Если Вы, уважаемый читатель, ожидаете, что я расскажу Вам, как тропил путь по склонам Килиманджаро и забивал в скалы титановые крючья, то, очевидно, мне не удалось оправдать Ваши ожидания. Гора не та, и маршрут не тот. А тот, что под стать - обошёл нас стороной. Мне хочется рассказать Вам о своих впечатлениях, которые я, с моим напарником, получил в ходе третьей экспедиции на чёрный континент в рамках программы «Семь вершин» («Seven summits») и при восхождении на её жемчужину – массив Килиманджаро с высшей точкой – Ухуру. Но не познаешь Африку без сафари, как нет Килиманджаро без того, что её окружает.
Статья в формате Word
Салон самолёта уже заполнился. Пассажиры потихонечку успокаивались, занимая свои места, а суета сходила на нет. Ведь что главное для улетающего – найти свой угол, определившись с местом. Сесть в удобное кресло, пристегнуться и, глубоко вздохнув, ощутить себя в безопасности. Двери уже давно задраены, как люки в подводной лодке. Лайнер разогрел моторы и готов был выйти на взлётную полосу, чтобы набирая обороты ещё несколько секунд подёргаться и, сорвавшись в спринтерский разбег, оторваться от шереметьевской полосы. Готов то готов, но, видимо, диспетчер придерживал самолёт на запасной полосе. Молоденькая стюардесса «Аэрофлота», в красно-синей пилотке с цветастым платочком и в белоснежной блузке, рассказывала пассажирам правила внутреннего поведения в самолёте, а её помощница - демонстрировала использование спасательных жилетов в экстренном случае.
- Игорь, хорош дёргаться. Расслабься, - сказал я своему соседу по креслу и партнёру по связке – Коренюгину, подталкивая его локтем. - Мы же в салоне самолёта и теперь уже точно попадём в Африку. Давай лучше по грамульке…
А грамулька та, осталась в его рюкзаке. Тот в багаже. Мы посмеялись, что, мол, и тут прошляпили и, перебросившись парой фраз, примкнули к иллюминатору. Самолёт шёл на взлёт. Замелькали вездесущие огоньки. Ну, слава Богу, оторвались. Позже их бег остановился. Городские кварталы обрели черты подсвеченных жёлтых пятен. Они становились всё меньше и реже, пока не затянулись темнотой и серыми облаками. Немного поглазев на синеву неба и облака, подсвечиваемые восходящим солнцем, мы успокоились, даже в сон потянуло. Сон в самолёте прерывистый, не то, что дома. Скорее это не сон, а дремота. В кресле всегда что-то и где-то мешает, но, периодически открывая глаза, поморгав, снова уходишь в полусон, и в воспоминания…
…Последний месяц мы постоянно дёргались от неопределённости. Оказалось, что мы не были включены не только в команду, но и в состав экспедиции на Килиманджаро, хотя изначально в Проекте Российской программы организации международных экспедиций всё было расписано помесячно на два года вперёд, а в контракте – уточнено и конкретизировано. Восхождение на африканскую красавицу планировалось на сентябрь-октябрь 1994 года. Это план. А есть ещё факт – то есть та жизнь, которая вносит свои коррективы в надувные планы. Вот и на сей раз, экспедиция сдвинулась по срокам на февраль 1995 года.
Приоткрыл глаза. Мне показалось, что лайнер куда-то провалился. Вижу, что Игорь тоже заворочался и смотрит своими заспанными очами.
- Что-то болтает нас? Уже подлетаем? - сморозил спросонья он.
- Да, ты что? Ещё лететь и лететь. Похоже, в воздушную яму попали. Ну, да, ладно: одной больше, одной меньше, - отреагировал я.
- Сколько уже в полёте?
- Мало, Игорь. Мало. Всего-то, около двух часов, - последовал ответ.
- Вот, те нате. А я, напрочь, вырубился, - буркнул он и, потянувшись, продолжил, - Пойду к ребятам схожу. Считай, целый год не виделись. Поговорить не мешало бы.
