем в такие минуты.

  Удалось ли ему заснуть хоть  на немного? Вроде бы да, хотя как это могло быть при таком адском холоде! Наступающее утро вытеснило из памяти ночную грозу. Розоватый холод, обрывки разбегающихся облаков. Лишь на камнях рассеянные горсточки снежной крупы свидетельствуют о ночной непогоде. Идти или не идти на гору?

 Швейцарцы молчат, и за этим явно скрывается нежелание покидать спальные мешки, дающие, надо сказать, мало утешения промерзшим и промокшим людям. От руководителя требовалось сказать свое решительно слово, и, поколебавшись немного, Дечи дал команду собираться для выхода.

  Тратить время на завтрак не хотелось; в 5.30, почти сразу как встали, вышли. Лучший способ согреться - это работа, а вернуться, если что, всегда можно. Обогнув скальный выступ, на котором находилась их ночевка, снежными полями направились к подножию длинного крутого кулуара. Отсюда вершины не было видно, только нагромождение хребтов, закрывающих ее. Постепенно перестали стучать зубы, даже ноги начали согреваться, теперь ощущалась только тяжесть подъема, не хватало воздуха, и поэтому темп продвижения был не высок.  

 Суровое утро не очень-то жаловало смельчаков: тяжелые облака наплывали на острые иглы вершин противоположной стороны ледника, временами налетали порывы ветра, бросавшие им в лицо остатки ночного снега. Когда достигли вершины кулуара, удалось рассмотреть, где же они находятся. Хотя легкого восхождения и не ожидалось, представшая перед ними картина превзошла самые худшие ожидания и предположения. Вдали была видна главная снежная вершина, к которой вел очень длинный гребень. На дальнем плане он выглядел спокойно, зато прямо перед восходителями врезался в небо острым лезвием обледенелых скал, за которыми были видны не менее неприятные скальные башни с шапками снежных карнизов...

Июль 1884 года

Карта из  сборника «Ветер странствий»

 ...Ничего не оставалось, как идти на штурм этого гребня. Вперед вышел Бургенер, это его работа, здесь и потребуется его мастерство, его опыт и осторожность. Несколько часов подряд преодолевали альпинисты трудный участок гребня. Приходилось карабкаться по заснеженным скалам, рубить ступеньки в натечном льду, траверсировать по гладким скальным плитам, отчаянно цепляясь за мельчайшие неровности. Местами перелезали через скальные башни, иногда приходилось обходить опасные участки, немного спустившись на западную сторону. Только к полудню вышли на пологий участок гребня, где можно было хоть немного успокоиться и отдохнуть.

 «Только минуту отдыха» - выдохнул Бургенер, когда партнеры подошли к нему на маленькую седловину. Усталость и подкравшийся голод не сломили их, близость вершины придавала силы для последнего броска. Вскоре вышли на крутой, но широкий фирновый гребень, по которому, наконец, можно было идти одновременно. Еще один небольшой взлет, и вот она - вершина!

  Время 13.30. 25 июля 1884 года. Сердечные рукопожатия, улыбки - чем труднее дается победа, тем больше она приносит удовлетворения. Дечи торжествовал, в этом моменте было что-то особенное, не похожее на чувства, испытанные им в Альпах и Татрах. Это происходило от сознания, что ими совершено действительно значительное и непростое восхождение. Первое восхождение на прекрасную вершину.  И до него никто ничего подобного на Кавказе не ходил.

Замечание 2021 года. Если выражаться современным языком, то альпинисты из Alpine Club признали достижение группы Дечи "Восхождением года", эдакий "Золотой ледоруб" 1884 года.

Примерный маршрут группы Дечи

 Вид сверху на пройденный группой гребень 

  Вершинный взлет Мамисона с Северо-востока. Это наша команда завершает восхождение по маршруту Болижевского

На вершине пробыли около 15 минут. На узком снежном гребне разместиться было нелегко, и швейцарцы спустились чуть ниже, где из камней выложили небольшой тур. День был не самый лучший для наблюдений — вся западная половина была укутана клубами густого дыма-тумана. На востоке Дечи быстро определил Казбек, кажется, Джимарай, был виден Скалистый хребет.   Вниз с вершины уходили крутые снежные и скальные склоны. На юге, в разрыве скального гребня, были видны далекие зеленые холмы, луга и леса, слегка позолоченные солнечными лучами, — они были единственным, что смягчало суровый альпийский пейзаж.

  Но нужно было возвращаться. И на обратном пути трудности показались еще более значительными. Из альпийских восхождений Дечи это напомнило только восхождение на гребень Вайсхорна, но было явно длиннее, да и трудностей побольше. Усталость ослабила чувства, притупила осторожность и внимание, что грозило бедой. Шедший последним Бургенер не раз помогал товарищам, поддерживая их веревкой. К счастью, все обошлось благополучно, по крайней мере, до кулуара, в начале которого Руппен потерял равновесие и заскользил головой вниз. К счастью, мягкий снег не дал ему набрать скорость, и рывок, который пришелся на верхних, был не так велик. Срыв не прошел бесследно, и было видно, что юноша испытал значительное потрясение. Темп спуска замедлился. Петер спускался теперь на туго натянутой веревке. У подножия кулуара обнаружили, что их утренние следы перекрыты массивными комками лавинного выноса. Их путь был лавиноопасным, и им явно повезло.

К семи часам спустились на место ночевки. О дальнейшем спуске не могло быть и речи, хотя с трудом представлялось, как удастся им пережить предстоящую ночь. Талая вода насквозь промочила спальные мешки, размокли до непригодности остатки лепешек и галет. Единственное, чем удалось подкрепиться, — это лимонад, который развели в подогретой воде.

 Петер был плох, жаловался на недомогание, на боль в подвернутой ноге и в ушибленном плече, стонал и, умостившись на спальном мешке, не проявлял никакого желания хотя бы спрятаться под его защиту. Бургенер делал все молча.  Было видно, что он  зол, и отчасти на себя, наверное, за забытые продукты и пережаренную баранину. Куда делась та радость, которую испытали наверху. Терял контроль над своим поведением и Деши: сначала все силы были брошены на приготовление лимонада, потом - как бы разместиться в мешке и согреться. В результате подмокли недостаточно защищенные фотокассеты и блокнот, в который к тому же не было сил занести необходимые записи. До термометров, размещенных среди камней, всего-то два шага, но он так и не сделал их. Быстро стемнело, и опять начались жесткие порывы ветра со снегом, послышался отдаленный гром, немилосердный холод начал проникать со всех сторон. Какие тут могут быть мысли — дожить бы до утра, да скорее вниз, бегом к теплу, к костру, к чаю, к горячему супу и свежему хрустящему шашлыку!

С первыми приметами приближающегося рассвета альпинисты дружно покинули порядком надоевшие убежища. Поспешно собрав рюкзаки, вышли. Термометры так и остались лежать нетронутыми на своих местах.

Подошли к ледопаду: где же лучше спускаться? Поиск затянулся, всюду путь преграждали трещины, а слева не пускали крутые скалы. В довершение  всему,начал опускаться туман. Дечи был уже на грани отчаяния. Руппен безвольно валился на снег, и лишь злой Бургенер продолжал настойчивые поиски. Нужно траверсировать на боковой ледник — к такому выводу пришел он, в конце концов. Для этого пришлось даже набрать немного высоты. Что далось очень тяжело. К счастью, на боковом ледничке отыскался длинный фирновый желоб, выходящий ниже основных трещин ледопада. В нем было неуютно и небезопасно из-за возможности падения камней, было круто, и пришлось, скрючившись  рубить ступени, но это был путь к спасению.

 Потом уже брели, еле передвигая ноги, по снежным полям ледника до самого первого ледопада. Едва вышли на последний снежный склон, как начали напряженно вглядываться в открывшуюся панораму. Где же встречающие? Ведь мы должны были спуститься еще вчера!

Вид на язык Цейского ледника сверху

Было чертовски обидно, казалось, что не хватит сил добраться до леса, где стоят палатки. И вдруг... Да, вот уже ясно различимы фигурки людей, поднимающихся наверняка им навстречу с продуктами и дровами. Невольно вырвался дружный крик радости, и Бургенер даже достал револьвер и дважды выстрелил в небо, чтобы привлечь их внимание. Это был уникальный случай применения им личного оружия, с которым он не расставался даже во время восхождения. «Чтобы защищаться от плохих людей», которых он, вероятно, боялся встретить охраняющими подступы к вершине Адай-Хох.

  Встреча произошла на верхней морене. Трое осетин-носильщиков принесли два мешка, заботливо упакованных Долбышевым, и передали от него поздравительную записку, написанную на смешанном франко-немецком языке. В мешке было столько продуктов, что можно было бы прожить целую неделю! Тут же развели костер и приготовили полноценный роскошный обед. Даже солнце смилостивилось в этот момент, выглянуло из-за туч и обогрело счастливых восходителей своими ласковыми лучами. В шесть часов спустились в базовый лагерь, где их сердечно приветствовал «герр профессор», проведший весь день на склоне выше лагеря и в бинокль наблюдавший за их спуском.

 Лагерь экспедиции. Мор Дечи стоит, Бургенер занят хозяйством

 После Цея экспедиция Дечи в 1884 году прошла через Садон в Дигорию, далее через перевал в Балкарию, посетили Безенгийский ледник. Затем путешественники поднялись на Западную вершину Эльбруса.  Это было очень тяжелое восхождение. Из-за позднего спуска и тумана оно едва не закончилось трагически. Группу спас местный носильщик Молай, который вышел навстречу альпинистам, нашёл их и вывел к месту стоянки.  При этом Дечи и Руппен получили лёгкие, но болезненные обморожения.  После Эльбруса группа через Сванетию группа вышла к Тифлису, затем через Крестовый перевал вернулась  во Владикавказ и далее домой.

Метки у ледников

 В 1906 году  г-н Касперович – член Владикавказского отделения РГО  (к тому времени самого мощного и дееспособного во всей организации) предпринял попытку найти перевал,  ведущий из Цея в Караугом. Подходящей для этого седловины в Северном цирке Цейского ледника он так и не нашел. Зато вполне выполнил свой долг естествоиспытателя. На большом камне у языка ледника Касперович поставил яркой красной краской надпись с указанием основного азимута и расстояния до грота, считавшегося окончанием ледника. Всё было сделано точно по инструкции «Наставления для установки на ледниках меток», выпущенного Императорским Русским Географическим Обществом только за год до этого.

   Текст этого наставления, включая тригонометрические расчеты, был целиком написан Александром Карловичем фон Мекком. В 1905 году он внес его на рассмотрение в Ледниковую комиссию, созданную, кстати, по его инициативе при отделении физической географии ИРГО. Виднейшие ученые географы А.Герасимов, Ю.Шокальский и Я.Эдельштейн подробно обсудили, отредактировали текст, который вскоре был выпущен отдельной брошюрой.

 Собственно это издание должно было положить начало постоянному и систематическому изучению колебания ледников Кавказа и Средней Азии. Её целью было с одной стороны привлечь к работе, имеющей научное значение всех путешествующих.

 До конца XIX века вообще было неизвестно о наличии большого оледенения на Кавказе. Правда, геолог Герман Абих посетил несколько ледников и был, конечно, другого мнения, но главные свои труды он посвящал чистой геологии. Фрешфильд  первым  широко распространил представление о Кавказе как весьма оледененной горной стране. А первым человеком, измерившим изменение длины ледника на Кавказе, был Мор Дечи, и этим ледником был наш родной Цейский.

1885 год. Мор Дечи

    Свое второе кавказское путешествие Дечи начинал также как первое - в Одессе. На этот раз это был город его постоянного проживания. Здесь он поселился с молодой жены, одесситкой по происхождению  и урожденной  баронессой Паулиной Штернберг (Унгер-Штернберг). Общение с ней и ее родителями (отец – прибалтийский немец, мать – русская) позволило венгру освоить русский язык, так что в услугах переводчика он уже не нуждался. Также не было с ним швейцарских гидов, так как альпинистских восхождений Дечи на этот раз не планировал. Зато был ботаник Хуго Лойка, 40-летний преподаватель, большой энтузиаст науки и уникальный специалист по лишайникам. Выросший в Галиции сын словацкого священника он к тому времени полностью "овенгерился", жил и работал в Будапеште. Уже первая остановка в Крыму чрезвычайно увеличила их багаж за счет новых ботанических экземпляров. В том числе были обнаружены совершенно новее виды, позже получившие имя Лойки. Кавказ обещал еще большие открытия.

   Дорога проходила по всем знакомым пунктам: Таганрог – Владикавказ – Алагир – Св. Николай. На этот раз всё шло гладко, гораздо спокойнее, чем в 1884 году.  1 июля  поднялись в Цей, расположившись лагерем на месте прошлогодней стоянки у ледника.  Погода благотворила путешественникам, за два последующих дня они облазили весь язык ледника и его окрестности. Дечи нарисовал подробную карту языка ледника, на камнях оставил метки, по которым на следующий год можно было бы определить, как изменится длина ледника. Коллекция Лойки также значительно разрослась. По свежим следам он констатировал минимум шесть новых видов, и более 30 вариаций, с которыми надо было разбираться.

 Дечи нашел свои прошлогодние метки на леднике и определил его динамику За год длина ледника увеличилась на 11 метров. Лойка в это время нашел ряд уникальных экземпляров растительности. В соответствии с дальнейшим планом, 26 июля путешественники проехали теснину Кассарского ущелья, остановились на время в селении Зарамаг и последовали дальше вверх по Военно-Осетинской дороге.  

  Ночевали в палатке, рядом с убогой и грязной дорожной хижиной (Северным приютом). Утром следующего дня их небольшой караван последовал через Мамисонский перевал и по крутым серпантинам спустился к обеду в казарму Гуршеви (около 1900 метров), где также стали в палатке. На рассвете следующего дня Дечи вышел на обсервационное восхождение. Его целью был травянисто-осыпной пик к югу от казармы. Чтобы его достичь пришлось сначала пройти пару ручьев, затем продираться через сплошные заросли рододендронов, карабкаться по заросшим густым мхом камням и некрутым осыпям. Наградой за весьма неприятный подъем был чудесный панорамный вид, ради которого собственно и были предприняты усилия. В центре композиции стояла изумительная по красоте Чанчахи, удивительная вершина, отсюда она была видна от подножья до верху. Взгляд альпиниста сразу оценил сложность подъема, а в голове прокручивались одна за другой альпийские вершины, с какой из них можно ее сравнить? Юнгфрау, Эйгер, Эгюий Вер? Всё вроде не то, обычно ему удавалось найти подходящую аналогию. Хотя бы условно, как в параллели Ушба - Маттерхорн. Сейчас это не удалось. Неудивительно, что Фрешфильд в 1868 году посчитал ее высочайшей в районе. Но он, Дечи знает, что это не так и главная вершина, легендарный Адай-хох - это двуглавая вершина, макушка которой выглядывает правее. Мысль о том, что он является первым восходителем на эту очень значительную вершину, искренно радовала венгерского альпиниста. Гордый собой, в хорошем настроении начал Дечи спуск к казарме. По дороге он встретил поднимавшихся носильщиков, которые принесли фотоаппарат и геодезические приборы. Работа продолжилась еще часа на два.
  Внизу же Дечи ждала очень и очень неприятная новость. Его товарищ, профессор Лойка, похоже, тяжело заболел. Острое кишечное расстройство, высокая температура, озноб. Скорее всего, это дизентерия. А значит, нужно срочно возвращаться и лучше всего через перевал, во Владикавказ. Мысль о том, что можно Лойку отправить одного, а самому продолжить запланированный маршрут отпала сама собой. Без знания языка больной не сможет. Да и кто во всем виноват, кто вытащил ученого в изнурительную, тяжелую и опасную поездку. В этот же день поднялись до казармы Риони под самим Мамисонским перевалом.
  На следующий день путешественники проследовали через перевал. На восточном склоне дорога проходит большими дугами, в районе перевала Дечи дал указание сопровождавшим его казаку и осетинскому помощнику ехать вниз, сказав, что будет догонит их ниже. Сам же он быстром темпе направился на один из отрогов расположенной к югу вершинки. Поднявшись метров на 400, остановился на удобной для наблюдений точке.

 Уютно устроившись на теплом камне, Дечи спокойно, получая заслуженное удовольствие, любовался панорамой выстроившихся на севере снежных вершин. Мысли его в очередной раз приводили к сравнению Кавказа с Альпами.

 Вид Чанчахи с юга. по фотографии Дечи

"Вероятно недалеко то время, когда путешественники смогут подниматься сюда в комфортабельных вагонах поездов. И будут, возможно, сидеть на этом же месте и также любоваться чудесной панорамой гор. Только в руках у них будут путеводители и точные карты. И сопровождать их будут квалифицированные гиды, из числа местных жителей. Сейчас они далеки от цивилизации, но с их выносливостью и неприхотливостью они легко смогут освоить это ремесло. Со временем, альпинисты совершат восхождения на все вершины Кавказа и на те, которые сейчас кажутся неприступными, как Дыхтау и Ушба. Многие имена, названия вершин сейчас непривычные для слуха, станут такими же известными как Юнгфрау, Ортлер, Эгюий Вер и другие. Сто лет назад почти такое же положение было в Альпах...
После напряженных снежно-ледовых восхождений, сидя в комфортабельных горных хижинах, альпинисты с улыбкой будут вспоминать, что было время, когда серьезные ученые мужи утверждали, что на Кавказе почти нет ледников. Возможно, что кто-то вспомнит и о нем, как и пионере, разрушившем это нелепое представление. Вспомнят, что некто Дечи был первовосходителем на высшую вершину района. Нужно только издать большую и красивую книгу".

 В 1886 году, во время  третьего путешествия, Мориц Дечи опять посетил Цейский ледник. На этот раз его сопровождал геолог профессор Шафаржик. Соответственно, собирали они уже не траву и цветочки, а образцы пород и минералов. По результатам измерений оказалось, что ледник отступил на 5-6 метров.  В тот же вечер Дечи спустился в Святого Николая и в дальнейшем Цейский район более не посещал. Его интересовали совершенно неисследованные долины Восточного Кавказа и покрытая роскошными лесами Западная часть горной страны. Те места, где до него иностранцы еще не путешествовали.

 Этот монументальный труд Мориц Дечи готовил два десятилетия, получился шедевр.

Август 1909 года

 Лагерь Поггенполя у языка Цейского ледника, 1904 год. Вероятно, также выглядел лагерь фон Мекка.

  Жаркий летний день. Впрочем, хотя и печет, но жара не угнетает. Наверное, потому, что рядом громадное тело ледника и грохочущая, пенящаяся река. Настроение у Александра фон Мекка было прекрасным; так бывало с ним, когда все начинало удаваться — и жизнь казалась светлой, и сам себе начинал нравиться. Казалось бы, что особенного — побывал на склонах Казбека, все в порядке с Ермоловской хижиной и отряд проводников крепчает, вовсю идет работа во Владикавказе, Цей встретил хорошей погодой, наконец, найдена метка Касперовича. Мелочи?

 Но когда удаются все мелочи, это и есть большая удача. Так или иначе, хотелось поговорить, высказаться, тем более когда, видишь, что на тебя смотрят с восхищением.

 - Если бы наши горы были поближе к столицам, если бы наши люди не были так ленивы и нелюбопытны... Насколько отстали мы от европейцев в альпинизме? На 20, на 50 лет? У нас на подходе только «золотой век», это в Альпах 60-е годы. Но должен быть перелом в сознании, прорыв. И тут я вижу свою задачу в том, чтобы писать, издавать, будить общественную мысль. России нужно было начинать еще в 70-е годы. Как много может зависеть от одного человека! Вот был жив Алексей Федченко. Ведь он правильно понимал, что без альпинистской техники невозможны никакие серьезные восхождения и исследования в высокогорье. На лошадях по ледникам - много не наездишь.

 -  Он нелепо погиб во Франции, в  районе Шамони, умер от истощения, в непогоду оставленный проводниками.