Игорь ушёл, а я повернулся к иллюминатору. Картина за стеклом, что психологическая заставка в телевизоре для тех, кому ночью в одиночестве бывает непросто: далеко внизу в синем бесконечном пространстве зависли облака. Самолёт вроде движется, хотя картинка почти неизменна и лишь лёгкий шумок от двигателей напоминал о том, что мы, всё же, летим. Красота убаюкивает, ну да ладно, можно ещё вздремнуть. Поправил плед и отдался снова воспоминаниям.
Так, вот, болтало нас, как этот самолёт, попавший в яму. Я пытался понять, что же произошло? Всё шло сикось-накось и в стране, и в альпинизме. Только занавес приоткрыли, так зарубежные вершины замаячили. Грех не попробовать себя на гималайских или каракорумских и иных высях? Наша система альплагерей катилась в тартарары и рушилась на глазах. Понятно, что подъёмом на Эльбрусе, хоть ты тресни, но мало кого удивишь даже крестом. А, а вот, с Мак-Кинли – картина иная. По-сути, скоростное восхождение на столь серьёзную гору с непредсказуемой арктической погодой привлекло внимание тех, кто понимал в этом толк и имел деньги. Все альпинисты под спонсоров ложились. А как иначе? Душу то не исправишь и в аренду не сдашь, скулит она по горам и всё. Банки множились, словно грибы после дождя. Денег у них куры не успевали склёвывать, а тут им проекты неординарные предлагают и публичные люди рекомендацию дают. Как не поддержать и себе очки не заработать? У финансовых магнатом болезнь есть такая: хлебом не корми, а дай выпенд… точнее выделиться.
Всё бы ничего, но почему воронежцы остались за бортом? Квалификация смущала? Быть не может. Один – снежный барс и второй ему под стать. Оба КМСы не бумажные, ходячие. Инструкторов ни пасти, ни опекать не надо. В составе той пятёрки на Мак-Кинли залезли в рьяную непогоду и не скулили. Автономны, и мнение своё на всё имеют, особенно… Вот, в этом, кажется, и есть суть. 
На Эльбрусе оператором был Александр Белоусов, позже погибший в Норвегии. (Светлая ему память!). Тут же его сменил Марат Галинов. Обратившись к нему в базовом лагере по поводу передачи будущего видеофильма, с тем, чтобы вовремя показать своим спонсорам и прокрутить на местном ТV в рекламных целях, вдруг получил неожиданный ответ, что удар ниже пояса:
- На все видеоматериалы эксклюзивные права принадлежат экспедиции.
- Во, как, - тут же отреагировал я, - И что же ты вкладываешь в понятие «экспедиция»?
Марат что-то попытался объяснить, но ноты сбоили и, вообще, не из той оперы были. Не понимал такое право и я, хотя в силу своих должностных обязанностей подписывал много, а точнее - ну очень много договоров, решений, приказов и прочих документов. Ставить же свой автограф автоматом, полагаясь на подчинённых, не разбираясь на месте, и, прежде всего, в юридической части – не в моих принципах работы. Подписывая «лабуду» при расстрельной должности, можно было легко загреметь… Не буду о плохом, ведь слова, зачастую, материализуются. И, как бы, напоминая, мне пришлось задать ещё один вопрос:
- Марат, а как быть с тем, что прописано в контракте о фильме?
В ответ - молчание. О контракте, скорее всего, он ничего не знал. Мы разошлись, словесно пофехтовавшись, зато мирно и без уколов. Тот короткий разговор надолго засел в голове, тем, паче, что часть фотоматериалов наша экспедиция получила из московского офиса известной на весь мир фирмы Kodak EXPRESS, через мои договорённости и моего товарища Игоря Даниеляна - директора структурного подразделения той фирмы в Воронеже. Вы, уважаемый читатель, должно быть, помните те смутные годы: множилась нищета и на всём приходилось экономить, не гнушаясь «попрошайничества» во имя благородных целей.