-  Нет, такое могло произойти, ничего удивительного. Такое может случиться и сейчас. Компания гидов Шамони выдает проводников по очереди, стараясь всех занять. Вот и попадаются экземпляры. Его просто бросили на погибель. А ведь он специально приезжал, чтобы изучить искусство альпинизма.

- Читаешь иногда отчет какого-нибудь русского путешественника и не знаешь, смеяться или плакать. Вроде бы комическое дело — ученый, изучающий горы, а пешком ходить не умеет; кажется, снимешь его с лошади — и он упадет тут же.

 - Или взять описания. Пишут, как «ползли», как «цеплялись», какие непреодолимые препятствия, какие страшные трещины, какие они герои, что их не боятся. Тащат лестницы, везут с собой собак для вынюхивания трещин, привязывают  к себе палки. Как будто и нет мирового опыта, как будто до них никто на ледники и не выходил.

 — Конечно, пока еще хватает объектов для исследований в долинах и еще есть белые пятна, о которых можно собирать сведения по расспросам, но это время уже ушло. Мне кажется, в любой научной экспедиции в горы, скажем в Среднюю Азию, должны быть альпинисты, да и сами ученые должны готовить себя к горным восхождениям, как готовят себя, упражняясь в астрономических наблюдениях. Только тогда раскроют свои тайны и Хан-Тенгри и Сель-Тау, загадок хватит еще на многих и многих.

 Схема, нарисованная рукой Александра фон Мекка

        Лондонские встречи

   В 1886 году первыми  из английских альпинистов, после долгого перерыва прорвавшимся на Кавказ, стали  тогдашний  президент Альпийского Клуба  Клинтон Дент и Уильям Донкин, талантливый ученый, лучший на то время горный фотограф Великобритании. В горах их сопровождал наш старый знакомый Александр Бургенер, а также другой швейцарец Базиль Андерматтен. Объектом изучения стал ледник Безенги и окружающие его горы. На одну из них удалось совершить восхождение. Альпинисты считали, что взошли на Тетнульд, но Фрешфильд, как только узнал подробности, выразил сомнения в этом. Ведь Тетнульд известен как вершина, господствующая над Сванетией и взойти на нее с Безенгийского ледника можно, только перейдя предварительно перевал. Написал об этом всём Дечи, переписка с которым началась еще до  экспедиции 1884 года.  А вскоре состоялась и их личная встреча.

    "Дечи привез в Лондон Кавказ!"  Все были единодушны в своем восторге от выставки, устроенной  Альпийским клубом. Такой богатой коллекции безупречно выполненных фотографий не было ни у кого, вероятно даже по Альпам. Кавказ же абсолютное большинство видело впервые. Подолгу всматривались в снимки признанные авторитеты британского альпинизма, шло живое обсуждение всех деталей, всех «нерешенных проблем», «непокоренных гор».  Здесь же выставил свои фотографии и Донкин. Это было весьма удобное место и время договориться о названиях вершин.  После непродолжительных споров все пришли к единому мнению - вершину, покоренную группой Дента, следует называть Гистола (Гестола, сейчас), а Тетнульд, снежная вершина к югу от нее, столь же красивая и влекущая к себе, еще ждал своих победителей.

     Фрешфильд принял венгра в своем классическом лондонском доме. Огромный, но в то же время  аккуратный кабинет, со стеллажами книг стал свидетелем нескольких продолжительных бесед. Конечно, они оба внимательно ознакомились с письменными отчетами друг друга, даже обменялись приватными соображениями в переписке. Однако личный рассказ даже об известном событии нельзя заменить ничем. И вновь повторился рассказ Фрешфильда о носильщиках на Эльбрусе, без которых англичане повернули бы вниз, не дойдя до вершины. Опять вспомнил поседевший уже англичанин о чудесном видении Ушбы, опять восторгался он размахом долин Безенги и Дыхсу, ледовыми просторами Караугома, опять жалел, что не решился пройти через Цей, мимо «загадочного Адай-хоха».

Фрешфильд

  Впрочем, к тому времени старинный опыт Фрешфильда уже имел больше историческое значение. Главным знатоком Кавказа был уже другой человек, и он сидел напротив. Это был  Мориц Дечи.  Уже в экспедиции 1884 года он прошел через все главные районы Центрального Кавказа.  Тогда после спуска с вершины Адай-хоха, альпинисты прошли через Садон и Камунту  в Дигорию. Далее последовательно изучили долины Черека Балкарского и Безенгийского, затем Чегема. Князь Исмаил Урусбиев принял их в Баксанской долине.  Это был настоящий оазис порядка и организации на Кавказе. Всё в долине подчинялось князьям.  Дечи в компании с Бургенером и Руппеном тогда поднялись на Западную вершину Эльбруса. Не без приключений. Не без результатов были и последующие поездки 1885 и 1886 годов. Хотя и не всё намеченное в них удавалось сделать.

 Во время этой встречи и родилась идея совместной поездки Дечи и Фрешфильда, одной из целей которой стало бы восхождение на настоящий Тетнульд.

1887 год

     Харьков. Южный вокзал. Исходная точка многих моих путешествий. Не забыть, как отправляли в 1986-м году багаж памирской экспедиции с тремя университетскими парнями. Штук тридцать только личных рюкзаков, ящики с тушенкой, сгущенкой, разнообразные тюки с палатками, кухонным оборудованием, газовые баллоны - все это в бешеном темпе заносилось и умащивалось на полках обычного железнодорожного вагона. Можете представить себе реакцию проводников и пассажиров соседей. Хотя билетов и было шесть на три человека, но всему же есть предел.

    Подобные вещи происходили здесь же, вероятно, почти на том же месте, и за 99 лет до этого. Расположение путей не сильно изменилось за эти сто лет. Тогда был вагон первого класса, с широкими окнами и мягкими креслами, он хоть и стоил дорого, но предлагал для пассажиров соответствующие удобства. Но сколько же ящиков, мешков, чемоданов хотят затащить в него эти иностранцы? Не меньше десяти раз сновали туда-сюда французские гиды братья Франсуа и Мишель Девуассу, вместе с их коллегой Жозефом Десайю. Дечи и Фрешфильд помогали размещать принесенный ими груз, сначала на полках, потом возле кресел, затем в проходе, так что, в конце концов, осталось лишь узкое пространство, в которое протискивались, с явным неудовольствием, другие пассажиры.

    В Харькове, тогда уже стотысячном университетском городке, с уже сложившейся репутацией машиностроительного центра и железнодорожного узла, с водопроводом, конкой и газовым освещением на нескольких улицах, произошла летом 1887 года встреча прибывшего через Петербург Фрешфильда и добиравшегося через Львов Дечи. Отсюда началось их совместное путешествие по железной дороге в сторону Кавказа.

 Из Пятигорска сразу выехали в Баксанское ущелье, где были радушно встречены старыми князьями Урусбиевыми. Дальше последовало первое альпинистское прохождение Местийского перевала, разведка склонов Ушбы с восхождением на Гульбу, пересечение Сванетии с исследованиями на леднике Адиш, восхождение на Тетнульд, куда  Фрешфильд залез с гидами, без Дечи.  И затем перевал Цаннер, Безенгийский ледник и разведка подходов под Коштан-тау.

    За время этого совместного похода у них было достаточно времени поговорить о многом, жили они в одной палатке и, зачастую лишенные возможности из-за дождя покинуть свое убежище, были вынуждены коротать время в бесконечных беседах. Можно не сомневаться - во главе большинства их разговоров было исследование гор. Говорили о далеких и загадочных массивах Гималаев и Тибета, легендарных Лунных горах в Африке, об экспедициях в Южную Америку. А уж кавказские проблемы, так те, наверняка разобрали до мелочей. Могли ли они обойти вниманием и самый загадочный и непонятный "узел Адай-хох"? Дечи не считал, что есть принципиальные неясности и схема его, опубликованная в "Эльпайн джорнэл", нуждается лишь в незначительных уточнениях. Его уже больше интересовали другие районы - совершенно неисследованные массивы Дагестана, Западный Кавказ. А здесь он мало сомневался: в центре массива вершина Адай-хох и на нее он взошел по северу-восточному гребню, от главной вершины к западу уходит хребет с двуглавой вершиной (Дабл-пик Фрешфильда), за которым расположено плато Караугумского ледника.

    Вероятно, у Фрешфильда были на этот счёт кое-какие сомнения. После Безенги путешественники расстались. Дечи поспешил в Грозный и далее, в расчете успеть сделать разведку массива Базардюзю. Англичанин же с партнёрами отправился через Дигорию и через перевалы в Тифлис. По пути Фрешфильд надеялся найти панорамный пункт, с которого было бы лучше, чем с "рододендрового холма" (точки наблюдения Дечи в 1885 году), видно внутреннюю часть адай-хохского узла. Для этого должна была подойти куполообразная гора к югу от Шоды. В сопровождении проводников и местных носильщиков восхождение на неё было совершенно без каких-либо происшествий.

     К сожалению, наплывающие облака немного ухудшали вид и четкой картины не получилось. Карандашом Фрешфильд набросал на планшете схему, затем зарисовал очертания вершин. Высочайшая вершина легко определялась в центре,  и к ней вёл длинный гребень с выступающими скальными пиками. Не по этому ли гребню поднимался Дечи? Похоже, что так, описание совпадает. Только это явно не северо-восточный, а юго-западный гребень. Как  мог венгр перепутать направления?   Наверное, он хотел написать – «мы шли на северо-запад». Предположил англичанин, сам не очень веря, что такое могло быть. 

Август 1909 года. Александр фон Мекк

     Увы, погода на Кавказе не отличается  постоянством и дружеским нравом.   Постепенно подкравшиеся облака плотно занавесили небо. Это не предвещало ничего хорошего на завтрашний день. А еще усталость и плохое самочувствие, вновь вспомнились Александру Карловичу его болячки.  Он понял, что упустил один очень важный день и выход наверх может сорваться. Грустно…

  Только после ужина и ароматного чая  Дубровину вновь удалось расшевелить своего спутника на дальнейший рассказ.

 - О походе Фрешфильда мне очень много рассказывал мой близкий друг Андреас Фишер. Он ещё совсем молодым принимал в нём участие.  Вся его дальнейшая жизнь как бы была определена тем колоссальным впечатлением, которое он получил от Кавказа. Кстати, я Фишеру многим обязан, в том числе восхождением на Монблан и Юнгфрау. Без него я, может быть, и не решился бы на них, а ведь это одни из ярчайших минут моей жизни. А потом наше совместное путешествие по Кавказу с восхождением на Семенов-баши, мы тогда достигли полного взаимопонимания. Очень приятный человек, настоящий интеллигент, хотя родом из семьи проводников.

    Да, о Фрешфильде. Порой кажется, что Цейский район, этот таинственный "узел Адай-хоха" и впрямь как заколдованный. Ведь Фрешфильд трижды проходил вокруг него и через него, но всё время спешил куда-то. Давно уже надо было подняться в Северный цирк и во всём разобраться. Но нет: ни туда зашёл Деши, не добрался Фрешфильд, обошёл кругом Селла, проигнорировал Мерцбахер, мало что добавили Маммери, и даже Коккин с Хольдером.

1888 год. Триумфы и трагедия. Дуглас Фрешфильд

  Первым из летнего путешествия на Кавказ 1888 года вернулся Клинтон Дент. Кишечная инфекция вынудила его ограничиться только одним восхождением. Вместе со своими партнерами Уильямом Донкиным и Гарри Фоксом Дент совершил первое в истории восхождение  на Донгуз-Орун. Оставил он экспедицию в лагере у подножья Ушбы. Его товарищи серьезно искали путь первовосхождения на эту, наверное, самую труднодоступную вершину Кавказа. Затем пришло предварительное  сообщение о восхождении Альфреда Маммери по южному гребню Дых-Тау. Очень сложная гора была покорена в сверхбыстром темпе – за день туда-обратно. И это первовосхождение на «проблемную» гору! Маммери продолжал удивлять коллег.

 Первыми с отчетом в Альпийском клубе появились восторженные Хольдер и Вуллей. В их активе был Дых-Тау с севера (с третьей попытки), первовосхождения на Катын-Тау и Салынан. Их  товарищ по экспедиции  Джон Коккин вместе с гидами  Ульрихом Альмером и Кристианом Ротом был оставлен ими у Безенгийского ледника. Последующие достижения  этой  команды превзошли всё ранее сделанное. Три первовосхождения, и на какие вершины!  Джанги-Тау, Шхара и в сентябре - Северная Ушба, пройденная по страшному южному склону, через седловину. Впрочем, об этом узнали только по возвращении Коккина в Лондон в начале октября. В это время все были поражены и поглощены другой  новостью с Кавказа.

 Дент и Фокс стоят в шляпах на фоне палатки, гиды заняты кухней, Донкин их фотографирует

   В середине сентября  в Альпийский Клуб пришла телеграмма от аптекаря из Нальчика немца Ригера, переводчика экспедиции Донкина и Фокса. Вот уже две недели, как они расстались. Ригер получил от альпинистов указание ждать их в селении Болкар (Верхняя Балкария), сами они вышли (два англичанина и два швецарских гида: Йоганн Фишер и  Каспер Штрайх), предположительно на 3-4 дня вверх по ущелью Уллу-ауз. О возможной трагедии было уже сообщено русским властям, которые провели небольшое расследование и никаких следов группы не нашли. Как основную версию русские полицейские рассматривали разбойное нападение. Вот только кто: балкарцы из Болкара, из Безенги или сваны?  

   Клинтон Дент, бывший тогда президентом Альпийского Клуба встретился с Фрешфильдом и другими лидерами британского альпинизма. В принципе, было ясно, что это могло означать. Донкин и Фокс вышли на поиск пути к непокоренной вершине Коштан-Тау. Очень опасное мероприятие, которое, похоже, закончилось трагически.  Вопрос был поставлен так: организовывать  поисковую экспедицию немедленно или перенести ее на следующий год. Решили, что не стоит зря тратить средства и главное рисковать своими жизнями и жизнями гидов. Добраться до Болкара они могли бы только в середине октября. Горы уже были бы укрыты зимним снегом, скрывшим все возможные следы исчезнувших альпинистов.

  До следующего лета было время, чтобы всё взвесить, рассчитать и организовать всё наилучшим образом. Постепенно подобрался состав. К обязательным персонам Денту  и Фрешфильду, присоединился капитан Пауэлл. Близкий друг Фокса, его сослуживец по Индии, знавший русский язык и разбиравшийся в законах Рос-

сийской империи. К этому ядру присоединился  Херманн Вуллей, который работал самостоятельной группой со своими гидами. Этот 40-летний джентльмен  пользовался  большой симпатией Фрешфильда. И как исследователь, хороший фотограф, и как отменно физически подготовленный спортсмен, один из сильнейших гребцов и боксеров Великобритании. Когда отъезжали летом 1889 года в экспедиции с ними были четыре швейцарца: гиды Каспар Маурер, Ульрих Кауфман, Христиан Иосси и 21-летний выпускник Бернского университета Андреас Фишер, брат исчезнувшего гида Йоганна Фишера.

 При планировании экспедиции Фрешфильд, игравший роль руководителя, запланировал кроме главной задачи, решить несколько старых проблем. И начать с узла Адай-хох, с поиска перевалов в верховьях долины, с окончательного установления его орографии.

 По прибытии во Владикавказ, несколько дней потратили на улаживание всех формальностей. Получили все разрешительные бумаги, казаков в сопровождение и отправились по Военно-Осетинской дороге почти до самого Мамисонского перевала. Остановились у казармы (Северный приют) Калаки.

  Вышли в 2 часа ночи. День получился очень длинным, на ночевку они остановились только в 21 час в дорожном доме в урочище Св.Николай. Поначалу шли строго на север, в направлении замеченной накануне снежной седловины. Больших проблем подъем не представлял. Когда поднялись на гребень, стало ясно, что легкого решения запутанной орографии района не будет. Вид по сторонам был ограничен. Сзади открывалась панорама ГКХ. Она имела уже «неальпийский вид» - пологие склоны, осыпные седловины. Главный вид – на север, оказался не таким, как его ожидал увидеть Фрешфильд. Большую часть панорамы закрывала могучая вершина, длинным, постепенно снижавшимся забором уходящая на север. И хотя из-за этой стены было видно макушки других вершин, четкого представления об орографии района не складывалось. А времени на другие выходы не было. Да мысли в голове постоянно возвращались к Коштан-Тау, там тоже был достаточно запутанный узел.

  Пока руководители смотрели вдаль, а Вуллей колдовал с фотоаппаратом, гиды с мрачным видом молча переглядывались между собой. Христиан Иосси, никто не решался сказать вслух того, что думал: «Здесь нет спуска». Вуллей только присвистнул от удивления, заглянув в глубину. Пауэлл, впервые попавший в такую обстановку, нервничал, как не показать своего испуга, не уронить свою честь. А Фрешфильд с Дентом,  прямо воплощение спокойствия, продолжали делать зарисовки и обсуждать что-то.

«Ну что там?» - Иосси понял эту реплику уверенного в себе и гидах Фрешфильда, как сигнал к началу спуска. Что остается делать,  страхуемый товарищами он перевалил через снежный гребешок и начал спускаться по крутым обледенелым скалам.

 Продвигались очень медленно. На преодоление 120 метров скал ушло целых 4 часа. Шедшему впереди Иосси приходилось ледорубом вычищать скалы от ледового панциря и снега, с трудом находились зацепки для рук и ступеньки для ног. Шли двумя четверками, подолгу ожидая друг друга и пытаясь как можно внимательнее помогать товарищу. Зачастую придерживая его натянутой веревкой.

Пик Ронкетти и перевал Фрешфильда (седловина слева)

 Казалось, было предостаточно времени, чтобы полюбоваться окрестностями. Но было не до того – чувствовалось, как растет напряженность и даже раздражение. Не ночевать же здесь, вот так перевал!

  Снежные и ледовые склоны по бокам казались слишком крутыми и опасными. Однако выхода не было, проводники стали искать место, где лучше перейти в кулуар. Подобравшись к его краю, Каспар Маурер вывалил довольно большой камень, швырнув его в снег.  Таким образом, он проверил состояние  снежного покрова, которое, к счастью оказалось  достаточно благоприятным.  Стало ясно, что можно будет быстро спуститься по кулуару без утомительной рубки ступеней. По снегу шли  лицом к склону, на каждый шаг глубоко забивая ледоруб. Последним препятствием стал  внушительных размеров, глубокий  бергшрунд. К счастью в том месте, где они вышли, верхняя его часть нависала над нижней.

  Внизу же было совсем полого. После того, как Иосси прыгнул, совершил мягкую посадку ниже трещины и  отметил это радостным криком, напряжение спало. Один за другим прыгали альпинисты с трехметровой высоты, с хохотом погружаясь в глубокий снег подножья. Не совсем повезло только атлетически сложенному Вуллею – он провалился почти по грудь и без посторонней помощи выбраться не мог. Это действительно выглядело смешно. Шутки, выдаваемые по очереди его товарищами в адрес откапываемой «скульптуры Апполона» окончательно сняли напряжение. В хорошем настроении сели завтракать прямо под нависающим козырьком бергшрунда.

 Дальнейший спуск не представлял трудности. Через ледопад удачно прошли по нескольким вполне надежным снежным мостам. Спускались быстро, почти бегом. После «бараньих лбов» единство в группе нарушилось, часть пошла вдоль морены, часть сразу спустилась на ледник. Получилось небольшое соревнование, которое с незначительным преимуществом выиграли те, кто шёл по леднику.

  На опушке леса неожиданно увидели европейскую палатку. «Это должно быть Селла с компанией!» - вспомнили они об итальянцах, с которыми встретились во Владикавказе. Однако вещи в палатке были совсем не похожи на европейские и не было никаких следов фотооборудования. Селла был знаменитейшим фотографом и у него наверняка должны быть ящики с фотоматериалами.