Минул день. Вторая группа удачно поднялась на вершину и спустилась в лагерь. Мы были рады за ребят и за всю команду. 100%-ый успех дорогого стоит и просто так не даётся. К полудню подходит ко мне Марат и предлагает пойти поучаствовать в постановочных кадрах для фильма. Сейчас, я понимаю, что мой ответ, возможно, был бы иной, но тогда он оставался столь же дерзким, как тот ответ, что заполучил я ранее. Потому запалил:
- В эксклюзивных фильмах снимаются эксклюзивные шуты, а я не из их числа.
Видеокадры снимались без меня, но фильм, всё же, попал к нам, хотя пришлось ждать с излишними напоминаниями. Он был дополнен рекламой фирмы «Криста» - нашего спонсора и показан на местном телевидении. В продолжение фильма, главный редактор пообщался и с директором фирмы, и с нами о спорте, и о восхождении на самый северный в мире шеститысячник, достойный внимания, исконное имя которому - «Денали» вернулось лишь в августе 2016 года. И, конечно же, говорили о будущих планах команды. Прошло время, планы остались, а реалии начали размываться.
Озвученная версия случившегося не являлась единственной. Можно было ещё долго рассуждать и выяснять что-то по телефону, но даже в наше, сверх мобильное время с iT – технологиями и вездесущим Интернетом, остаётся незыблемым старое правило: если хочешь загубить дело – позвони по телефону. Времени оставалось в обрез, и надо было определяться. Созвонившись с Александром Абрамовым о встрече, я субботним вечером сел в поезд, а утром уже шагал по проспекту Андропова к его дому мимо белоснежной шатровой Церкви Вознесенья Господня.
Разговор складывался не просто. Вопрос, на который хотелось получить ответ, оставался всё тем же: почему мы оказались за бортом экспедиции. Александр объяснял, что поездку спонсирует «МОСТ-банк». В ней собралось много народа. От себя добавлю, в их числе были: заместитель редактора программы «Утро» А. Кузин (канал «Останкино») и оператор студии «Пилигрим» А. Белоусов (канал «Россия»), корреспонденты газет «Комсомольская правда» Д. Филипченко и «Московский комсомолец» А. Касьяникова, а также профессиональный фотограф Д. Лифанов и радист А. Вялкин. Касательно спортивной части сначала состоится акклиматизационный подъём на Кили всей многочисленной когортой. Потом команда из шести человек со спасательным отрядом перейдут на иную сторону массива с целью - пройти сложный маршрут по стене Брич Уолл (Breach Wall), где всемирно известный альпинист Рейнхольд Месснер (Reinhold Messner) совершал восхождения. Запланирован спуск с вершины Килиманджаро на параплане. Но главное, что всё уже закручено и с билетами, и с визами и с прочими делами. То была констатация планов, а ответ так и завис. Тогда мне пришлось достать Контракт и зачитать два пункта, которые были добавлены мной к «типовому» Контракту и подписаны сторонами. Первый касался обязательств по видеофильму. Тут всё ясно, как Божий день. Суть второго заключалась в том, что мы (то есть Алфёров и Коренюгин) имели преимущественное право перед всеми новыми претендентами на последующие экспедиции в рамках Проекта «Семь вершин» («Seven summits»), поскольку изначально являлись участниками Проекта и его популяризаторами в воронежском регионе. Почему появился этот пункт? Всё, как мне кажется, логично и понятно. Кто из нормальных людей, имеющих достаточно большой альпинистский опыт, захочет участвовать лишь в одном из обозначенных восхождений, если Проектом предусмотрены серия восхождений на все семь высших вершин континентов? Нельзя же быть беременными наполовину. Не хочешь на все – не участвуй совсем. Я понимаю, что обстоятельства могут сложиться по-разному, но чтобы строить планы на два года, предстоит решиться и многое собрать в единую цепочку. С кондачка такое не проходит. Предстоит скоординировать отпуска, аккумулировать финансы, в том числе за счёт спонсоров (для них же, отдачей может быть реклама). Понятно, что если не установишь надёжные связи с TV и СМИ, то будущее туманно или пиши – пропало. Без поддержки технической и физической формы тоже не обойтись, а значит и тут нужны коррективы. И прочее, и прочее, и прочее... Словом дел – воз и маленькая тележка.
Без компромисса вряд договорные отношения могут быть путными. Мы пришли к некому согласию. Нам было предложено участие лишь в 2-х недельной африканской программе. Алекс брал на себя проблему с билетами, но не гарантировал их. В ближайшие пару дней надо передать загранпаспорта, фотографии и первый взнос, а также не позднее 10 дней до вылета сделать прививку от жёлтой лихорадки, иначе на границе не выпустят без справки. Далее – мелочи, но которые, порою, обретают значимость, как-то: до отъезда следовало пришить на всё снаряжение в установленных местах нашивки «МОСТ-банка», ибо другие нашивки пришивать нельзя, что шло в разрез с интересами региональных спонсоров Проекта и уже - нашими обязательствами. Мне надо было и здесь как-то выкручиваться и, договариваясь, что-то им обещать.
А до отъезда осталось всего-то 20 дней. Или целых 20 дней! Вот тут всё и закрутилось.
Вряд ли стоит рассказывать обо всех перипетиях. Скучно это и буднично. Тем, кто не москвич, но собирается сходить на Килиманджаро, позволю себе поведать о маленькой проблемке, которая могла иметь пагубные последствия. Что может быть легче, чем сделать прививку? Пришёл к врачу, снял рубашку, чиркнули по плечу или, подобно комарику - укололи под лопатку, отметили сей факт в каких-то толстых тетрадях и гуляй Вася. Так мне думалось ещё со школьных времён. Нет же. Из этого сделали проблему российского масштаба. Нам пришлось оббегать ни одно и ни два медицинских учреждения. Не остались в стороне и ведомственные КГБвские 
и МВДвские клиники. Упыхались за эти дни. Наконец, решил выяснить ситуацию в комитете здравоохранения области. Здесь мне приоткрыли глаза. Оказывается, что три года назад, какие-то умники из Министерства здравоохранения, подготовили и протолкнули Приказ, суть которого в том, что все, кто выезжает в страны Африки и Латинской Америки, напичканные носителями этой заразы – тропическими комарами, должны сделать прививку от жёлтой лихорадки в поликлинике №13 города Москвы. Только там, видимо, работали сертифицированные знатоки по прививке «Ку». Маразм, да и только: и вся необъятная Россия съезжалась и съезжается до сих пор до сих пор к ним на поклон. Так и мы, потеряв неделю на беготню, приехали в златоглавую в рабочий день, чтобы отстояв очередь, и заплатив
деньги, нам проделали эту процеДУРУ и вручили международное свидетельство о вакцинации или ревакцинации против жёлтой лихорадки. Ладно бы, если эти самые комары стали не страшны нам в дальнейшем, но… об этом позже.
Всё бы позабылось, однако при посадке в самолёт нас, действительно, попросили предъявить сертификаты и оказалось, что ровно за эти самые 10 дней до отлёта мы успели привиться, иначе – кранты. Стоя перед трапом самолёта, милые и улыбчивые дамочки дважды на своих пальчиках с лакированными ноготками сосредоточено пересчитывали дни. Не посади проверяющие нас в лайнер, то помахал бы он нам на прощание своими белыми крылышками. Тогда, однозначно, всё бы накрылось большим медным тазом, а ведь то была третья экспедиция в рамках Программы «Семь вершин» в исполнении первой российской команды. Она началась с подъёма на западную вершину родного Эльбруса 2 апреля 1994 года. Затем, 26 и 27 мая состоялись более сложное восхождение на вершину Мак-Кинли (6194). Вы спросите: почему обозначены две даты? Всё просто. Команда из девяти человек при переходе через перевал с плохой погодной репутацией разделилась надвое. Одна группа в метель перешла на другую сторону контрфорса «West Buttress» и основалась в цирке ледника на отметке 4200. А днём позже подошли остальные ребята. Со сдвижкой на сутки так и работали группы в автономном режиме. В день штурма вершины первой пятёрке опять «повезло». Она стала единственной, кто в негожий для восхождения день, вопреки всему, вышла и поднялась на вершину. Метель и отсутствие видимости не позволили мне даже сделать фотоснимки на подходе к вершине. Для второй половины команды погода на следующий день была благосклонной. Ребята стояли на вершине, вдыхая морозный воздух и поражаясь величию и красоте окружающих гор с мощнейшими ледниками.