 Чья же это палатка? Через пару минут швейцарцы обнаружили в кустах перепуганного до смерти старика осетина. Поставьте себя в его положение! С гор, неизвестно откуда, спускается целая шайка странным образом одетых людей и быстрым шагом направляется прямо к его палатке. Даже убежать не успел, только лишь спрятался в кусты и затаился. С помощью Пауэлла удается немного поговорить  со стариком. Это один из тех, кто летом поднимается к Цейскому леднику в надежде поправить здоровье при помощи кефира и ледниковой воды.  Вообще-то он знатного рода (что подтверждает  хорошая палатка), пришел сюда со слугами. Однако как раз сейчас все слуги были отправлены за продуктами, и старик оставался  без охраны. Иначе бы он не прятался и даже организовал бы вооруженный отпор.

 Селла же в Цей решил не подниматься. Зато со склонов Тепли он сделал снимок его вершин. А затем перебрался в долину Сонгути, взошел на вершину Скатиком, определил на карте название вершины Сонгути-хох.

В 21 час утомленные марафонским переходом участники экспедиции Фрешфильда-Дента спустились в урочище Святого Николая, где их ждал казак с вещами и приятный ночлег в чистом дорожном домике.

 Через  некоторое время участники экспедиции оказались уже под склонами Коштан-Тау. Изучение района начали с долины. При подъеме на седловину, шедший первым, Иосси внезапно закричали: «Боже! Место бивака!»

Они вышли прямо на место последней ночевки! Спальные мешки, большая часть вещей, дневники. Альпинисты рассчитывали спуститься сюда.  Страшные, волнующие минуты общения с погибшими товарищами через  разбор их личных вещей.  Чуть позже, рассматривая путь подъема, делали первые выводы. Предполагаемый подъем шел вдоль гребня, по-видимому, его часть обходилась со спуском, по снежно-ледовому склону. Там, должно быть, и произошел срыв, возможно вызванный лавиной. Вот только это было на подъеме или на спуске?  Сразу же предположили, что на подъеме. Позднее, по другому маршруту на вершину Коштан-Тау поднялся Вуллей с гидом Иосси. Они не обнаружили никаких следов пребывания на ней человека. Хотя было известно, что Донкин всегда прилежно относился к выкладыванию на взятых вершинах пирамид из камней.

         Эпизод 1909 г. Александр фон Мекк

    - В 1890-м году Цей посетил знаменитый  английский альпинист Маммери. Он, как и годом раньше Фрешфильд, заглянул сюда как бы для тренировки. И тоже искал перевал из Цея в Караугом, прошёл по Северному цирку, осмотрел седловины. Между Дубль-пиком и Бубисом оценил как лучшую. Но посчитал, что этот перевал ведёт не на Караугом, а в Грузию. Остался только склон плеча Уилпаты. Ночью погода испортилась, и Маммери отказался от восхождения. Позже в этом году ему удалось сделать первовосхождение на Фытнаргин.

     Он погиб в девяносто пятом. Ему 40 лет было тогда. Маммери давно уже мечтал об экспедиции в Гималаи и вот организовал, наконец. Гора Нанга-Парбат, выше восьми тысяч метров. Можно ли вообще подняться на такую громадину, ведь там, наверху почти совсем нет кислорода. Сейчас уже поднимаются выше семи тысяч, но и это даётся с предельным напряжением.  Впрочем, Маммери с самого начала альпинистской карьеры отличался дерзостью. Его за это очень не любили классики альпинизма из Альпийского Клуба, долго не хотели принимать в члены Клуба.  Так вот. Едва увидев  страшный, лавиноопасный склон Нанга-Парбат, его спутники отказались идти.  Маммери же настроен был бороться до конца и нашел его там. Вдвоем с местным проводником они вышли на перевал в поисках пути, и больше их никто не видел. Вероятно, погребла лавина.

   Александр Карлович фон Мекк прервал рассказ, чтобы подбросить дров в костёр и с удовольствием заметил, что слушает его спутник с настоящим интересом.

   - В том же девяностом, англичане сделали таки первовосхождение на Уилпату. Опытные кавказисты Хольдер и Коккин вместе со знаменитым гидом Ульрихом Альмером, который был тогда в расцвете сил. Сейчас, кстати, говорят, что он спился и очень плохо выглядит. Довольно редкий случай для швейцарских горцев. Жаль...

   Тогда в августе 90-го они расположились лагерем в верховьях Риона. Взошли оттуда на Цихваргу и Бурджулу, немного опередив в этом восходившего с другой стороны, с севера, Селлу. А затем, пройдя Караугомское плато, взошли на Уилпату, через седловину Западного плеча. Судя по описанию, совсем несложное восхождение, где-то, не помню точно, порядка двух часов по гребню.

   Коккин, пожалуй, больше всего совершил интересных первовосхождений на Кавказе: Ушба, Шхара и вот Уилпата. Увы, его тоже нет в живых. Погиб на спуске с Вайсхорна, тоже при интересных обстоятельствах. Из-за непогоды их группа на гребне уже отказалась от восхождения, но все кроме него, не решались спускаться. Коккин пошел вниз один, вроде бы за помощью,  и погиб, угодив в трещину.

   Мне кажется, его личности сами англичане не отдают должного. Кроме выдающихся успехов на Кавказе, он в Альпах был один из первых активных сторонников беспроводниковых восхождений. Интересно, что он постоянно тренировался, готовил себя к нагрузкам, приходящимся на долю путешественника. Живя в Англии, он взял себе в привычку каждый день преодолевать пешком по 10 миль (16 км) в довольно высоком темпе, и это на пятом десятке лет.

   - Нас святой  Георгий тоже не очень приветствует - вздохнул Дубровин. И немного погодя, задал продолжающий беседу вопрос:

   - А из русских альпинистов кто-то восходил до нас в этом районе?

   - Из альпинистов никто вершин не достиг, только топограф Кавтарадзе в 1891 году вроде бы поднялся на Уилпату по пути англичан. Любезнейший Николай Васильевич Поггенполь  во время своей большой поездки 1904 года  несколько дней провел в Цее.  Он очень серьезно отнесся к перспективе строительства здесь курорта,  даже определил идеальное место для строительства горной хижины. И подарил мне уникальный альбом фотографий.

   А в прошлом году здесь был Николай Щуровский, сын профессора Щуровского, но ему из-за плохой погоды никуда подняться не удалось. Зато потом он отличился в районе Казбека. Крепкий парень, умница, но геолог до мозга костей, альпинизм для него  не главное.

   - Александр Карлович, вот вы говорите не альпинист, а топограф. Вы что же и Пастухова не считаете альпинистом?

   - Для них это была работа, примерно так, как для гидов, их тоже не называют альпинистами.

   - Мне что-то не нравиться такое разделение, ведь и Фрешфильд, и Деши занимались в первую очередь исследованиями.

   - Знаете в Швейцарии и Италии на некоторые горы тоже первовосхождения совершали топографы. Так вот, в истории альпинизма их имена не упоминаются, просто сказано топографы, а потом следуют имена альпинистов-первовосходителей.

   - Не могу согласиться в отношении Пастухова. Как он любил горы, даже место погребения избрал на горе Машук, чтоб видно было любимые вершины. И какая славная биография. Сын конюха докладывал Императорскому Географическому обществу.

  - Русский альпинизм начинался всё же не с Пастухова, хотя...- фон Мекк печально улыбнулся - может быть, он ещё вообще не начинался. Трудно в России…, пока не до альпинизма. Вот тот же Кавтарадзе, даже нормального отчёта о своём восхождении нигде не поместил. Это потому, что интереса настоящего не было, да и нет ещё и сейчас, у широкого круга общественности. 

 Глава: Георгий Кавтарадзе, сорок лет спустя
 

  Маленький, уютный кабинет в Тбилисском университете.  Тесно геодезическим приборам, старые шкафы ломятся от карт, атласов, наверху сиротливо сгрудились глобусы. Хозяин, стройный красивый старик с пышными седыми усами и небольшой бородкой, аккуратно перекладывает содержимое одного из шкафов. Вот, наконец, найдена нужная папка. Сколько лет не заглядывал в неё! Первые чертежи листа топографической карты, журналы наблюдений, зарисовки, схемы, пожелтевшая бумага, потускневшие карандашные записи.

 Через час к профессору Георгию Михайловичу Кавтарадзе должен зайти альпинист, известный врач Иосиф Асланишвили, организующий экспедицию на Адай-хох. Зайти, чтобы получить консультацию и советы. Но что он может рассказать, прошло ведь почти 40 лет? Вот карта, она всё расскажет за него, карта - его детище, результат его работы. По ней можно узнать если не всё, то почти всё о предстоящем маршруте. А что осталось в памяти? Что был молод, силён, энергичен, наивен, жаден до работы… 30 лет, штабс-капитан. Помнятся бескрайние ослепительно белые снега Караугомского плато, уходящий в небо гребень Адай-хоха. Потом эту вершину вдруг стали называть Уилпатой. Это ему не нравилось, осталось какое-то чувство ревности и обиды...

  Да, ещё, естественно, вспоминаются казаки, славный, служивый народ, сколько их прошло до и после того. Естественно, не вспомнить никого из них конкретно.

Ну вот, наконец, то, что искал! Старая газета "Кавказ" с его заметкой и даже черновик. Аккуратность во всём и в первую очередь в документации - это основное правило топографа.

Строка за строкой, идёт реанимация памяти. Ну как же, всё как вчера! Зелёные пастбища Ноцанцары, нехитрый бивуак. Казаки курят и что-то весело обсуждают. А молодой офицер Георгий Кавтарадзе аккуратно выводит карандашом первые записки похода.

 "25 июля 1891 года, четверг, термометр показывал температуру -7 С, дул лёгкий восточный ветерок, небо было совершенно ясно. 4.30 утра. Ночь накануне мы провели на перевале, недалеко от реки Ноцанцара, к.с. от горы Колгакин на расстоянии 2 вёрст, на высоте 8,700 футов.

В 5.45 утра 25 июля, взяв фотоаппарат, провизию дней на восемь и вообще всё необходимое для путешествия по ледникам, я, с 6-ю казаками Сунженско-Владикавказского полка, людьми, несколько подготовленными мной для хождения по горам, скалам и отчасти по ледникам, двинулись прямо на север, преследуя две цели: 1. снять топографически ледяное пространство, находящееся между горами Бурджула и Адай-хох и заключенное между главными хребтами и Цейским до начала Караугомского ледника; 2. взойти на Адай-хох.

 Фрагмент карты Фрешфильда

   Стоп. Чья это была идея? Громадная работа по одноверстной съёмке Большого Кавказа близилась к завершению. Почти 10 лет напряжённой, кропотливой работы. Какие выдающиеся люди, Пастухов, Богданов, Жуков вложили свой труд. Карта получилась на славу, для труднодоступного высокогорья - просто выдающееся достижение в мировой практике. И вот завершать всё это грандиозное дело посчастливилось ему, 30-летнему штабс-капитану.
 Но почему же обязательно с восхождением на Адай-хох? Тут всех, безусловно, заразил Пастухов. После его восхождений на Казбек, Эльбрус и некоторые другие горы, как-то стало принято без подъема на высшую точку считать работу неполной. Помниться, к восхождению стали готовиться ещё зимой. И сам Андрей Васильевич собирался принять участие в походе, хотя его район съёмки был к югу-востоку от Мамисонского перевала. Да ещё и весь этот шум в отношении восхождений англичан, он тоже действовал в пользу восхождения топографов.

"Сначала по траве, потом по обнажённым скалам дойдя до 11.000 футов (3225) Т +9 нашли воду, которой напились вдоволь, ибо впереди была вода только на том месте, где раньше я оставил топографические инструменты (12.200 ф.). В 9.25 достигли фирнового плато, на высоте 11.300 ф. (Т +15) немного отдохнули и дальше. Путь был весьма тяжёл. Пришлось идти по колену в снегу. Дорога уже известна и поэтому не боялись трещин. Перейдя поля, мы пошли опять по старым прорубленным ступеням по весьма крутому скату дороги, переходя то на скалы, то на снег и лёд. Я предпочитал идти по снегу, ибо во время прохождения по скалам первые сваливают камни. Местами попадался лёд, который весьма трудно было рубить лопатой и приходилось рубить топором. Дабы не выронить инструментов, а также палок с острыми наконечниками, я приказал казакам привязать их к рукам". 

Да-с! Где и олень не пройдёт, там русский казак пройдёт. Ведь в это время у западных альпинистов были ледорубы и кошки, и верёвки - почему нас это не интересовало? Как-то всё в этом отношении было несерьёзно, непродуманно…

"11.55-достигли скальной вершины 12.750 ф. (3762 м), откуда было видно всё пространство, которое нужно было снять, а также виден был Адай-хох. Тут я фотографировал общий вид, Адай-хох, юго-восточный склон горы Бурджула".

Где же фотографии, вот чего не хватает в папке! Кажется, они не очень получились… Ах да, часть кассет промокла, или их даже уронили в речку на обратной дороге. Как жаль!

 Что дальше? Нашли оставленные в предыдущий поход инструменты, попили, поели. И начали подъём на вершину, расположенную к юго-востоку, сейчас за ней закрепилось имя Бокос. В 15.30 начали подъём! Хорошо, что взяли всё для ночёвки!

 
"Ноги страшно мёрзли; дул холодный восточный ветер, к юго-востоку спускались ледники с бесчисленным множеством трещин и виднелся хребет - острый и крутой. Сначала по нему идти было сносно, ибо снег был мелкий, а затем начал попадаться лёд... Ефим Кузнецов, поскользнувшись, прокатился несколько шагов, но к счастью, я удержал его за башлык (!!!), и благодаря этому обстоятельству, а так же тому, что он ухватился за глыбы, Кузнецов не попал в холодные объятия зияющей внизу трещины»!

 Вспоминается, что тогда казаки дружно хотели повернуть назад. Кажется, я обругал их и потребовал дать мне новую палку (у моей отлетел острый наконечник), хотел выйти вперёд. Такого допустить они не могли, иерархия тогда соблюдалась беспрекословно. Вперёд вышел Колодиев, ещё немного усилий и в 6 часов вышли на вершину.

 "Вид чрезвычайно эффектный. Небо имело самые причудливые цвета: ближе к облакам оно было бледно-розовое, далее цвет его был зеленоватый, потом светло-голубой, а самый верхний слой был совершенно синий; вдали виднелся серп молодого месяца, находившийся как будто на одинаковой высоте с нами. Адай-хох предстал перед нами в полной красе. Тут я указал казакам путь, по которому прийдётся идти на гору, и, между прочим, сказал, что двое, по окончанию топографических работ, могут остаться внизу, а четверо пойдут на вершину. Однако, казаки ответили, что не хотят покинуть меня и все взойдут на Адай-хох."

Неужели ночевали на вершине? Откуда во мне была такая смелость, от незнания опасностей? А вдруг бы метель, непогода? Однако утро было прекрасное, ясное и прохладное. Целых три часа посвятил я съёмке и, удовлетворённый сделанным, приказал спускаться по Восточному гребню.

"Это движение было ещё труднее, чем подъём. Отойдя саженей 200, я велел побросать мягкие вещи и сумки с провизией вниз, и, затем, немного облегчённые, мы пошли шаг за шагом, вырубая ступени до самого низкого места хребта; далее прорубив окно, спустились по маленькому хребту между двумя громадными трещинами на фирновое поле. Этот опасный переход, исполненный удачно, настолько обрадовал казаков, что они пошли по фирну с песнями".

Кавтарадзе слегка улыбнулся, представив, как нелепо и смешно должно они быть они выглядели на этом бескрайнем, безжизненном снежном поле, эти люди в длинных бешметах, фуражках, с палками в руках.
Заночевали, пройдя некоторое расстояние в направлении Адай-хоха (речь идет об Уилпате, в современном понимании). Утром Кавтарадзе опять занялся съёмкой (как везло с погодой!), а затем, "оставив всё, за исключением двухдневной провизии и одной бурки, вышли все на восхождение".
Особых трудностей на пути не встретили, но шли медленно и только в 16.55 вышли на перевал…

"...тут мы окончательно убедились, как жестоко ошиблись в расчёте времени, но делать было нечего, мы двинулись по острому снежному хребту прямо на север прямо к Адай-хоху и дошли до скал 15.000 ф. в 5 ч. 25 мин. Мы решили тут остановиться. Предстоящая ночь нас очень пугала. На мне была тёплая рубашка и сверху летняя тужурка, на казаках бешмет и подобие шубы на вате с узким кантом мерлушки вокруг шеи. Мы решили не спать, устроили яму, окружили её камнями, постелили внутри шубу и уселись все внутрь ногами. Колодиев стал рассказывать сказки, но скоро материал у него иссяк, некоторые попробовали вздремнуть, но порывистый холодный ветер живо их будил. Ночь эта показалась нам вечностью."

Утром не рискнули выходить рано, вышли около 9-ти, ветер дул в спину и хотя на гребне кое-где пришлось рубить ступени, это не сильно задержало группу. В 11.50 "мы чуть ли не вбежали на Адай-хох по мягкому снегу". Семён Андросов, Степан Колодиев, Ефим Кузнецов, Семён Мосиенко, Павел Цапин, Георгий Кавтарадзе и... собака. Опять забыл про черного сеттера.

"Она все время шла с нами, не отставая и весьма храбро перебиралась по ледникам. Больше всего она боялась скал, где особенно визжала и загораживала мне дорогу, не пуская на крутые обрывы".

"К северу от Адай-хоха (Уилпаты) был страшный туман. На южной стороне было ясно видно, что дул страшный ветер, и это вместе с туманом сильно мешало мне снимать фотографии, так что удалось снять только два вида.

Когда я занимался фотографией, казаки обратили моё внимание на кучку камней южнее вершины; я им приказал посмотреть, нет ли чего в этой кучке..."
Принесли визитную карточку Хольдера, оставленную 26 июля в прошлом году. Взамен в коробку от сардин был направлен листок из записной книжки: "Корпуса Военных топографов штабс-капитан Георгий Михайлович Кавтарадзе, 28 июля 1891 года, 11.50 утра".

Рядом с высшей аккуратностью положили накрест с футляром минимальный термометр, который специально для этого дал ведущий климатолог и метеоролог России профессор Воейков. Недалеко от вершины казаки соорудили пирамиду для закрепления четырёхаршинного шеста с трёхцветным флагом.

"Пробыв на вершине не больше часа, мы двинулись обратно, ибо, во-первых, ветер пронизывал нас до костей, а во-вторых, горький опыт прошлой ночи был ещё свеж в нашей памяти, и потому мы спешили скорее вниз к тому месту, где оставили вещи; в 2,20 пополудню мы были внизу на фирне…" К шести вечера группа расположилась на ночёвку у подножья хребта, на котором оставляли вещи.

"Ночью пошёл снег такой большой, что утром мы еле-еле вылезли из-под бурок, и была страшная метель, так, что невозможно было вблизи что-либо разглядеть. Мы решили переждать немного, в 7 ч. начало проясняться, но

через несколько минут небо всё заволокло метелью. Но я уже достаточно изучил это место, сняв его точно инструментально; кроме того, имея в руках компас, я мог смело двинуться в путь. Всё время мне пришлось идти впереди казаков; для безопасности мы связались верёвками, я взял направление к слиянию Караугомского и Адай-хохского ледников. В месте слияния ледников повернули налево и преодолев средней крутизны подъём вышли на плато. К 11-ти часам вернулись к исходному пункту восхождений - острому шпилю у края ледника»….

"Здесь я, окончательно утомившись идти впереди, предположил казакам, чтобы пошёл кто-либо из них. Вызвался Семён Андросов и мы начали потихоньку опускаться то по снегу, то по скалам. Дойдя до середины горы, мне пришлось быть свидетелем ужасного зрелища, которое долго не изгладиться из моей памяти. Мимо меня пролетел камень со страшной быстротой и весом не менее трёх пудов; я не успел разинуть рта, чтобы предупредить Андросова об опасности, как камень налетел на казака и увлёк несчастного вместе с собой в 25-ти саженную пропасть. Видно было, как Андросов летел вниз, переворачиваясь в воздухе. К счастью, он упал на мягкий снег и скоро поднялся, обливаясь кровью, крича о помощи. Мы поспешили к нему и оттащили в безопасное место, затем немедленно перевязали раны, успокоив его, что они не опасны. На казаков этот случай произвел сильное впечатление; некоторые даже плакали".