НАЙРОБИ И ПУТЬ В МОШИ.
Мы были в восточной Африке примерно в трёхстах километрах от побережья Индийского океана. И чтобы попасть по ту сторону экватора, нам предстоял сначала перелёт в одиннадцать часов, а затем восьмичасовой переезд, что и по протяжённости, и по времени сопоставимо с нашим туром на Аляске. Отличие в том, что временной пояс Танзании остался прежним. Это благо. Нам не надо было перестраивать свой биоритм, как ранее, а потому ощущали ту же бодрость, что и у себя дома. Но картины оказались совсем иными. Если по
пути в Русскую Америку доминировали суровые снежные пейзажи, то, пролетая над северной частью африканского континента – пустыней Сахара, просматривались не менее суровые и выжженные солнцем пески. Местами, пустыня выглядела не жёлтой, как обычно, а белой. Кое-где высвечивались скальные массивы. Оставшиеся безводными русла рек тоже видны с высоты. Не пригодные для жизни просторы не вдохновляли. В противоположность им, видно, что вдоль рек жизнь кипит, тянутся леса и города, тут и там разбросаны цветастые прямоугольники полей. И вдруг, перед Вашим взором во всей красе появляется современный город с явно европейскими атрибутами. Это Найроби (Nairobi) – столица Кении.
Приземление встретили аплодисментами, хоть и жидкими. Самолёт развернулся, постоял чуток, и вскоре все пассажиры двинулись на выход. Таможенные формальности заняли минуты, и были легче пареной репы. На авиабилет прилепили марку со слоном, тут же продырявили её и мы покинули пределы кенийского аэропорта. Первое что поразило – яркое горячее солнце и много зелёни.
Нас встретил гид, а вскоре подкатил автобус. Забегая вперёд, скажу, что это был первый и последний микроавтобус, который не окружали на стоянках толпы чёрных детей. Мы поехали…
Кругом ляпота – прекрасные современные архитектурные сооружения, много деревьев с необычными формами и цветами, такими же необычными, как и чёрные люди. И жарко. Очень жарко. Дома остался зимний февраль. Какой-никакой, но мороз и даже в дублёночке не всегда комфортно. Здесь же в столице Кении, большинство людей ходят в тёмных костюмах (очевидно, это «офисный планктон») и лишь некоторые в светлых рубашках. Не по-нашему как-то. Столичный город с хорошей планировкой, прекрасными дорогами, 
необычными и неповторяющимися формами стройных небоскрёбов мелькал за стёклами автобуса. Очаровала меня белая мечеть с белоснежными минаретами необычной формы, удачно вписавшаяся в картину современного города. На фоне столь же белых облаков с небольшой синевой казалось, что мечеть парит в небе. Нечто подобное мне довелось увидеть лишь однажды и давно: при подходе на военном катере к Соловецкому монастырю с южной стороны Белого моря. Утром море парило, и величественные стены монастыря зависли в таких же белоснежных облаках. Мне кажется, что подобные ведения – знаковые, в них есть нечто величественное и загадочное в том, что храмы, монастыри и мечети даже своим видом взывают к небесам.
Всё дальше удалялся автобус к городской окраине и всё ближе видели мы иные картины: с поблёкшими низкими домишками, часто напоминающими полу сараи, обшитые помятым железным профилем и всем, что попадало жильцам под руки, с вездесущей грязью и картонной нищетой. Как-то быстро исчезла городская суета, а все эти разношёрстные постройки уступили место просторам с преимущественно жёлтой травой, весьма редкими деревьями и обильным жарким солнцем.