 Что и говорить - весь поход, как по лезвию ножа, всё время чуть-чуть от несчастья. Но всё закончилось благополучно и в 6 часов все спустились к лагерю на зелёной траве у слияния Ноцанцары и Нацарули. Тут их ждало закатное солнце, и можно было разуться и разлечься, расслабляясь без всякого напряжения. Помниться потом по дороге вниз встречали казаков из группы Пастухова, но его самого не видели. Он занимался съемкой в верховьях Ардона, за Мамисонским перевалом.
  Кавтарадзе положил папку на стол, закрыл шкаф. На несколько минут он возвращался в свою молодость и теперь с высоты сегодняшней мудрости мог оценить всю свою жизнь. Что ж - грех жаловаться. Всю жизнь занимался любимым делом, рос по служебной лестнице, вырастил прекрасных сыновей, внуки вот… целый «полк» учеников, что ж ещё? В эту минуту ему показалось что, это быть может, был самый яркий эпизод в его жизни - альпинистское восхождение на Адай-хох. И жаль, что он так мало просто так ходил в горах. Они были рядом, но всё недосуг. Потом войны, революции, сложно всё … Как в живых остался – просто везло. И тут в дверь постучали.

Широкая улыбка обаятельного Сосо… Эх, может быть поехать с ними, ну хотя бы до Шови? 

* Взойдя на вершину Уилпаты, грузинские альпинисты нашли там тур Кавтарадзе и его минимальный термометр, который благополучно доставили в Тбилиси.

Из интернета, которого в 1984 году не было:

Кавтарадзе Георгий Михайлович (12.03.1861 – 15.07.1941)
Родился в Тифлисе,  учился в гимназии во Владикавказе.  В 1883 году окончил Петербургское топографо-геодезическое училище. С 1880 года на военной службе. С1883 г. работал в топографическом управлении Кавказского военного округа; в период  1883-1900 гг.  проводил топографические съемки в различных масштабах на северном склоне Кавказа между Ставрополем и Дагестаном. Также работал в Крыму, в окрестностях Евпатории и на южном склоне Кавказа.  В 1901–1902 выполнял геодезические работы в Карском районе. С 1903 г. - начальник военно-топографического отдела штаба Кавказского военного округа, производитель геодезических работ, начальник отдела. Участвовал в Первой мировой войне 1914-1918 гг. В 1917 году ему было присвоено воинское звание полковника - за выдающиеся заслуги и службу во время военной службы. 1903-1918 гг. под его руководством были картированы территории Кубани, Черноморского побережья, приграничные районы Персии и Турции; 1918-1921 гг. Кавтарадзе служил в грузинской армии начальником специального управления Министерства обороны и начальником канцелярии Министерства обороны. 1919-1941 гг. работал в Тбилисском государственном университете; 1924-1932 гг. - возглавлял Грузинский картографический институт. Кавтарадзе внес большой вклад в становление грузинского альпинизма. 27 июля 1891 года он совершил восхождение на пик Центрального Кавказа Уилпата (4649 м).  Был одним из основателей Грузинского географического общества.

 
Фотографии с сайта http://caucatalog.narod.ru/

АВГУСТ 1909 ГОДА

    Когда среди ночи по стенкам палатки тяжелыми ударами забарабанили капли дождя, сердце отозвалось тупой, ноющей болью. Стало душно, не хватало воздуха. Открыв полог палатки,  Александр Карлович  постарался прийти в себя: « Увы, нет никакой надежды!»

   Дождь в Цее. Что это такое? Полное торжество серости и сырости. С удручающей безнадёжностью сыплющийся с неба равномерный поток из миллионов дождинок. Зарядило… на день, на два, скорее всего на неделю, не меньше. Нет, это в городе можно к дождю относиться по-разному. Здесь в ущелье непогода -  равномерно давящий безжалостный пресс, не оставляющий никому никаких шансов.

   Утром Александр фон Мекк и его спутник, ученый  Алексей Дубровин, закутанные в огромные плащи, брели вниз по влажной тропе, стараясь обходить многочисленные лужи.  Это было отступление. Не так думал покидать Кавказ председатель РГО. От дождя, который хоть и стал реже, но не давал никаких обнадёживающих признаков, защищал плотный брезентовый капюшон. Но какое-то  невероятно болезненное чувство обиды и разочарования,  настоящая душевная  боль переполняли его. Вернётся ли он в горы, увидит ли вновь их неповторимые краски, вдохнёт ли чудодейственный воздух?  А вдруг – нет!  Всё кончено,  и он так и не увидит своими глазами северный цирк Цейского ледника. Нужно постараться не думать о плохом,  сейчас-то всё решено. Скорее вниз, ведь это всё-таки облегчение - отказаться от похода, не занимать голову никакими заботами, можно спокойно отдыхать, не думая о завтрашней погоде, и вообще жить и не ходить в горы, ведь это легче.

      Легче? Смотря для кого.

                      Доктор Витторио Ронкетти

    Александр Карлович Фон Мекк нашёл свой способ лечения донимавших его болезней. Уйти с головой в исследовательскую работу, закопаться в книги и рукописи. Так, чтобы с утра до вечера и мысли, и сердце всё целиком уходило либо в далёкое Средневековье, в эпоху Возрождения, либо в карты, схемы гор, описания маршрутов, в рукописные тетрадки будущих "Ежегодников РГО". Архивы и музеи Болоньи, Флоренции, Милана стали местом его лечения во время поездки в Италию в конце 1910 года. Основной темой  исследований была история искусства, рассматриваемая с точки зрения единства мировой культуры, всепобеждающей силы абсолютной красоты. Работа эта давно увлекла фон Мекка, в связи с ней он даже (в сорокалетнем возрасте!) решил получить специальное образование и успешно закончил Московский историко-архивный институт, получив диплом профессионального архивиста.

    Сочетание и взаимоотношения красоты, сотворённой руками человека, творений человеческого разума и красоты природной, в которой он на первое место ставил высокогорные пейзажи - одна из любимых тем его размышлений. Горы Александр не забывал и с горечью думал о том, что больше, видно, не придется совершать настоящих восхождений, без которых он не представлял себе пребывание в горах. Увы,  снежные вершины были где-то к северу, оставалось только изредка любоваться зелёными холмами, подступавшими к Болонье с запада.

 Переехав из Болоньи, где у него был небольшой дом, в Милан, и немного обосновавшись, Александр Карлович отправился в гости к своему давнему знакомому и другу, члену РГО Витторио Ронкетти. Собственно, как исследователь Кавказа этот итальянский профессор-медик начался с переписки  с главой Русского Горного общества.

  Именно фон Мекк посоветовал ему избрать объектом своих исследований восточную часть Центрального Кавказа и в первую очередь Цей. При этом глава РГО оказал итальянцу своими советами неоценимую помощь в организационных вопросах. На пару дней заезжал Ронкетти в Москву, гостил в доме в Обуховом переулке (сейчас Чистый пер.).

Дом Александра фон Мекка в Москве

 Какое оставил впечатление? Опыта альпинистского, а тем более исследовательского не так много, зато какая завидная энергия! Впрочем, это больше походило на проявление национального темперамента. В первом же путешествии он обещал разрешить все спорные вопросы по Цею. А результаты оказались относительно скромными: первовосхождение на одну не очень приметную вершину и Казбек. Прислал потом письмо с перечислением объективных трудностей, что ж, ясно, что Кавказ - это не Курмайер и не Валлис. И если быть объективным, то и он, фон Мекк, в девятьсот седьмом спасовал перед такими же трудностями. Важнее другое, Ронкетти взялся за Кавказ основательно: приезжает каждый год, методически осаждая вершины, регулярно присылает в Москву статьи  для ежегодника, вместе, кстати, с членскими взносами.

    Та искренняя радость, с которой Ронкетти встретил желанного гостя, вскоре омрачилась. Пышное угощение, которым хозяин хотел отблагодарить за трогательную заботу о нём в Москве, осталось большей частью нетронутым. Отказался фон Мекк и от предложенного чудесного вина. Как врачу, Ронкетти всё было понятно, по мешкам под глазами и тяжёлому застывшему взгляду, по землистому цвету лица, по отсутствию жизни в той вежливой улыбке, с которой гость отказывался от угощений. Внезапно до итальянца дошёл трагизм, исходящий от этого небольшого, измождённого болезнью человека с редкой бородой и высоким лбом. Физически ему оставалось, может быть, год, может и только несколько месяцев, но неутомимый дух ни за что не признающий этой реальности, требовал прежней предельной нагрузки, рассчитанной не иначе, как на вечное существование.

    Дань этикету всё же воздали: поговорили о семьях и о погоде, о реформах, правительствах и террористах, но фон Мекку всё же не терпелось перейти к делу, распаковать свой саквояж с несколькими увесистыми папками.

    - Переживаем не лучшие времена с изданием ежегодников. Ещё за 1907-ой не издали. Как раз в эти дни в Москве Фёдор Красильников уже должен сдавать в печать это дело. Всё в принципе готово и первой пойдёт ваша статья. Думаю, в начале года порадуем вас свежим томом.

Тут гость развернул первую из его папок с большими цифрами "1908" на обложке. Несколько аккуратно перепечатанных и подколотых вместе с рукописями отчётных статей, протоколы собраний, финансовый отчёт, заметки о прочитанных лекциях, фотокарточки и рисунки, а также множество мелких листков, в которых  фон Мекк давал аннотацию всей доступной европейской альпинистской литературе, комментировал восхождения, несчастные случаи. Сверху всего этого лежал большой пакет фотографий, присланных Ронкетти.

   - Прошу извинения, но мне не совсем понятен маршрут вашей попытки восхождения на Мамисон-хох  в 1908 году.

  С этими словами фон Мекк выложил на стол два снимка, на которых были изображены Чанчахи и Мамисон, а также нынешний (тогда ещё безымянный) пик Ронкетти, с неясно различимыми склонами слева по ходу. Увидев их, хозяин быстро встал и направился к шкафу.

   - Синьор, что было тогда не стоит и вспоминать. За последние два года я всё досконально изучил и могу дать любую справку по району. Открыв дверцу шкафа, Ронкетти на минуту замолк, ориентируясь в содержимом. Нужные фотографии сразу не находились и поэтому для начала протянул гостю фотографию, которой особо гордился.

   - Это, кажется. Гюльчи? – тихо удивился Александр Карлович.

   - Да, прелестная вершина. Клянусь Вам, что всё-таки совершу на неё восхождение. Вот, смотрите, путь. Сюда... и по леднику на седловину. Нужен только крепкий парень, чтобы рубил ступени.

    Ронкетти опять углубился в содержимое шкафа, но при этом продолжал тему:

   - К сожалению, на гидов мне не везёт. Знаете, нет средств нанимать сильнейших.  Когда собираешься,  думаешь, что  не так много от них и зависит.  Ведь я  сам  имею большой опыт беспроводниковых восхождений. А получается иначе: в прошлом году на Мамисон-хохе не поднялись на вершину из-за капризов одного, а в этом году та же история и на Адай-хохе. 

   И сразу же, предугадав  реакцию Мекка, добавил:

   - Да, да. На Уилпате, как Вы говорите,  конечно. Эта вершина имеет для меня как бы два равноправных имени... Наконец, вот, смотрите.

   И как деликатесное блюдо была подана панорама северного цирка Цейского ледника.

Витторио Ронкетти с гидами в альпийском приюте

    - Чанчахи-хох! - итальянцу, чувствовалось, давно хотелось поделиться своими впечатлениями. - Красивейшая вершина, мне сразу вспоминается Червино, не правда ли? А Дубль-пик? Ну совсем, как Пти-Дрю из Монтанвера, грандиозная крутизна. А Бубис?

   И тут почти хором:

   - Брайтхорн!

   - Когда Кавказ будет популярен, как Альпы, на Бубис будут подниматься ежедневно десятки туристов и любоваться и Чанчахи, и Уилпатой, и Караугомом. С него наверняка будет виден и Казбек, и Дыхтау, а может и Эльбрус. Ведь с Эльбруса я видел район Караугома.

   - Откуда Вы снимали?

   - С бивака под склонами Уилпаты. Знаете, проход через перевал Хицан, Вами подсказанный, удивительно хорош. Подъём хотя и крут, но безопасен, а спуска почти и нет.  Оттуда пересекли ледник и нашли площадку для палатки. А Мамисон-хох, что он Вам напоминает?

   - Э-э, может быть Эгюий-Вер или Ле Друа.

   - Пожалуй,  посложнее.  Не думаю, что кто-нибудь решиться отсюда на него подниматься. Да и гребень труднопроходим.

   - Но ведь именно по нему поднимались Деши и Бургенер. Деши он напомнил гребень Вайсхорна, но сложнее. По-моему, в районе нет больше ничего похожего.

   Ронкетти, как и Фрешфильд, считал, что Деши поднимался на Уилпату, по какому маршруту точно не представлял. Спорить с Мекком ему не хотелось, и он  предпочёл перевести разговор на следующую фотографию.

   - Эгюий дю Цея. Когда-нибудь взберутся на каждую из его игл и каждой дадут название, как в Шамони.

   - Да, Цейский хребет чем-то напоминает иглы Шамони, и так же отходит от главной вершины.

   Затем была развернута  топографическая карта. И Ронкетти начал рассказывать о своих восхождениях.

   - Мне всё больше нравиться вершина, на которую мы с Коломбо поднялись в 1907-м, в первое моё путешествие. (* сейчас носит имя пик Ронкетти) Любуюсь ею с любой точки и не без гордости. Выбрались наверх по скальному гребню  часов в одиннадцать. Ветер буквально сбрасывал нас, видимости никакой, мы так и не дождались прояснения. Начали спускаться, по скалам показалось не так не только тяжело, но и холодно. Увидели уходящий влево узкий канал и пошли по нему. Опасно, конечно, в Альпах я предпочитаю так не ходить. Да и там, едва мы вышли на пологий склон, как по кулуару сошёл порядочный камнепад. Если бы задержались на 5 минут, досталось бы от разгневанной горы.

   А в 908-м все планы  сломала погода. Мы пережили страшную ночь на леднике. Вот здесь - Ронкетти показал на карте западный цирк ледника, спускающегося с пика, носящего сейчас его имя.

 Пик Ронкетти

    - Поставили палатку под защитой большого камня. Нанятый носильщиком грузин из Кутаиси проклял всё на свете, пережив с нами эту ночь. Ветер, казалось, подхватит нас, завёрнутых в материю, и сбросит в бездну. Утром всё же попробовали выйти. Я и Коломбо. Забрались на водораздельный хребет и пошли в направлении вершины. Прошли мы немного, как я сейчас понимаю, а тогда не было понятно ничего. Потому, что ничего не было видно. Сплошной туман. Спустились по своим следам и всё.

   - Это и есть в Вашей статье. А вот о девятом годе, Вы писали, что...

   - Да, конечно, признаю, я давно был обязан выслать рукопись - Ронкетти уже успел достать и приготовить её - Я позволил себе довольно обширный топографический очерк.

   - Думаю, это только украсит наше издание.

   Фон Мекк взял в руки листки с текстом и, откинувшись в кресле, начал их просматривать. Чтобы не мешать, Ронкетти вышел на время из кабинета, где происходила их беседа.

   "Утром 20 июля 1909 года в 4 часа я покинул казарму близ Калаки и Пётр Дабаев, тамошний казак, мой старый знакомый, так я 3 года не оставлял его без визита, находя всегда с его стороны необычайную любезность и добросовестность, проводил меня, пожелав счастливого пути.

   С целью приберечь силы моему проводнику Бернардо Конфортола,  мною был договорён сын Дабаева донести мешок до ледника. Быстрым шагом прошли мы проезжую дорогу и в 5 1/2 часов утра подошли к долине Мамисона. Наскоро пересекли пастбище, усеянное каменьями и камешками от периодических наводнений и потоков и стали карабкаться по морене. Около 7 1/2 носильщик возвратился, а мы продолжали ещё короткое время взбираться по острой морене; далее, обвязавшись верёвкой и действуя ледорубами, пошли по льду".

    Стараясь явственно представлять себе происходящее, фон Мекк поймал себя на мысли, что не может соединить воедино знакомый по фотографиям вид верховий этой долины с теми ощущением, которое вызывало у него само упоминание о раннем выходе на восхождение. Вспоминались лишь каменисто-травянистые склоны Барткорта, да тяжёлый утренний туман над Цейской долиной.

 "Леденистая часть была преодолена без всякого затруднения и немногие встретившиеся трещины не причинили нам вреда. Погода благоприятствовала как нельзя более: ни одного облачка!" Как и у него на последнем восхождении на Казбек, с утра видимость была идеальной, ясность атмосферы абсолютная.

   "Мы держались слишком сильно налево и скоро заметили это, когда поднявшись над снежными полями с левой стороны (от нас) долины и, держась в направлении к разделу на высоте 3539 м., увидели внезапно выступающие сзади хребта две упомянутые чудесные вершины (Чанчахи и Мамисон).

   Остановившись на на полчаса для первого завтрака, мы продолжали путь и в 10.10 достигли водораздела между долинами Мамисона и Чанчахи на высоте в 3625 м. Переход по хребту очень приятен: один только раз пришлось спуститься на снежные поля со стороны Мамисона, чтобы обойти кругом скалистый выступ с трудным проходом."

   Прервав чтение, фон Мекк нашёл на карте водораздельный хребет, которым поднимался Ронкетти.

   "Мы продолжали свой путь не спеша - хотелось подольше насладиться несравнимой панорамой при блеске солнечного дня и при безоблачном небе. С нами было провианта дня на четыре и потому мы расположились на несколько бивуаков в горах".

   Далее Ронкетти описывал технические трудности, встретившие их на гребне. Было не очень хорошо понятно и  фон Мекк с трудом "переваривал" довольно путаное описание. Наконец всё прояснилось:

   "Продолжая идти в этом направлении с полчаса, мы в 4 ч. 30 мин. по полудню должны были остановиться. Анероид показывал 4085 м. Здесь судьбе угодно было уготовить нам конечный предел.

   Воспроизведённый снимок даёт только слабое представление массивного корпуса Мамисон-хоха, представшего перед нами. Его отделял от нас крутой высокий выступ, совершенно недоступный спереди: обойти его со стороны Цея не представлялось возможным, так как пришлось бы упереться в скалы подножья корпуса: скалы же эти, как нам казалось, положительно были неприступны. Я предложил моему проводнику расположиться бивуаком на хребте, в предположении на следующий день утром рано, чтобы избежать опасности от падения камней, пройти снежные уклоны подножья скального корпуса Мамисон-хоха со стороны Чанчахи и, достигнув холма между Чанчахи-хохом и Мамисон-хохом, разыскать дорогу или по хребту, или со стороны северной ветви Цейского ледника. Но проводник ни за что не хотел согласиться с этим, и таким образом пришлось спуститься к южной ветви Цейского ледника".

   Дотянувшись до фотокарточки с панорамой,  Мекк попытался определить, есть ли путь со стороны Северного цирка.  Однако на снимке не было ясно видно даже саму вершину Мамисона,  закрытую расположенными впереди жандармами.

    Спуск в Южный цирк  итальянцам представлялся сверху крутым и опасным, если бы не настойчивость проводника, Ронкетти предпочёл бы ночёвку на гребне.

   "В действительности, однако, снег оказался в отличных условиях, и он оставался без изменения в течении двух часов, понадобившихся нам на спуске с этой стены. Для опоры рук мы пользовались углублениями, оставшимися из-под только что переменивших место ног и, благодаря тому, что приближался вечер и солнце не ослепляло и не согревало снега, мы спустились до низу, не подвергнувшись ни облому карниза, ни угрозе по адресу наших голов со стороны неприветливых камней. Около 7 вечера преодолели бергшрунд и вскоре встали на ночёвку у скал».

Вероятно, там, где стоял Деши - подумал фон Мекк.

   "Ночью погода ухудшилась, но утром погода ухудшилась,  лишь в половину седьмого туман рассеялся. Ронкетти решил попробовать найти перевал в Северный цирк, для чего они поднялись на седловину (3951 м.) в хребте к северу от Мамисона.

   "Убедившись в невозможности спуститься напрямик по северной ветви, возвратились на прежнее место бивуака, где и остановились на целый час вследствие неуверенности в погоде". Затем, немного спустившись, нашли новую седловину в том же хребте, с которой, как и с первой открывался отличный вид на Уилпату.

   "От достигнутой нами седловины спуск был, безусловно, возможен сначала по скалам, а затем по снежным склонам, но мой проводник, несмотря на все мои старания убедить его, не пожелал последовать по этому пути".

   Оставался опасный спуск по ледопаду южной ветви.

   "Придерживаясь всё время левой стороны ледника, мы продолжали идти по скалам, то по ледяному хребту среди бесконечных трещин и только значительно ниже, когда промежуток в несколько метров отделял нас от нижней площадки ледника, покинули боковую сторону долины и, спускаясь от одного утёса к другому, наконец очутились вне скверных переходов".

   Всё это проходило, вероятно, в этом цирке – фон Мекк  карандашом отметил место вероятного перевала, соединяющего Северную и Южную ветви Цейского ледника.

   "После такого трудного пути мы сделали продолжительную остановку при виде трёх колоссальных потоков, предшествующих соединению трёх ветвей ледника в один огромный поток, спускающийся к долине среди цепи скалистых смелых утёсов. Сознание, что опасность миновала, и что мне удалось своим кодаком запечатлеть очень ценный, совершенно новый материал, тишина и спокойствие, царившие кругом, неописуемая грандиозность обширной ледяной пустыни-всё это возвратило мне хорошее расположение духа, которое чуть-чуть было совсем я не потерял. Пройдя около часа по равнине ледника, мы были привлечены небольшим зеленеющим пространством с левой стороны долины и остановились на бивуак."

   Описание следующего дня, спуска в Цейскую долину конечно же ничего нового не открывало. Но фон Мекк читал его с удовольствием, с небольшой грустью от воспоминаний последнего своего визита в горы. 

   Только отложив листки, он заметил, что  Ронкетти, неслышно вошедший в комнату, терпеливо ждёт, когда гость закончит чтение.

   - Теперь пора ужинать. Затем лёгкая прогулка и отдых. И не забывайте, что я врач и Вы обязаны меня слушаться. Вам нельзя переутомляться и много работать.

   Под конец ужина, за чаем, разговор, однако, опять вернулся к той же теме. Говорили о путешествии этого года.

   - На этот раз основной целью был район Гюльчи и нам удалось найти красивый перевал из ущелья Рцывашки на Штулу. Со мной был доктор Гаэтано Скотти и гид Джакомо Море. Через Кионский перевал и Садон добрались до Цея. Вышли с целью подняться в Северный цирк, но взяли достаточное количество продуктов и палатку для ночёвки. В глубине души я надеялся подняться на Уилпату.

   - И что, опять проводник отказался?

   - У нас оставалось мало времени, а погода не благоприятствовала. Уже в первый день на подходе к первому ледопаду, гроза заставила нас заночевать в скальном гроте. На следующий день с утра было ясно и мы поднялись в Северный цирк.

   - И как, сразу ли нашли проход через перевал Хицан?

   - О…, сначала мы пытались пройти через ледопад Северной ветви. Нам повезло, мы не успели далеко зайти. И вовремя вернулись назад. Зато перевал действительно хорош. Как Вы думаете, это и есть дорога, которой ходят местные жители?

   - Мне кажется, сейчас никто из осетин не ходит в Северный цирк и возможно даже забыт этот путь. По крайней мере, ни мои друзья, ни я сам не встретили никого, кто бы знал перевал в Грузию из Цея. Об этом и Зангиев говорил. А вот раньше, когда населения больше было в Цее, тогда, вероятно, охотники забирались и в верховья ледника. Но седловины здесь, сами посмотрите

 Доктор Ронкетти в горах Кавказа

1911 ГОД

    «15 марта в 1 час дня скончался председатель нашего общества Александр Карлович фон Мекк. Смерть для всех знавших его явилась неожиданностью, хотя и было известно, что он давно болен. Смерть эта явилась неожиданностью и для самого покойного, так как он, хотя и не выходил из дома, но продолжал много работать, всем интересовался, строил новые планы, задумывал новые работы и не подозревал, что конец близок. Всё время он сохранял бодрость духа и жажду жизни, хотя слабость и не позволяла ему отдаться работе так, как он хотел. Только с 20-х чисел февраля произошла перемена в его характере: он стал падать духом, начал проявлять апатию ко всему.

   Я вспоминаю один из таких февральских вечеров, когда он, передавая мне корректуру Ежегодника, сказал: "Возьмите, пожалуйста, посмотрите, мне как-то всё надоело и кажется ненужным", и немного погодя тихо прибавил: "тоска, всё противно"... С грустью я покинул уютную комнату, ибо понял, что готовится развязка. Последний раз я его видел за неделю до смерти; он беспокоился, что надо собрать Совет и устроить годичное собрание Общества, и в этом беспокойстве была какая-то тревога за будущее. Через день или два я получил известие, что он уже слёг в постель, слабость увеличивалась, потом последовал припадок удушья, после этого два дня невыносимых страданий и мучений и затем наступил конец. Его не стало...

    Жизнь таких людей не проходит бесследно. Тело их умирает, но дела и нравственный облик сохраняются и продолжают вдохновлять других. Это сознание смягчает горесть утраты и даёт силы продолжать культурную работу, начатую покойным».

Фёдор Красильников

Витторио Ронкетти. Часть 2

  В течение пяти лет со строгой регулярностью выезжал Витторио Ронкетти на Кавказ. Ненадолго, обычно не более чем на две недели. Это уже стало, как черта образа жизни: за зиму и весну, просматривая карты и фотографии, строил планы, накапливал энергию. Влечение к далёким горам постепенно возрастало.

  Возвращался  с Кавказа в Милан Ронкетти обычно немного огорчённым, всего запланированного сделать никогда не удалось. Но жизнь быстро втягивалась в обычную колею, на какое-то время горы вроде бы даже забывались. Дни шли за днями и постепенно становилось ясно, с каким нетерпением он ждёт нового лета, ждёт свидания со своим любимым Кавказом.

 Все эти чувства удвоились после того, как в 1912 году поездка по ряду причин не состоялась. День отъезда ожидался с особым нетерпением. И вот, наконец, в последний вечер июня 1913 года на перроне миланского вокзала появился Витторио Ронкетти в сопровождении руководившего погрузкой багажа гида Стефана Шиволоки. Прощальный гудок паровоза и поезд, набирая скорость, отходит, чтобы пересечь по туннелям альпийские массивы, обогнуть Карпаты и привезти путешественников во Львов. Впереди еще несколько пересадок, прежде чем ими было занято купе в поезде Калиш-Баку. 5 июля Ронкетти прибыл во Владикавказ.

    Хлопоты по покупке продуктов и организация переезда, особенно в чужой стране, могут быть весьма значительными. И как приятно, когда на помощь приходят опытные и знающие люди. Во владикавказском отделении РГО Ронкетти встретил любезный приём.  Здесь знали его, как старого члена общества, активного путешественника и друга русских альпинистов. Впрочем, давать подробные справки подобным вопросам и помогать в переговорах с извозчиками - это была прямая обязанность созданного здесь "справочного бюро туристов".

    Вечером встретились с Адольфом Бурденским из Кенигсберга, третьим их спутником, совместная упаковка багажа затянулась далеко за полночь.

     Следующая ночёвка была в Алагире, в гостинице. "Несмотря на многочисленный приток туристов, охотников и коммерсантов, ночующих там, оставленной в плачевной небрежности и запущенности". Следующую ночь провели уже в симпатичной деревянной гостинице Зангиева. Здесь последнее пополнение припасов и поиск носильщика. Хозяин пансионата помог разыскать вроде бы подходящего человека и даже снабдил его устаревшей конструкции ледорубом, напомнившим Ронкетти «музейный образец времен Бальма». Выбор, однако, оказался неудачным и в самый критический момент, при переходе на снежный склон "бараньих лбов", горец сбросил с себя тяжёлый мешок и никакие увещевания и обещания не остановили его. При этом он утверждал, что подъём выше является грехом, а нарушение религиозных принципов, как известно, не компенсируется никакими деньгами.

    Бедняга Стефан! Не ожидал он, что так рано придется ему испытать все тяготы своей профессии как во времена "альпинизма господ". "Господа - клиенты" только покачали головами: не менее трёх пудов - Шиволоки с трудом шёл под двумя мешками, проклиная всё и всех, в Альпах никогда не приходилось испытывать таких перегрузок. Темп движения упал и слишком частыми стали привалы. На ночёвку расположились немного ниже, чем планировали, в том же месте, где ночевали в 1909-м (где сейчас находиться хижина). В вырисовывающейся из тумана поэтической панораме Ронкетти сразу же выделил наиболее интересный объект: безымянная вершина, она же Трипл-пик, она же "моя гора" - нынешний пик Ронкетти.

   Невесёлое дело пережидать дождь в тесной палатке. А дождь шёл всю ночь и весь следующий (9 июля) день. Иногда казалось, что он уже выдохся и тогда вылезали из-под брезентовой крыши, поправляли верёвочные оттяжки, за одно разминая застывшие мышцы. Вскоре, однако, опять темнело, капли становились

опять тяжелее и падали всё чаще, загоняя альпинистов в их жалкий приют.

    В следующую полночь, выглянув из палатки, Ронкетти увидел звёзды. Хотя просматривались они в тумане не совсем отчётливо, решено было готовиться к выходу. На рассвете, в 4 утра вышли, ни о чём конкретно не договариваясь, просто на экскурсию в Северную ветвь ледника. Снег в кулуаре был в хорошем  состоянии и за час они достигли перевала Хицан. Верховья Северного цирка тонули в свинцовом тумане. "Мрачный и гневный" Чанчахи вместе с Бубисом и Дублями выглядел устрашающе. Зато напротив вся на виду сверху донизу Уилпата, почти не сговариваясь, пошли в направлении просмотренного ещё в прошлых путешествиях логичного пути подъёма. Вскоре снежный слой стал круче и альпинисты с напряжённым вниманием начали всматриваться в нависавшие над ними далеко вверху, на седловине, ледяные сераки. Поскорее бы под защиту скал! Однако темп невысок, ноги тонут в свежем рыхлом снеге. Вот, наконец, желанные скалы, однако путь по ним также неприятен, скалы разрушены и заснежены. Далее продвигались то по скалам, то рядом по снегу, постепенно набирали высоту. Время шло, а седловина никак не хотела приближаться. "Начинает казаться, что стена бесконечна и представляется недосягаемой верхушка хребта". Холодные порывы ветра налетели на поднимающихся альпинистов, пошёл мелкий снег, даже скорее крупа. Может быть, пора повернуть назад? Ведь снаряжение для ночёвки не взяли. "В то время мы были уже весьма высоко: как отказаться на такой высоте от вершины? Мы знаем из того, что описано Коккиным и Хольдером, что, дойдя до водораздела, достичь вершины Уилпаты-тау по хребту - дело весьма нетрудное. Стена, по которой мы продвигаемся, не столь уж трудна, чтобы потом не представилось возможным сойти по ней даже при скверной погоде".

    В 15.30 достигли гребня, седловина осталась слева внизу, собственно новый путь к вершине Уилпаты был уже открыт, заключительный гребень был уже дважды, в 1890 и 1891 годах пройден и можно было повернуть назад. Однако, короткое обсуждение приносит другое решение, причём единогласное  - продолжать восхождение. Вскоре, по-видимому, каждый пожалел о своём решении, но дальше уже на остром гребне было не до разговоров. "Ветер со страшной силой обрушивался на нас, и буря хлестала больно в лицо. По временам приходилось останавливаться и, наклонившись на ледоруб или уперевшись в скалы, с напряжёнными мускулами, согнутой шеей ожидать, пока порыв бури не уменьшится. Затем мы опять продолжали восхождение, но вскоре новый натиск бури охватывал нас со всех сторон, метель ослепляла, дух захватывало и буквально не было возможности идти далее".

   Пять часов вечера. Вершина вроде бы недалеко, метров сто. Но в этом месте всем и без обсуждения уже ясно, что теперь не время для вершинных фотографий и поисков тура, пора переходить к спасению собственной жизни. Густой туман, хлопья снега слепят, ветер успел замести следы подъёма.

 Вот уж не ожидали, что окажется проблемой поиск пути спуска. "Всё же идём вперёд по ледяному склону; вскоре склон делается необычайно крутым и мы замечаем несколько трещин, которых мы не видели при восхождении  - очевидно мы сбились с пути". Они были на грани отчаяния. "Пытаемся продолжить в другом направлении. Один из нас скользит, другие пытаются удержаться, цепляясь ледорубами. Упавший поднимается, некоторое время стоит без движения, чтобы передохнуть, затем возвращается к скалам, только что оставленным и здесь мы решаем раскинуться бивуаком".

 Холодная ночёвка, по-настоящему холодная (без палатки, без пуховок, без примуса). С одной стороны защищала от ветра "вертикальная, совершенно гладкая стена". С другой стороны соорудили стенку искусственную. Лучше всех

Стефану, энергично переворачивать камни входит в его непосредственные обязанности. "Господам" хуже, им непривычно "унижать" себя физическим трудом, а другого способа включения согревающей энергии в их ситуации нет. Ронкетти давно не чувствует уже ног и отчаянно мерзнет, хотя и помещён в середину.

 Гребень Уилпаты

 Маршрут восхождения

 Все трое прижались друг к другу, но нет никакого намёка на согревание. Ветер проникает со всех сторон, одежда покрылась толстым слоем изморози, на бровях и усах сосульки. Доели последние остатки провианта, с трудом запихнув в себя сухие продукты. Пить было нечего, вода во фляжках замёрзла. Страшные часы, под стук зубов и постоянный поиск спасительной позы, проскакивали отдельные обрывки воспоминаний, холод постепенно сковывал не  только тело, но и мысли. Все приметы надвигающейся трагедии налицо!

    Но произошло чудо. Внезапно погода  начала улучшаться.  К трём часам показались звезды, постепенно стих ветер и рассвет оказался не морозным, а поднявшееся солнце рассеяло остатки тумана. При совершенно ясном небе открылась фантастическая панорама: Караугомский ледник, вдали вершины Безенги, на востоке вместе с солнцем блистающие Казбек и Джимарай с их окружением.

    Вначале было не до красот - двигаться! Сориентировались быстро, а вот идти быстро не смогли. И только на подходе к седловине к Ронкетти вернулось необходимое количество мужества. Не имеет он права уйти отсюда, не засняв эти потрясающие виды! Ох, как непросто было делать ему эти снимки!

Не было ничего похожего на победителей гор, на людей, исполнивших своё заветное желание, в этих измученных и помороженных людях, медленно бредших по полям Цейского ледника. Ноги Ронкетти распухли, стёршиеся  пальцы почернели. Нужно было срочно спускаться вниз, во Владикавказ. В руки к коллегам, то есть, к врачам.

    Это было последнее восхождение доктора Ронкетти, за победу ему пришлось заплатить дорогой ценой.  Ампутацией части пальцев обеих ног.

Коллекция жуков Витторио Ронкетти. Среди них немало кавказских эндемиков 

Оскар Шустер

     «Elbsandsteingebirge – Kletterheimat» если перевести дословно: «Эльбские песчанниковые горы - родина лазания». Так назвали свою книгу авторы из ФРГ. Речь идёт о том современном, называемом спортивным скалолазании, которое в последнее время потеснило классический альпинизм. Лазание без цели взойти, а с целью пройти чего-нибудь, т.е. чистое свободное лазание с поиском всё более и более сложных мест, с полным отрицанием использования искусственных точек опоры, в том числе и для отдыха. Со своеобразным кодексом, со специальными правилами и законами, первое подобие которых впервые было выработано в конце XIX века дрезденскими альпинистами на причудливой формы песчаниковых  столбах,  так называемой Саксонской Швейцарии.

В 30-е годы, через знаменитого альпиниста, дрезденца Фрица Висснера, эмигрировавшего в США в период фашизма, эти нормы и правила попали в благодатную почву Америки. Благодатную,  не только в смысле пресловутого американского богатства. Благодатной почвой оказались скалы Шоэнганкса и Колорадо, Юты, Вайоминга и Калифорнии, теплые и сухие, относительно чистые от «живых» камней и удобные для страховки. Здесь при отсутствии ярко выраженных вершин и наличии только стен, в условиях, когда не грозит «холодная ночевка» или внезапный буран и получил развитие стиль «чистого скалолазания», успешно экспортированный затем во второй половине 70-х в Западную Европу. Вот какую сложную связь проследили в своей книге западногерманские авторы, хотя на право называться родиной скалолазания могут найтись и конкуренты. Те же англичане считают, что они никогда не отказывались от чистоты стиля, особенно на своих скалах. И начали их осваивать раньше саксонцев. Не будем вмешиваться в традиционный германо-английский спор, ведь нас в этой истории интересует роль одной замечательной личности.

Памятник альпинисту - редкость. Это мемориальный бюст, расположен прямо на скале в Саксонской Швейцарии

     Одним из основателей школы скалолазания на эльбских песчаниках был Оскар Шустер. Родился он 1 октября 1873 года в семье фабриканта, владевшего несколькими успешными предприятиями, в частности производящими музыкальные инструменты. В 1894 году Оскар сдал экзамены в университете, получил диплом врача и открыл свою практику в Дрездене. До этого в 1889 году он впервые побывал в Альпах, где совершил свои первые альпинистские восхождения. По возвращении домой, Шустер вступает в Дрезденскую Академическую секцию Альпенферайна. Горы быстро становятся его главным увлечением в жизни. В это время  местные альпинисты начинают совершать экскурсии и восхождения песчаниковом массиве Саксонских Альп. В детстве  Оскар занимался гимнастикой, что позволило ему быстро освоить технику лазания по скалам.  Шустер стал автором  36 новых маршрутов, большинство из которых были еще и первовосхождениями. Это был выход на качественно новый этап по сложности. Большинство маршрутов Шустера  сейчас стали классическими. Позже, следуя его примеру,  к сложному лазанию приобщилась целая группа молодых альпинистов, для которых восхождения по скалам стали даже важнее, чем альпийские. Именно они, в начале XX века утвердили первый кодекс свободного лазания, который утверждает этические и спортивные нормы при совершении  скальных восхождений. Для самого же Шустера на первом месте оставались альпийские вершины. Каждое лето выезжает он в разные районы Альп, совершая различного класса восхождения. Всего в его коллекции их оказалось более 700 пройденных маршрутов.

    Однажды, во время общения с баварскими альпинистами Шустер узнает, что известный деятель Альпенферайна, наследник рода судостроителей и судовладельцев,  богатый и всем обеспеченный Вилли Рикмер-Рикмерс собирает экспедицию на Кавказ. Вилли, кстати, ровесник Шустера,  организовал  даже специальный Кавказский Клуб и был намерен привлечь к исследованиям этого региона лучших альпинистов Германии и Австрии.  О Кавказе Шустер тогда еще ничего толком не знал. Почитал ежегодники, приобрел два толстых тома Мерцбахера.  Нельзя сказать, что сразу особо заинтересовался, но Рикмерсу  письмо написал. Увлеченность этого человека была очень заразительна, вокруг Кавказа в альпинистском мире Германии создался определенного рода ажиотаж. Многие  были увлечены идеей первого восхождения на неприступную Южную вершину Ушбы. Уже с десяток попыток она отбила и  явно настало время для ее покорения. И сделать это должны немцы!   В начале 1903 года Шустер получает от Рикмерса  письмо. По некоторым сведениям, один известный  английский альпинист собирает большую экспедицию на Южную Ушбу с привлечением сразу нескольких лучших альпийских гидов. Рикмерс считает принципиальным опередить его, восхождение должно быть совершено немцами и в чисто спортивном стиле, без проводников. Для этого предполагается выехать достаточно рано, в середине июня.

  Группа Шустера приехала немного позже, чем основная группа. Тем не менее, ему посчастливилось стать участником команды восходителей. Правда, все сложные участки первым пролез 23-летний баварец Адольф Шульце. Лез он с азартом и перевязанной головой – во время первого штурма молодой альпинист сорвался и с большим трудом был удержан товарищами.  При этом сильно разбил голову. Шульце, один из лучших на то время скалолазов, считал своим долгом чести  самому завершить прохождение маршрута. И это ему удалось.

  Успешнее восхождение отмечали в компании главы Сванетии, князя Татархана Дадешкилиани. Разгоряченный вином «сванский царь» выписал официальную бумагу, согласно которой он подарил вершину Ушба скромной девушке, участнице первой попытки восхождения, Ценци (или, правильнее, Зензи) фон Фиккер.  После этого участники экспедиции Рикмер-Рикмерса совершили еще несколько интересных восхождений в Сванетии и в районе Безенги. В частности, Шустер участвовал в первовосхождениях на такие вершины как Штавлер, Лацга, Ледешт и Доллакора. На всех участников поездки Кавказ произвел колоссальное впечатление.

В центре: Зензи, князь и Рикмер-Рикмерс

Оскар Шустер

1910 год

 Оскар Шустер вернулся домой с твердым намерением вернуться на Кавказ и заняться его исследованием по серьезному. Однако Россия уже как раз в это время  вступила в полосу потрясений: война с Японией, революция…

  Приступить к  осуществлению своего  плана по исследованию Кавказа Шустеру удалось только в 1910 году. Во многом это случилось благодаря доценту Рижского Университета Виктору фон Фридерхсу, выступившему в роли гаранта, что всё пройдет хорошо. Из Германии трудно было судить о возможности организации альпинистской экспедиции в отдаленный горный массив, информация доходила неопределенными порциями: то холера, то грабежи, то горные обвалы… Фон Фридерихс, человек знающий русский язык и русские порядки, согласился  быть главным организатором экспедиции на месте, и Шустер решил ехать. Партнерами его стали  дрезденцы - доктор Густав Куфаль  и  студент, ученик и партнер по скальным восхождениям на эльбских песчаниках Вернер Фишер. Сам Шустер с 1905 года  переехал жить в Мюнхен, поближе к Альпам. И практически стал профессиональным альпинистом.

  Уже по дороге, в течение 5-дневного переезда, фон Фридерихс  начал вызывать сомнения как организатор. Во Владикавказе же произошел полный провал. За 5 дней он не смог сделать ничего по организации каравана. Решение было, в конце концов, чисто анекдотичным, альпинисты начали свой маршрут из Грузии, где купили (а не наняли) с большой переплатой ишаков. Потом их продавали обратно. Но, так или иначе,  до первой цели экспедиции, Мидаграбинского ледника немецкие альпинисты добрались. В течение нескольких дней были совершены успешные первовосхождения на вершины: Доницети-Хох, Рези-Хох (3820м), Суатиси-Хох (4475м), Цити-Хох (3907м), Цариат-Хох (462м).

  Дальнейшие планы были связаны с районом Цея. Альпинисты перешли через перевал Обер Кора, миновали селения Холст и Унал, спустились к Военно-Осетинской дороге. И под проливным дождем, к вечеру 2 августа, приехали в канцеллярию в поселке Св.Николая (Бурон).

Теперь уже без Фридерихса,  который, достаточно неожиданно,и к облегчению немцев, их покинул.  По предварительному плану, здесь путешественники рассчитывали найти часть своего груза, который было поручено переправить сюда  армянину, работавшему в гостинице во Владикавказе. Ему  был оставлен большой мешок с продуктами и заплачены деньги.  Портье обещал доставить продукты в Бурон. И вот – продуктов нет. Срочно снаряжается гонец в Город. А альпинисты решают сделать двухдневный выход с возвращением в канцелярию.

   День потратили на хлопоты и отдых,  утром 4 августа 1910 года вышли наверх. План был следующим: подняться на панорамную точку в хребте, отделяющем Цей от Садона и спуститься на другую сторону. Правда, когда в 4 часа поднялись на гребень,  разразилась гроза. И на вершину Цахцири-хох (2714м) вышли в полном тумане.  Спустились на седловину и долго спорили, что же делать дальше. Решили здесь же заночевать. К вечеру погода наладилась и прохладной ночью альпинисты смогли насладиться великолепным звёздным небом.  На следующий день Шустер и Фишер поднялись на кажущуюся самой большой вершину, которая у Мерцбахера была обозначена как Садонвцек-тау (2956м). Погода благоприятствовала наблюдениям и удалось сделать прекрасные фотографии района. А самое главное  выбрать путь  следующего восхождения. Исходя из карты Мерцбахера, в центре района стояла вершина Адай-хох (современная Уилпата).

Справа проходил отдельный Цейский хребет, в котором было несколько непокоренных вершин. Но пути восхождения на них с вершины Садонвцек рассмотреть не представлялось возможным. Зато великолепно был виден путь подъема на высшую точку противоположного (Кальберского) отрога. Очень красивая вершина Кальбер (современный Адай-хох) предлагала логичный путь подъема, который  просматривался почти  полностью. Нужно подняться по склону на верхнее плато ледника и оттуда на седловину между вершинами Кальбер и Лагау.

Дальше шел длинный, не слишком сложный, но и не очень простой гребень. Спустились в «канцелярию», где их ожидал мешок с продуктами. Армянский портье сказал, что просто забыл  о заказе. Еще долго немцы обсуждали произошедшее, оно просто не укладывалось во все их представления о жизни.

  Основной выход начался уже 6 августа. Снарядили большой караван. В планах было два восхождения на Цей-хох и Кальбер (современный Адай-хох). Однако путь вверх по ущелью оказался непростым. Сложности с ослами их сопровождавшими были уже привычной кавказской проблемой. Следующим  препятствием стал мост, на котором стоял импровизированный пост по сбору денег за проход. Платить потребовали за все, за всех людей, ослов и груз. Затем  стоял другой пост, не пускавший ослов на священную территорию вокруг Рекома. Но всё это были не более чем обычные кавказские хлопоты, главная забота была в другом. Оказалось, что ущелье переполнено холерными больными. Что вверх по ущелью буквально нет свободной поляны. Это был риск, которому не хотелось подвергаться. Пришлось покинуть левый берег, попытались подняться повыше по долине ведущей к их ставшей единственной целью вершине Кальбер (нынешний Адай-хох).

  Каким облегчением было на следующий день подняться на ночевку в высокогорную зону. От увиденных больных и мест их проживания оставалось неприятное чувство. Здесь на высоте 3300-3400 метров, на уровне фирнового бассейна Сказского ледника, дышалось свободно. Маршрут завтрашнего подъема был ясен и погода благоволила восходителям. Удобная площадка позволяла полноценно отдохнуть. Правда, вечером Куфаль отказался от восхождения, что с его стороны, впрочем, и ожидалось.

   Оскар Шустер и Вернер Фишер собирались в темноте при свете свечи и фонарей. В 3:40 вышли. Ясное предрассветное небо, холод, предвещавший хорошую  погоду, по крайней мере, на полдня. В кошках шли достаточно быстро, при подъеме на седловину обошлись без рубки ступеней. Сам гребень представлял собой чередование приятных скал и фирновых участков. Лишь один «жандарм» потребовал напряжения, его нужно было обходить. Попробовали справа, но вышли на гладкий крутой лед. Вернулись. Проход с слева, с юга,  был не очень приятен, но значительно проще. По разрушенным скалкам и фирну. Завершал  гребень 200-метровым фирновым треугольным взлетом. Сбоку были скалы и восходители оказались перед выбором. Как природным дрезденским скалолазам им приятнее было идти по скалам, но Шустер, руководитель, определил другое решение: идти по фирну с рубкой ступеней, с расчетом на предстоящий спуск. В 8:40 альпинисты пожали друг другу руки на вершине горы высотой 4409 метров. Тогда они ее называли Кальбер, сейчас все знают ее как Адай-хох.

   Задерживаться наверху не стали, не хотелось идти по раскисшему снегу.  К 12 часам спустились к месту бивака уже в чемоданном настроении. Домой, домой, домой! Для первой собственной экспедиции на Кавказ сделали они вполне достаточно. А подхватить холеру совсем не хотелось.

       Оскар Шустер. 1911

 В 1911 году Шустер сам (уже без помощи Фидерихса) организовывал экспедицию, для участия в которой пригласил кроме Фишера, художника Эрнста Платца. Объектом их исследований и восхождений опять стало междуречье Терека и Ардона. Там они постарались взойти на некоторые до этого нетронутые вершины: Халасан-Тау (3839м), Зилга-Хох, Шау-Хох, Зези-Хох и Цмиаком-Хох. Спустившись в Зарамаг, альпинисты  планировали совершить восхождение на еще одну вершину, покорение которой задумали еще в 1910 году. Это высшая точка отрога, отделяющего Цейскую долину от долины Ардона – гора Лагау (4066м).

 Погода, которая не радовала немецкую команду, за последнюю неделю она дала им всего один день передышки. За этот день тройка восходителей поднялась из Зарамага к подножью вершины и расположилась на ночлег на прекрасной зеленой поляне, на высоте около 2800 метров. Порадовались прекрасной панораме и это всё, что им было отпущено. Ночью пошел дождь, который пытались переждать. Но он не прекращался и на второй и на третий день (5-7 августа 1911 года). Увы, нужно было спускаться, промокшие и разочарованны альпинисты спустились в Зарамаг и в этот же день добрались до Св.Николая, где их радостно встретил «дорожный мастер», с которым они подружились в 1910 году.

Оскар Шустер. 1912 год

  6 июля 1912 году Оскар Шустер и Вернер Фишер  выехали поездом из Дрездена в очередную кавказскую экспедицию. По дороге к ним присоединился новый участник, некто Хеманн Реннер из Ханнсдорфа. Во Владикавказе их ждал неприятный сюрприз, внушительный багаж, без которого путешествие вряд ли было возможным, потерялся. К счастью всего на один день.   Отдохнув в хорошо знакомой гостинице «Европа», на следующий день альпинисты приступили к обычной работе. Шустер  прошелся по канцеляриям чиновников, обеспечившись нужными бумагами. Фишер с Реннером закупали продукты. Занят был и их «начальник каравана» Андрей Кобаидзе, грузин из селения Сиони на Военно-Грузинской дороге, чья работа в предыдущий год очень понравилась гостям. Вечером  удалось насладиться прогулкой по Александровскому проспекту. Было тепло и многолюдно. Большая часть мужчин была в военной форме. Преимущественно кавказского покроя. Черкески и огромные шапки, разнообразные искусно сделанные пояса, непременно с кинжалом и револьвером. Причем такую форму носили не только горцы осетины и ингуши, но и многие русские. Женщин горянок практически увидеть было сложно, а вот русские барышни щеголяли в модных одеждах, напоминая о существовании Парижа. Как и огромная афиша единственного кинотеатра, выполненная почему-то на французском языке: «tout comme chez nous». Впрочем, заметили и германский след: трамвай фирмы Siemens und Halske. Правда, особой гордости немцы не испытали. Устаревшая модель выглядела  совсем не элегантно.

  11 июля отправились, наконец, в горы. Первая ночь – в Тамиске, вторая – в Нижнем Зарамаге,  в  «номерах»  частной гостиницы  под названием  «Крепость».  Здесь встретили радушный прием со стороны хозяев, знакомых по прошлогодней поездке.

 С прошлогоднего долга начали и новый кавказский сезон, 13 июля альпинисты поднялись на место прошлогоднего бивака под вершиной Лагау. В начале сезона и после нескольких дней дождливой погоды, «их поляна» представляла собой почти болото и совершенно непригодна для установки палатки. Пришлось менее комфортно разместиться на осыпной площадке. Погода не обещала ничего хорошего, но решили всё же выходить. Стартовали в 3:55. По гребню морены поднялись на ледник Хубаг, пересекли его плоскую часть, на которой практически не было трещин и в 5:45 подошли к основанию крутого снежного желоба, ведущего к подножью южного гребня вершины.

  Видимость была небольшой, постоянно наплывал туман, порывы ветра бросали в лицо жесткую снежную крупу. На верху желоба Шустер предложил товарищам вернуться. Однако его более молодые спутники решительно возразили. Нет, два раза подряд отступать на одной горе, это слишком! Время еще есть, да и путь ясен – по гребню к вершине. Дальнейшее лазание было несложным, хотя сильно разрушенные скалы и не доставляли особо удовольствия, тем более, что ветер не прекращался. На вершину Лагау (4125м по русской карте) альпинисты поднялись в 8:45. Видимости почти не было, как и желания  долго оставаться в этом месте. Через 15 минут начали спуск и в 11:35 вышли к палаткам, отдохнули немного и через час продолжили спуск. По дороге опять начался сильный дождь и, с некоторыми трудностями, к вечеру добрались до Крепости.

  Следующие два дня были испорчены непрекращающимся дождем. 17 июля выехали караваном в долину Зруга, где на следующий день по несложному, но физически тяжелому маршруту поднялись на вершину Зикара (3829м). Дождь и здесь внес свои коррективы, чтобы выбраться обратно, пришлось идти через перевал, так как ущелье было заблокировано паводком.

   Погода этого года внушала какую-то безнадежность. Вместо восхождения на вершину Зарамаг-хох решили осуществить идею еще 1910 года: переход из долины Зарамага в Цей  через перевал между вершинами  Кальбер (Адай-хох) и Лагау. Это была инициатива Шустера и более молодые  товарищи отнеслись к ней с прохладцей. Дорога была пройдена ранее более чем на две трети: с юга они стартовали с бивака под Лагау, вышли на гребень в 6:45, траверсировали его до удобной точки спуска. Дальнейший спуск проходил по пути 1910 года. Вплоть до моста через Цейдон, которого, впрочем, не оказалось. Вообще долина выглядела безлюдной по сравнению с прошлым посещением. Роскошный хвойный лес немецкие альпинисты приняли с радостью после 10-дневного пребывания в безлесных, каменистых ущельях. Однако, чтобы выбраться на дорогу им пришлось прилично пройти по дикому правому берегу. А позже, уже на стандартной тропе, пошел дождь, практически ежедневный в этом году. Заночевали в Святом Николае.

 Кальпер

  Еще одна вершина привлекала особое внимание Шустера. Она возвышалась над глубоким Кассарским ущельем и была видна только издали. Скальный бастион вершины немецкий альпинист замечал с дороги из района Нузала и с другой стороны с дороги между Зарамагом и Наром. Имя Кальпер Шустер нашел в статье

фон Мекка в русском ежегоднике, у Мерцбахера в этом районе вершин не выделялось, на пятиверстной карте был отмечен небольшой ледничок и перевал (Силин-Дуар) ведущий в Цейскую долину.

   Об этом перевале слышали немцы и из рассказов местных жителей в Зарамаге. Говорили, что даже женщины использовали его для перехода в район святилища Реком. Зачем это было делать, не совсем понятно, ведь гораздо легче было добраться по дну долин. Шустер понял, что в этом переходе исполнялся какой-то религиозный ритуал. В любом случае, по ущелью Ильсай вроде бы существовала неплохая тропа. Само это крутое ущелье представлялось весьма живописным, оно густо покрыто лесом, в основном лиственных пород.

  Когда альпинисты попросили найти проводника в Ильсай-таль, им сразу порекомендовали Давида Хайдмасова. Его представили как почти «хозяина» ущелья, которое, по его словам, он не покидает без убитого тура. 

  24 июля, по добротному мосту альпинисты перешли Ардон и далее, по хорошей тропе, группа поднялась на поляну недалеко от языка ледника.

На следующее утро вышли в 4 часа. Давид уверенно вел по осыпным склонам и вскоре четверка восходителей поднялась на небольшой гребень, с которого открылся вид на массива Кальпер. Вид немного обескуражил немецких альпинистов. Массивная скальная стена не предлагала им однозначного и легкого прохода. Несколько гребешков, крутых кулуаров, теряющихся на новых скальных сбросах. Однако их проводник не показывал никаких сомнений - он знает дорогу!

 Уже вскоре оказались на скалах. Один из лучших скалолазов альпинистского мира Оскар Шустер, с удивлением обнаружил, что с трудом успевает за проворным проводником. Скальные участки чередовались с крутыми осыпями, но темп подъема оставался достаточно высоким. Давид явно шел здесь далеко не первый раз. Последний вершинный взлет обошли слева, выйдя на гребень немного к западу от высшей точки. Расположившись на груде камней, альпинисты с наслаждением рассматривали окружающие вершины. 

  Весь Цейский район был свободен от облаков, Шустер подолгу задерживал взгляд на каждой из вершин. Для него имена почти всех из них были

отличными от тех, которые приняты сейчас: Адай-хох (нынешняя Уилпата), Кальбер (нынешний Адай-хох), Уилпата (нынешний Дубль-пик), Чанчахи (имел ввиду Мамисон)… Напротив, в зеленой котловине, ясно были видны постройки селения Цей, дорога, а вот на восток панораму закрывали облака.

  В этот момент Давид неожиданно издал звук типа «Тихо!» - на скалистом гребне появилась пара молодых туров. А ведь немцы не верили, что Кальпер это место охоты! С восторгом смотрели они на красивых животных, которые подобно альпинистам поднялись на заоблачную вершину. В это время Давид устроил настоящее шоу. В несколько ловких прыжков по скалам он подобрался вплотную к животным. Зачем он это делал, с какой целью было не очень понятно. Вначале казалось, что он хочет поймать их руками. Скорее всего, просто сработал инстинкт охотника, который показателем своего мастерства считал умение подобраться к зверю на удобное для выстрела расстояние. Пару мгновений, туры почувствовали угрозу, свист, и вот они грациозно поскакали вниз по крутым

скалам. Осетинский охотник восторженным криком проводил их, на его лице было полное выражение счастья, почти такое же, какое было у альпинистов при рассматривании вершин. В своем блокноте Шустер пометил: «Вероятно, мы не первые, кто был на  вершине Кальпера. Да вообще, следует пересмотреть возможности местных жителей к сложным восхождениям. По скалам, во всяком случае».

 Спускались также в хорошем темпе. Уже после скал Давид предложил пройти вниз по другой тропе. Она была небезопасной, местами проходила по крутым травянистым склонам над пропастью. Но альпинисты не были разочарованы, увиденные там красоты было трудно с чем сравнить. Да и дождя в этот день, ко всеобщему удивлению, не было.

 В завершении экспедиции, из долины Нар была предпринята попытка взойти на вершину Тепли, однако непогода опять сорвала планы альпинистов.

Оскар Шустер. Финал

    В 1914 году Оскар Шустер вместе с Вернером Фишером вернулся на Кавказ. Их целью был район Домбая. Изучив материалы фон Мекка, Шустер нашел, что в этом районе  можно сделать немало прекрасных первовосхождений. Во-первых, на самую главную вершину района Домбай-Ульген. Затем на вершины в верховьях ущелья Аманауз. Экспедиция началась успешно. После четырех восхождений в районе Аманауза: Софруджу (3785м) и вершины 3896м, 3710м и 3427м, альпинисты отправились к главной вершине района. Им удалось пройти до конца Северный гребень, не покорившийся в 1904 году Андреасу Фишеру (через Домбайское Седло).  Едва успели спуститься, как узнали от носильщиков тревожные новости.  Убийство эрцгерцога, мобилизация, неминуемая война. Сразу приняли решение через Клухорский перевал идти в  Сухуми и постараться  оттуда прорваться в Турцию. Всё шло нормально только до тех пор, как в морском порту они не попались в руки бдительного агента охранки. Арест, обвинение в шпионаже, несколько месяцев скитаний по разным местам заключения. В конце концов,  альпинистов поселили в специальном лагере в Оренбургской губернии. До конца войны Оскар Шустер не дожил, заболел тифом и скончался в госпитале в Астрахани. Это случилось 5 июня 1917 года.  Более молодой Фишер выжил, вернулся в Германию, стал адвокатом. Ему удалось прожить еще почти 50 лет, умер он у себя в родном Дрездене в  1964 году.

Гарольд (Харольд) Рэбёрн

     В 80-е годы советские  альпинисты шагнули с пиков Кавказа и Тянь-Шаня к "обители снегов",  отметившись первыми выдающимися восхождениями в Гималаях. Подобным же образом распорядилась судьба с некоторыми из героев нашего повествования. Через Цей к подножью Канченджанги прошли Фрешфильд и Селла. Таким же был путь одного из сильнейших альпинистов своего времени Гарольда Рэберна. Его гималайская биография связана с теми же вершинами, что и у советских альпинистов: Эверестом и Канченджангой.

 Руководитель экспедиции на Канченджангу 1920 года и руководитель альпинистской части экспедиции на Эверест 1921 года Гарольд Рэберн стоит справа

   Родился Рэберн в 1865 году в состоятельной семье владельца пивоварен. Заниматься альпинизмом начал довольно поздно, в 29 лет, после того, как оставил военную службу. Унаследовав отлично работавший бизнес, Гарольд получил возможность проводить много времени походах и путешествиях. Сначала  его интересовали в основном родные горы. Горные массивы Шотландии невысоки и по-настоящему трудными и интересными становятся только зимой, когда на их склонах образуются фантастические ледовые каскады. Рэберна можно считать в какой-то степени основателем шотландской школы ледовых восхождений.

Начало ей было положено его дерзкими зимними первопрохождениями на Бен-Невисе. В более позднее время стандарты ледовых восхождений в значительной мере определялись шотландцами, вспомните знаменитых альпинистов 50-80-х годов нашего века - Маккинеса, Хэстона, Макинтайра, Роуза и др...

    В начале ХХ века Гарольд Рэберн начинает регулярно выезжать в Альпы. Здесь тоже проявляет новаторство - признаёт только беспроводниковые восхождения, часто ходит и так называемые соловосхождения, т.е. без партнёров и, как правило, без страховки. Если следовать традиции британского альпинизма, то следующей после Альп ступенькой должны были стать так называемые "экзотические горы", в число которых входил тогда наш Кавказ. В течение  десяти лет британские альпинисты не посещали Кавказ (в 1903 году успешную экспедицию провели Лонгстафф и Роллестоун), уступив первые позиции немцам, австрийцам и итальянцам. В процессе подготовки Рэбёрн посетил в Лондоне Дугласа Фрешфильда. И получил целый пакет исследовательских проблем, которые надо решить. Прежде всего, в районе «загадочного узла Адай-хох».

Несколько лет назад Фрешфильд принимал у себя председателя русского альпинистского клуба фон Мекка. Принимал, надо сказать, очень сдержанно, хотя гость привез патриарху исследований Кавказа удостоверение почетного члена, так называемый «адрес» - письмо с похвалами, а также несколько книг и  сувениров.  Причину сдержанности Фрешфильд не скрывал. Переименование высшей точки района Адай-хоха на Уилпату он категорически не принимал. Нельзя так обращаться с названиями! Мало ли кто и что сказал из туземцев. Если всё время менять названия, то лучше их не давать вообще. Фрешфильд считал, что только первопроходцы, первые исследователи могут давать имена. Пусть даже эти имена будут отличаться от местных. Но четко известно, что на Кавказе постоянных имен большинство вершин не имеет. Крайне недоверчиво отнесся Фрешфильд и к идее фон Мекка о том, что Дечи взошел на вершину называемую Мамисон-хох. Хотя и согласился, что венгр восходил не на высшую точку района.

  Фрешфильд предположил, что Дечи поднимался на Чанчахи и предложил Рэбёрну подтвердить эту идею. Начать исследования было рекомендовано с  «Эгюий дю Цей» или Цейского хребта, в котором еще не было совершено ни одного восхождения. Кроме того, Фрешфильд советовал поискать путь к Дабл-пику, в Дигории взойти на Лабоду и поискать новый путь восхождения на Северную Ушбу со стороны Сванетии.

 Подробную информацию о своих походах предоставили Рэбёрну другие ветераны восхождений на Кавказе Вуллей и Ронкетти.

Карта из отчета Рэберна

 1913 год. Гарольд Рэберн

   Рэберн прибыл во Владикавказ на три дня раньше своих товарищей: давнего спутника по восхождениям в Альпах и Норвегии Уильяма Линга (1873-1953) из Карлисла, Уильяма Джонса из Лондона и фотографа из Глазго Джона Янга. Надо бы  пораньше - столько много сложных вопросов пришлось решать. Неоспоримой удачей было то, что удалось нанять в качестве переводчика и партнёра для восхождений молодого русского инженер-кадета датского происхождения Рэмберта Мартинсона. Действительно, никто и не мечтал найти здесь спутника, который помимо знания английского, немецкого, французского, русского и немного осетинского, имел бы ещё и опыт и хождения по ледникам Балкарии и восхождения на Казбек. Впрочем, предстояло ещё проверить, как он владеет альпинистской техникой. Другим их спутником стал веселый и общительный имеретинец Милитон Бурджуладзе, нанятый в качестве повара и охранника палатки.  С ним британцы познакомились на рынке во время закупки продовольствия.

   Утром 8 июля 1913 года на трёх повозках группа отправилась в Алагир. Здесь начались их соприкосновения с реальностью. Британские альпинисты были неприятно удивлены местным сервисом, точнее его отсутствием: в пустой и неуютной гостинице невозможно было ничего найти, чтобы поужинать. Зато стояло пианино, покрытое густым слоем пыли. На следующий день добрались до Цея, где у нового моста с них неожиданно взяли пошлину в фонд местной сельской общины.

  А вот у "санатория Зангиева" их ждал более приятный сюрприз. Здесь был открыт "духан" с вполне приличным выбором товаров, не очень дорогим "кахетинским красным", хорошим русским хлебом, "выгодно отличавшимся от обычного не пропечённого теста горцев".

   Большую палатку установили примерно в полумиле от ледника на небольшой поляне среди сосен.

   "Согласно плану, для того чтобы лучше разобраться в сложной орографии группы, было решено попытаться подняться на Цейский хребет. "Расколотый забор из гранитных зубьев", по Фрешфильду, который идёт к северо-востоку

от Адай-хоха и Сонгути. Ни одна из вершин не была ещё достигнута, как минимум три из них превышают 14.000 футов".

   11 июля рано утром вышли из лагеря. На опушке леса неожиданно встретили обилие простейших строений: прежде всего настоящий кош, построенный из веток и досок, а вокруг множество каменных убежищ, прикрытых сучками или одеждой. Судя по всему, количество приезжих возрастало из года в год и немалыми темпами.

   После часа пути свернули вправо в щебнистый кулуар и в 7 часов вышли на снежник. Снежный кулуар с плавно увеличивающейся крутизной заканчивался на седловине, далее налево предстояло подниматься по скалам.

 "Отличное место, чтобы проверить мальчишку" - Рэберн, слегка щурясь от яркого солнца, вглядывался в работу вышедшего вперёд Мартинсона. Колени не дрожали, плечи держал ровно, да и ступени получались неплохими, не то, что у нескладного Янга, которого он уже отправил постоянным замыкающим. Подумав немного, Рэберн всё же решил строгим голосом добавить: "Не торопись! Будь внимателен!"

   В этих словах, в их интонации и во всём отношении к нему Мартинсон ощущал похожую на отцовскую поддержку, это придавало ему уверенность, не было страха и седловина, от которой начинался купол неба, медленно, но уверенно приближалась.

   Радость и возбуждение близкое к эйфории, смешанные немного с усталостью и голодом после чересчур легкого завтрака - вот, что испытал юный Рэмберт на седловине. Внизу извивался спускающийся на север ледник, терявшийся постепенно в изломанных хребтах северных отрогов. И насколько хватало глаз-синева, неразборчивые очертания равнин и удивительно скромно смотрящийся отсюда обрывы Скалистого хребта. "Владикавказ можно отсюда увидеть? А с вершины, а с Адай-хоха? С Казбека я видел или мне казалось, всё было неясно". Но уже достали верёвку. "Давайте скорее, перекусим на спуске" - Рэберн уже начал подъём по короткому снежному кулуару, выходящему на скальный гребень.

   Мартинсон быстро вошёл во вкус лазания в отриконенных ботинках, скалы были не крутые, тёплые, удобные для подъёма, хотя "живых" камней было многовато. "Не спеши нагружать зацепку, посмотри, что за камень, опробуй его", "не делай широких шагов", "левее", "правее", "стой здесь, смотри, чтобы верёвка не

сбросила камней". Рэберн страховал юношу и с удовлетворением замечал, что им повезло и в их состав прибавился ещё один альпинист. "Теперь не будет необходимости тащить на Чанчахи  Янга, пусть себе фотографирует туземцев, излюбленный объект его съёмок".

    На вершине вспомнили, что неплохо было бы её окрестить. Идей, правда, было немного. Точнее всего одна. И в соответствии с ней, назвали вершину Тур-хохом. В честь животных, чьи многочисленные следы привлекли внимание восходителей,

когда они шли по снежнику. Выпили по этому поводу по глотку рома (Мартинсон пил подобный напиток впервые в жизни), пожевали пресные галеты, ещё кое-какую мелочь и вниз.

Вид с Тур-хоха на запад. На переднем плане Уларг и Сонгути

   Спустились быстро, в конце кулуара Рэберн продемонстрировал своё искусство спуска, скользя на ботинках с опорой на ледоруб. Вроде бы освоил, предварительно дважды кувыркнувшись, этот приём и Мартинсон. Только Янг спускался далеко сзади всех пешком. "У меня фотоаппарат, не дай бог, что случиться, всем придется возвращаться домой" - он был уверен, что вершинные снимки, это главная задача экспедиции.

   Бурджуладзе встретил их, трезвый и даже выбритый, пригласив оценить его поварское мастерство. Суп, куски жареной баранины, котелок с айраном. После вчерашнего конфуза, он явно хотел показать себя в лучшем свете. В предыдущий день после покупки хлеба в духане, пока компания просто из любопытства рассматривала жалкий скарб, он успел, исчезнув всего на пару минут, влить в себя количество красного вина, достаточное для потери человеческого облика. Сначала он даже обрадовал британцев тем, что запел грузинские народные песни (если это были, конечно, они), но весьма скоро его язык начал заплетаться, затем то же стало происходить и с ногами. Вскоре Милитон начал валиться на землю, пытался снять сапоги, объяснял какие у него больные ноги и зачем-то, какого он знатного происхождения. Пришлось оставить его с двумя сопровождавшими их осетинами. Когда в темноте те привели Бурджуладзе к костру, Рэберн сурово его отчитал и даже пригрозил наказать розгами. На что тот сильно обиделся и долго ещё пытался что-то доказать терпеливо слушавшему его Мартинсону.

   Отхлебнув по паре ложек пересоленной похлёбки и повертев куски непривлекательного, пережаренного мяса, иностранцы  с хмурыми лицами начали вскрывать банки тушенки. Конфуз повторился. Рэмберт, который был в восторге от всего сегодняшнего дня, очень огорчился за безалаберного грузина. Он с небольшим усилием переборол  свои чувства поел и «суп» и «шашлык». В качестве благодарности «грузинский князь»  целый вечер занимал внимание юноши своими  хвастливыми рассказами и жалобами. Пока не получил очередной выговор от сурового британского «генерала».            

 Двумя   днями  позже  группа поднялась на  другую вершину, которую изначально они называли «Эгюий» («игла» по-французски) в Цейском хребте.  Ей  соответствовал   «пункт  4294 м»  по  карте  Мерцбахера.  Вершина была названа   Уларг-хох  в  честь  птиц уларов (Tetraogallus  Caucasicus), сопровождавших подъем альпинистов тревожным свистом. 

  Сначала поднялись выше по долине, в верхний  лагерь,  расположенный на высоте около   9000 футов.

Он располагался  на  траверсе  под  мореной  маленького  безымянного  ледника, стекавшего  с  южного  склона  Уларга  и  безымянного   пика  между  ним  и  Сонгути.  Подъем на седловину был очень похож на предыдущую вершину. Вот только гребень, ведущий к главной вершине, заставил альпинистов потрудиться. Здесь было несколько участков достаточно сложного лазания. Так что Янг был предусмотрительно оставлен на седловине.

   Хотя толком разобраться в запутанной орографии района с вершин Тур-хоха и Уларга Рэбёрну не удалось, он был очень доволен результатами первых двух выходов. Можно было приступать к  решению основных целей, намеченных по рекомендации Фрешфильда. Прежде всего – поиск северо-восточного гребня Чанчахи, вершины на которую возможно восходил в 1884 году Мориц Дечи.

 16  июля  альпинисты  покинули   лагерь  у языка ледника,  взяв  собой   легкую палатку  и  продукты  на  2  дня. Бурджуладзе был оставлен внизу, охранять вещи и с заданием закупить немного продуктов.

 «Наняли  двух  пастухов,  отца  и  сына,  как  носильщиков.  Осетинские  горцы как и другие  кавказцы,  крепкие  и  выносливые.  Однако  не  очень   сильные  физически  с  непривычкой  и  неохотно  переносят  тяжести,  в  отличии  от  швейцарских  носильщиков.  Я  думаю  некоторые  опытные  восходители,  англичане  и  другие,  не  всегда  учитывают  разницу  и  поэтому  испытывают  неудобства.  Так  как    мы  взяли  горцев,  по  меньшей  мере,  за    первый  ледопад,  то  и  обеспечили  их  соответственно  -  отриконенными  ботинками.   Они  надели  их  с  особой  гордостью. Все  кавказцы  носят  легкие  кожаные  ботинки. Мы  проследовали  великолепной  тропой  левой  морены, пересекли  каменистую  и  ледяную  лощину,  местами  опасную  падающими  камнями, и   достигли  снежного   склона слева  над  наиболее  крутой  частью ледопада.  Снег  был  крепким  и крутым.  Я  выбивал  ступени  для  носильщиков.  Было  интересно  наблюдать,  как  они  преодолевают  это  место… Кавказцы привыкли ставить ногу на всю ступню, чтобы лучше держало. Они были хорошими лазунами по скалам средней трудности, совсем беспомощными на льду и тяжелыми на снегу. Старик пытался по-старому идти и в новой обуви. А вот мальчик быстро заметил и довольно удачно скопировал наш способ ставить ногу на скользких ступенях.» - записал Рэбёрн в своем дневнике.

 Выше первого ледопада, на узкой боковой морене нашли маленькую площадку,  что удивительно - даже с небольшими пучками травы. Высоту оценили как 2835 метров. Оставив всех у палатки (носильщики ушли вниз), Рэбёрн вышел на самостоятельную прогулку к ледопаду северной ветви ледника.  Осмотрев его, он убедился в бесполезности попыток его прямого прохождения. Два-три варианта подъема просматривались, но они были убийственно опасны. Дальнейший путь был возможен только по южной ветви.

 17 июля вышли около двух часов ночи. Пройдя немного, подошли к основанию скального хребта. Остроконечный пик в нем Рэбёрн решил назвать пиком Вуллея, в честь восходителя на высшую точку района и замечательного человека, с которым он познакомился  в процессе подготовки экспедиции.

 Ледопад не показался мастерам ледовых восхождений серьезным препятствием. Выйдя на плато, Рэбёрн постарался разобраться в окружающих горных вершинах.

Справа   тянулся  длинный  с  высоким  гребнем,  горный  массив  с  двумя  вершинами. Они  поднимались, судя  по  всему,  более чем на 14.000 футов. Ребёрн предположил, что  она была обозначена Вулеем   как  пик Фрешфильда  (или  Бубис). Слева    хорошо    обозначенная  вершина    Ронкетти  «Трипл-пик»  (тройной).  Отсюда,   однако,  было четко видно только   две   вершины   скальные вершины.   Слева от пика Ронкетти - перевал  Фрешильда  1889 года  Он выглядел  отталкивающе  - крутой лавиноопасный  склон   и не слишком  легкие  скалы.  В этом цирке, к удивлению Рэбёрна, не оказалось  ни  Адая,  ни  Чанчахи. И он решил восходить на то, что есть.  Это была нынешняя вершина Мамисон-ох.

«Мы  атаковали  его  по  скальному   гребню,  падающему  с  главного  гребня  в   юго-восточном  направлении.  Гребень  оказался  с  трудными  скалами  и  большим   количеством  «живых»  камней,  группе  из  пяти  человек  пришлось  подниматься  медленно.  Вершинки в гребне («плеча») достигли уже по полудню (высота – около 13.800  футов)  Даже  до  восточной  вершины  было  длинный  путь  и  не  меньше  500 футов  высоты. А погода тем временем  изменилась,  снег  и  ветер. Было принято решение отступить».  Тем более, что главная цель выхода была выполнена. Дело в том, что с гребня была возможность увидеть вершины, 

 которые их интересовали. Адай-хох (нынешняя Уилпата) с маршрутом, по которому шел Ронкетти и, самое главное, загадочная Чанчахи. Было ясно, что с северной стороны эта вершина труднодостижима. Северо-восточного гребня у нее вообще не было. Значит, Дечи поднимался на другую вершину. На какую, Рэбёрн пока не сделал заключения. Его мысли были заняты, прежде всего, восхождением на Чанчахи. Он решает поискать путь с другой, с южной стороны.

  Альпинисты вернулись  по пути  подъема, при этом сократили  преодоление  ледопада, прыгая  через  большие  трещины.  В 18:30  спустились в  верхний  лагерь  и  быстро собравшись, тяжело груженные  уже в темноте (в  21:30) пришли в  лагерь у языка ледника. Там нашли Милитона Бурджаладзе, в расслабленном состоянии после принятия большой дозы алкоголя. Ну не ждал он их так быстро! Очередной повод для сурового и резкого разговора.

   22 июля  с рассветом свернули  лагерь. Рэбёрн сразу же начал нервничать. Обещанных  к  шести часам лошадей дождались только в восемь. Люди, сопровождавшие их, плохо  разбирались  в  том,  как  вьючить  и  в  результате по дороге  груз  постоянно  падал.  В результате  целых  4,5  часа  добирались до  Святого  Николая, в то время как  обычной  ходьбой  это занимало около 2,5  часов.  В 12:15 раздраженные, голодные альпинисты спустились к дорожному домику и сразу начали хлопотать о дальнейшем переезде в Зарамаг. Еще пару часов ожидания и вот они в линейке  и  арбе  въезжают в Кассарское ущелье.  На ночь остановились   в  Зарамаге в  гостинице  недалеко  от  развалин  храма царя Давида.

 Следующий день не принес Рэбёрну успокоения. Транспорта в направлении перевала не было. Лишь к обеду удалось найти двух лошадей, на которых в Калаки отправились Линг и Джонс. Чуть позже нашлась и повозка. Однако пока  собирали  и грузили вещи,  Милитон  успел напоить возницу (и себя, заодно). Разъяренный Рэбёрн прогнал их обоих и сам сел  на кучерское место. Только в темноте добрались до Тиба, а в казарме Калаки оказались лишь в 10 вечера. Помещение было заполнено какими-то туристами или просто местными жителями, без всякого сожаления о нехватке мест, расположились в палатках на зеленой траве. На следующий день перенесли «базовый лагерь» вверх  по долине Мамисона, к подножью вершины, которая уже начинала четко приобретать имя пика Ронкетти. С двух его сторон спадали два ледника, которые разделялись между собой моренным валом.

  24 июля группа вышла на восхождение в западном направлении. Сначала по бесконечным моренам, затем по гребню, разделявшему долины Мамисон и Чанчахи, поднялись на узловую вершину. По Мерцбахеру  она достигала высоты 4048 метров и называлась Мамисон-хох. С  вершины ясно увидели свой путь подъема уже недельной давности со стороны Цейского ледника. И согласились с Ронкетти, который считал, что этот промежуточный пункт не достоин гордого имени Мамисон. И что его следует отнести к той двуглавой вершине, на которую они неудачно пытались подняться  17 июля.

  Вечером началась страшная гроза, которая продолжалась почти всю ночь. Однако к утру всё успокоилось. И к шести утра альпинисты без долгих сборов вышли на восхождение. Теперь их цель располагалась к востоку от пика Ронкетти. Для начала забрались на скалистый гребень, разделявший долины Мамисона и Зарамага. Этот гребень вёл к хорошо заметной вершине, господствовавшей над этими двумя долинами. На одноверстной карте она была отмечена высотой 1970 саженей или 13790 футов и имени не имела. Мерцбахер имя Зарамаг дал невзрачной вершинке в гребне, ограничивающем Зарамагский ледник с юга.  Британцы обсудили ситуацию и пришли к выводу, что немецкий исследователь не прав (в этом районе сам он не был). И имя Зарамаг должно принадлежать именно их вершине. С предчувствием еще одного красивого первовосхождения  направились альпинисты на ее штурм. Для этого со скал перешли на снежный склон, который вёл почти к самой вершине.

 Каково же было их удивление и разочарование, когда на верхней точке они обнаружили огромную, аккуратно сложенную  пирамиду камней. А рядом, тщательно вымощенную площадку, на которой когда-то располагалась палатка. Это были, вероятно,  следы пребывания  русских топографов, поднимавшихся сюда  во время работы над одноверстной картой.  И, должно быть, сопровождавшие их казаки, «от  нечего делать», соорудили подобие египетской пирамиды.

    Теперь можно было заняться главной целью экспедиции  – Чанчахи. Если с севера путь не просматривался, то южный склон известный британцам по фотографии Дечи выглядел более обнадеживающе. Заказали арбу и переехали через Мамисонский перевал. Конец июля, а Военно-Осетинская дорога открылась только несколько дней тому назад! И то, для этого прокопан грандиозный туннель в многометровой снежной массе лавинного конуса выноса. Здесь явно напрашивается  туннель, совсем даже небольшой, но он позволил бы увеличить продолжительность работы дороги на два месяца!  На вершине перевала открыт духан. Продается чай, вино, водка, на закуску – хлеб. Есть также пара комнат, где можно переночевать, в крайнем случае.

  Южная,  грузинская сторона, намного круче северной. Несколько «серпантинов» выводит к казарме Чанчахи, расположенной на 1200 футов ниже перевала. Это просторное, каменное здание с несколькими комнатами для путешествующих. Приют часто переполнен в плохую погоду. Есть небольшая колокольня, колокол звонит в метель и туман, чтобы путники смогли сориентироваться. День приезда был непогожий, холодный и влажный. Альпинисты расположились на нарах, писали, ремонтировали одежду.  Было видно, что выше по склону, выпало достаточно много свежего снега. Однако, несмотря на это, в 10 утра следующего дня (28 июля) вышли с приличным грузом в направлении Чанчахи. По пастушьей тропе, затем по морене подошли к скальному склону на уровне первого ледопада ледника Твилиса. Хорошего места для ночевки не нашли, кое-как вымостили площадку на каменистой полке. Высота 10500 футов. Вечером пошел дождь, сменившийся ночью снежной крупой.

 Утром 29 июля вышли в 4 утра. Путь пролегал через три ледопада Твилисского ледника. К удивлению альпинистов, через два верхних вела достаточно четко проложенная тропа. Прошел какой-то маленький зверек, и было достаточно проследовать по его пути. В верхней части предстоял подъем по очень крутому ледовому кулуару и склону, выводящему на седловинку южнее главной вершины. Все четверо (Янг остался в казарме) надели кошки. Приступили к тяжелой работе. В 9 утра перебрались через бергшрунд. Ледовый склон был очень крут и покрыт неприятным слоем свежего снега. При первой возможности ушли на скалы. Пролезли обледенелый камин и уткнулись в нависающие блоки. Пришлось опять выйти на лед. 90 минут рубки ступеней и склон стал  слишком крутым для подъема. К счастью влево уходила ледовая трещина, вдоль которой удалось траверсом пройти на скалы противоположного борта кулуара. Скалы были почти вертикальные, заснеженные и обледенелые. По ним шли не снимая кошек. Тем не менее, темп движения вырос. Однако выше скал альпинисты оказались опять на крутом льду. Хорошо, что участок был не длинным и вскоре они достигли вожделенного южного гребня Чанчахи. Отсюда путь к вершине был уже относительно простым и безопасным. Однако тут в дело вступил свирепый холодный ветер, который  бросал в лицо снежную крупу. Еще небольшие усилия и в 15:45 вершина Чанчахи была достигнута. Это небольшой скалистый гребень, на полметра возвышающийся над ледовой шапкой. Видимость была не лучшей, но сомнений в том, что это вершина ни у кого не было. В виду позднего времени только 15 минут уделили сооружению пирамиды, еде и занесению заметок в блокноты. Спуск не обещал быть приятным.

Уже в верхней части Рэбёрн сбился с пути подъема.  Шли то по скалам, то по льду. Точно не зная куда. Погода испортилась окончательно и было похоже, что ночевать придется стоя на ледовых ступенях. Уже в темноте карабкались вниз по скалам, спускались по закрепленной веревке. Крайняя усталость, просто изнеможение, ощутил здесь Мартинсон. Всё происходящее казалось ему кошмаром. Не лучше было и его спутникам. Одному Рэбёрну его собственное недовольство собой придавало дополнительные силы. Он настойчиво тянул группу вниз. И вдруг и на их пути оказывается вполне приличная площадка под нависающей скалой.

Чанчахи с юга, фото Дечи

 Просто идеальное место для вынужденного бивака. Еще полчаса разбрасывания и собирания камней и четверка восходителей  уселась плечом к плечу, почти свесив ноги в пропасть. Прошло еще немного времени и ветер успокоился, облака разлетелись, склон осветила луна.  Стало  видно бергшрунд, то место где они его прошли на подъеме, верхний ледопад. То, что они прошли большую часть спуска, успокаивало, но холод и голод всё равно не давали заснуть. Хорошо, что у руководителя нашлось немного рома, на некоторое время развеселившего и разогревшего компанию. Однако до рассвета было еще не менее четырех часов полузабытья.

    В 5 утра спустились по крутому камину на лед. Кошки здесь хорошо держали и вскоре бершрунд был пройден, найдены вчерашние следы. По знакомым ледопадам к половине девятого спустились к месту ночевки. Здесь была палатка, теплые  спальники и главное – еда. Сготовили завтрак, поспали часок и пошли вниз. Уже при выходе на травянистый склон увидели движущихся навстречу  толпу людей. Впереди неуклюже бежал, поблескивая очками, мистер Янг. За ним еще человек двадцать местных жителей. Зачем так много, было не понятно, даже одного носильщика было бы достаточно.  Вероятно, это уже начинались поисковые работы. Тем не менее, Джонс постарался сострить, пожимая руку сияющему от радости фотографу: «Сэр, вы наняли туземцев, которые дальше понесут триумфаторов на руках?» И получил достойный ответ: «Да нет, эти люди сами собрались со всей округи, чтобы  посмотреть на идиотов, которые забираются ночевать на горные вершины!»

  Экспедиция продолжилась уже вне Цейского района. В Сванетии альпинисты совершили первовосхождение на вершину Нуамквам (4182м). Затем были две неудачные  попытки пройти новые маршруты на Северную Ушбу с Чалаатского ледника и Южную Ушбу. А завершилась  экспедиция  успешным восхождением на Эльбрус. Рэбёрн тепло простился с Рембертом Мартинсоном и пригласил его принять участие в экспедиции следующего года.

 1914 год

 На этот раз вместе с Рэбёрном на Кавказ отправились два лондонских альпиниста Р. Ричардс и Х. Скотт-Таккер. Четвертым, полноценным участником экспедиции был Ремберт Мартинсон, теперь уже 19-летний. Ему удалось заблаговременно найти подходящего повара-охранника, полную противоположность прошлогоднему. Русский солдат по фамилии Миронов отличался маленьким ростом, был немногословен, очень аккуратен и исполнителен. Он был единственным в экспедиции, кто брился каждое утро. Однако позже выяснился и его недостаток. Скромный и доверчивый он постоянно оказывался обманутым предприимчивыми кавказцами, хотя к счастью это не привело к значительным убыткам.

 Лето перед страшной войной, которая переломала весь мир, отличалось ужасными  природными катаклизмами. В начале июля страшный ураган пронесся по

всей Европе от Франции до Кавказа. Во многих местах были размыты железнодорожные пути, а Военно-Осетинская дорога кое-где полностью исчезла. Во Владикавказе британцев всячески отговаривали от поездки в горы. Тем не менее, 12 июля альпинисты уже были на месте прошлогодней стоянки у языка Цейского ледника.

  Одна из задач, уже давно поставленных Фрешфильдом, была еще не решена. Это задача поиска Цей-Караугомского перевала. На этот раз начали с исследования  седловины между Уилпатой (Рэбёрн продолжал именовать ее Адаем) и Сонгути. Заодно хотели взойти на эту «непокоренную» еще  вершину. Уилпатинский ледник с его сбросами на крутых «бараньих лбах» восхитил британцев. У его подножья разбили штурмовой лагерь. 15 июля вышли на восхождение в полчетвертого утра. Поднимались вдоль правого борта ледника и встретили значительные сложности. С верхнего плато вышли на водораздельный хребет и по нему достигли перевала. Спуск в Караугом был оценен как легкий, но сложности подъема не позволяют считать это перевалом. Сонгути смотрел на них мрачной скальной стеной, в виду позднего времени было решено отказаться от его штурма.

    После непродолжительного отдыха вышли в верховья Цейского ледника  с целью совершения восхождения на вершину, которую Фрешфильд назвал Дубль-пик. Впрочем, какую именно вершину он так назвал, было не совсем  ясно. Рэбёрн

считал, что правильным ее названием будет местное – Бубис. Нынешний же Бубис («Кавказский Гран-Комбэн») шотландец называл Твилиса-Мта. Для подноса вещей наняли двух местных носильщиков, которым выдали кошки. Кроме больших вещевых мешков, они взяли с собой ружья для охоты на туров. Вид получился достаточно комический.

20-го июля, в понедельник, вышли на восхождение среди ночи. По пути указанному Ронкетти (перевал Хицан) быстро прошли в Северный цирк. Погода была хорошей. Подошли под Дубли и решили идти по центральному кулуару между двумя вершинами. Склон был крутой, но состояние снега позволяло подниматься в лоб. Правда в одном месте двойка альпинистов сорвалась и поехала вниз, но товарищи сумели как-то остановить их (и свое) падение. С седловины поднялись без проблем на Южную вершину. Восхождение было совершено, но перевал открыт не был. Нынешний перевал Цей-Караугом  все дореволюционные исследователи почему-то считали ведущим из Цея в Грузию. Спускались тяжело, глубокой ночью пришли в лагерь. Но радость  от восхождения, от  чудесных панорам (особенно впечатлял  «наш» Чанчахи) была так велика, что еще долго не могли заснуть, пили виски, ели мясо, разговаривали, смеялись.

 Следующим по плану должен был быть подъем на Цей-хох с одновременным переходом в Камунту. Но 22 июля разразилась страшная буря. «Никогда не видел такого дождя, ломало и сносило деревья, смыло мосты, дорогу перекрыли грязевые потоки…» Решили не рисковать и 23-го пешком спустились в Св.Николая. Затем отправились в Дзинагу, где погостили у родственника Мартинсона, ветеринара Сергея Иокельсона. В том году, в Дигории успели сходить на Караугом-Хох Восточный, Вологату и главную вершину района, красавицу Лабоду. Прежде чем до Кавказа дошло эхо выстрела в Сараево.

 Владикавказ. 1930 год, Иван Антонович

  Взгляд привычно и равнодушно скользил поверх рыночного примитива, предлагаемого  стоящими в ряд продавцами «старья». Молодой человек двадцати пяти лет отроду, которого друзья звали Ванэс, просто шел мимо торговцев. Он направлялся к тому углу рынка, где продавали значки. Это была его профессиональная страсть художника. А также извечная проблема для молодого человека, не располагавшего лишними деньгами.  Он редко что там покупал, но тратил немало времени, внимательно всё рассматривая. Путь проходил вдоль ряда торговцев.  При эго мысли могли быть где угодно,  часто  в горах. Это его другая страсть, После восхождения на Казбек Иван Антонович ощутил себя настоящим альпинистом и строил разные планы. И вдруг… Что это? Не может быть, нет, это действительно не мотыга! Настоящий ледоруб!  Да это просто чудо!  Иван испытал даже какую-то нервную дрожь, взял его в руки. Боже, фирменный альпийский ледоруб!  Первоклассная модель. Повертел в руках, осмотрел. Фирменный знак. А на древке аккуратно выжжено латинскими буквами имя, должно быть хозяина:  «Martinson». Это имя ничего не говорило, но вызывало какое-то уважение.

С этим ледорубом пионер советского альпинизма в Северной Осетии  Иван Иосифович Антонович прошел все главные свои маршруты Цейского района: Чанчахи и Уилпату, Бубис и Дубль-пик, Сонгути, Тур-хох и Цей-хох…. С ним он обучал десятки молодых альпинистов в альплагерях Цейского района. И расстался с ним во время спасработ на зимнем Казбеке за год до начала войны.

Вот такая вот эстафетная палочка  чудесным образом была передана из одной эпохи в совершенно другую. Что же стало с владельцем ледоруба Рембертом Мартинсоном? На момент начала Первой Мировой по своему списку достижений он намного опережал всех российских альпинистов. В 1918 году Ремберт Мартинсон по архивам был студентом Технологического института в Питере. Что еще подскажет всемогущий интернет? В 1941 году некто Rembert Martinson получил патент на изобретение в области антенн в Берлине. То есть, этот человек работал на фашистов. Но был ли это тот владикавказский гимназист?

 Иван Иосифович Антонович – заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР, «отец спортивного скалолазания»,  многолетний начуч цейских альплагерей. Один из создателей и руководителей советской школы альпинизма. 

 Кирилла и его сестер к горам приобщила мама, неутомимая звезда харьковского артистического мира Вера Барова. С детства мальчик был приучен к походам, ночевкам в палатках.  Умница, отличник, художник, он и в спортивном плане никому  ни в чем не уступал.  Лыжи, плавание, бег, гимнастика.  Потом были походы в Крыму и, наконец, в 1933 году он с друзьями побывал в Домбае, где получил первые навыки альпиниста. В 1934 году харьковские альпинисты решили организовать альпинистский лагерь в Цее. Предыдущие два года этот район начал активно осваиваться московскими альпинистами, побывали там и представители Германии. Но настоящими звёздами были месnные альпинисты Иван Антонович и Алексей Золотарев.  Было ясно, что Цей является очень удобным местом для проведения уче бного лагеря. За его организацию взялся лидер местного альпинизма, прославленный после успешного первовосхождения на Хан-Тенгри, Михаил Погребецкий.  А возглавил лагерь его товарищ по успешному штурму «короля тянь-шаньских гор», альпийский гид Франц Зауберер. Уроженец Южного Тироля, он принимал участие в знаменитом движении «шуцбунд» и был вынужден уехать в СССР по политическим причинам.

  Владикавказ встретил Кирилла Барова и его товарищей по альпинистскому лагерю неприветливо. Прохладная дождливая погода,  и большие проблемы в организации выезда в горы. Их туда просто не хотели пускать, обстановка была неспокойной. Где-то в горах действовали шайки вооруженных разбойников. В сопровождение альпинистов было выделено несколько вооруженных ружьями солдат. Сырым прохладным вечером молодые парни, сгорбившись под рюкзаками, пошли от машины вверх по тропе. И вдруг навстречу им неожиданно вышел как из другого мира абсолютно идеальный альпинист.

Больше всего поразила Кирилла его фетровая шляпа с рядами аккуратно уложенного репшнура и большим значком-эдельвейсом.  Шейный платок, наглаженная клетчатая рубашка и элегантные брюки. Орлиный взгляд дополнял картину. Это был старший инструктор лагеря Иван Антонович.

 Вот такой  художественный образ  был четко уловлен 17-летним Кириллом Баровым.  Образ идеального альпиниста. Но оказалось к тому же, что идеальная форма соответствует идеальному содержанию. Ванэс был четок и серьезен во всех вопросах,  божественно силён на скалах, элегантно рубил ступени на льду, со своей лёгкой походкой он загонял всех  на подходах. И учил, педантично и строго, вежливо и настойчиво.

  Элегантный и чёткий Иван Иосифович Антонович даже на сборах в Крыму и на судействе соревнований всегда появлялся только в чистой и наглаженной одежде

  Так Кирилл Баров обрёл в жизни идеал.  Он его запомнил и стремился всегда ему соответствовать. Горы не стали основной профессией, он стал архитектором высочайшего уровня. Но каждое лето на весь сезон Кирилл Баров выезжал в горы, стал мастером спорта, капитаном команд открывал новые маршруты, был инструктором и начучем (много лет в Цее).

В течение многих лет Кирилл Александрович Баров был главным методистом советского альпинизма. 19 лет он возглавлял Всесоюзную школу инструкторов, сотни выпускников считают себя его учениками и помнят этого замечательного человека. Несмотря на колоссальный опыт и почтенные потом годы, он  всегда считал своей обязанностью тщательно готовиться к каждой лекции, каждому занятию, не позволял себе ни малейшей слабины в организации учебных походов и восхождений. И это передавалось его воспитанникам, не всем, конечно, но преемственность всегда прослеживалась.

 Леонид Волков, мастер спорта, инструктор 1-й категории, врач, автор нескольких маршрутов в Цейском районе (статья «Баровский конспект»):

…никогда не открывал многостраничных руководств  по обучению альпинистов, мне их заменяла тетрадка, которую я тщательно вёл зимой 1968-1969 годов. Тот самый баровский конспект».

Как сохранить эту преемственность, связь времен?

Новости из Эквадора. Восхождения Елены Ивановой по вулканам Эквадора продолжаются. На этот раз это была Илиница Сюр (5 263 м), хотя изначально было запланировано восхождение на Илиницу Норте (5 126 м). Илиница в переводе с кечуа означает "мужская гора". Местные народы так ее прозвали. Вулкан имеет две вершины - Илиницу Норте и Сюр. И хотя высоты их близки и вершины называют близнецами, но характеры их совсем разные. И если Илиница Норте входит в классическую программу акклиматизации перед Котопакси, то  Илиница Сюр имеет гораздо более серьезный характер. На нее ходят в качестве подготовки к Чимборасо, т.к. она повторяет уклон и рельеф, характерный для самого высокого и одного из самых технически сложных вулканов Эквадора (6 310 м). Был брошен вызов! И несмотря на все сложности и "ледяной дождь", который периодически случается в горных районах Эквадора, Елена с эти справилась и поднялась на вершину Илины Сюр, третий по счету вулкан за эту поездку! Ледяной дождь - не совсем обычное для других мест явление, когда осадки на грани снега и дождя моментально обволакиваю тебя и все твое снаряжение ледяным панцирем и каждый шаг дается с трудом не только из-за высоты сколько уже просто из-за количества веса, который ты волей неволей вынужден нести на себе. Сейчас Елена уже в отеле, восстанавливает силы и готовится к новым восхождениям...

Евгений Лесницкий и Алексей Сивков под руководством гида Клуба 7 Вершин Бориса Егорова путешествовали по Бразилии в октябре 2019 года.

Сначала на скалах с гидом, затем самостоятельно – по Амазонии. И, как всегда, снимали фильм...

Супер-Гид  Клуба 7 Вершин Александр Дорожуков из Аргентины:

Прошло награждение группы Un Poco. Все довольны и счастливы, планируют новые вершины! Наша программа подходит к завершению, увидимся в новых горах и точках мира! Клуб 7 Вершин поздравляет всех и желает новых высот!

          Супер-Гид Александр Дорожуков. График работы 

Аконкагуа, Эльбрус (всё лето), треккинги к  базовому лагерю Эвереста, район Аннапурны,восхождение на Мера пик. Присоединяйтесь!

Сергей Ларин, Гид Клуба 7 Вершин из Чили:

Новости с Атакамы. Прилетели два первых участника второй группы на Охос дель Саладо. Из аэропорта решили заехать, смыть грехи в Тихом океане. Крещение.

                            Гид Клуба 7 Вершин Сергей Ларин

Экспедиции на Эверест (в том числе на Северное Седло Эвереста), Килиманджаро, Манаслу, Орисаба, Охос дель Саладо… Присоединяйтесь!