Дорога стала однообразной и если бы не интерес к первому посещению Африки, будораживший засыпающую душу, то можно было бы и вздремнуть. Остановились где-то посреди огромного пустырного места, чтобы поразмяться. В стороне маячили невзрачные постройки. Вышли. Чуть погодя, к нам ринулись дети. Перегоняя друг друга, приближалась босоногая ребятня. Окружив приезжих, часть из них тянули руки и просили деньги. Вторая половина предлагала купить какие-то безделушки, типа бус или дешёвых женских браслетов, чёрных деревянных поделок и прочей всячины. Стоял гул, напоминающий толи постановочную сцену в детском театре, толи яростное жужжание роя пчёл. Махом «разлетелись» по рукам с десяток маленьких персонажей русской народной сказки «Колобок», выполненных из пластизоли. Отдавая их, я надеялся, что ребятишки отстанут от меня, но не тут-то было. Наоборот. Они взяли меня в плотное кольцо, видимо, понимая, что у этого парня можно ещё кое-что выцыганить. Наконец удалось покинуть окружение, переключив внимание детворы на моих соседей.
Неподалёку увидел стадо животных, не сразу разобрав, что это коровы. Рога у них не те, что у наших родненьких, ростом поменьше и спина по - верблюжьи горбатая. Только горб один. Рядом опёршись на палку, как-то легко, стоял длинный и худощавый человек в яркой накидке, перекинутой через плечо. Достав фотоаппарат и подсоединив к нему длиннофокусный объектив, сделал несколько снимков. Вдруг вижу, как тот самый незнакомец, стремительно приближается ко мне и рьяно размахивает палкой с набалдашником, словно бравый кавалерист шашкой наголо. Бог, ты мой, да это же масай. Их фотографии до поездки я рассматривал в географическом справочнике. Масай наступал. Ну, думаю, дело – труба, а в Африке – моя погибель. Струхнув, сам я попятился назад, замахав руками и скрещивая их:
- No фото. No camera. No… No, - буробил я. И, очухавшись, когда он уже подошёл ближе, произнёс, - I don't take pictures. Sorry.
Он становился на почтительном расстоянии и неизвестными словами «поблагодарил» меня.
Толи понял он меня, толи прикинул, что за моей спиной было много таких же, как и я – не слабых ребят. А тут ещё мелькнул на солнце кончик копья, что зажимал он в другой руке. Вот это встреча! Парень-то серьёзный. Ещё какие-то секунды жестикуляция, а вместе с ней и говор потухли. Повернувшись, масай лёгкой походкой с гордо поднятой головой и прямой осанкой победителя в накидке терракотового цвета, пошёл вприпрыжку, к своим коровам. Флаг белый мной не выбрасывался, извинения принесены, и конфликт был исчерпан. И тут я вспомнил одну из версий, что «консервативная» часть масаев, то есть та, что придерживается традиционных жизненных устоев своих предков, не фотографируется, считая, что вместе с фотографией улетает часть их души. Поэтому решительно и с достоинством масаи защищают свою душу. Одни – хранят её, другая часть – успешно торгует ею. Насчёт души они, конечно, правы. А мы, того не понимая, всё пытаемся поймать в прицел окуляра именно душу, чтобы потом вынести экзотический снимок вместе с оторванным её кусочком на всеобщее обозрение и беспардонно лезем, зная, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Конфликт, можно сказать, обошёл стороной, но когда-нибудь, точно, доиграемся мы, ведь терпению их тоже есть предел.
Так, впервые, воочию, состоялось моё первое знакомство с масаем, с его строптивым характером и готовностью защищать себя, свои жизненные устои и своё главное богатство - горбатых коров от нецивилизованных пришельцев типа меня. Да, как в песне: «… не забывается такое никогда».
Далее мы перебрались в Танзанию через город Аруши (Arusha) в город Моши (Moshi). Здесь было наше временное пристанище в одной из гостиниц. Назвать её отелем, язык не поворачивается. Подъехали к ней в темноте. Микроавтобус с нашими баулами и рюкзаками разгружали местные ребята. Вокруг темно, крутятся незнакомые нигеры, и каюсь, мне казалось, что кто-то из нас не досчитается своей поклажи после этой ночи. Нет же. Ничего не пропало и более того, когда после утреней прогулки в фойе я забыл фотоаппарат, то через полчаса, спохватившись, на том же месте его и взял. Как же так, не укладывалось у меня в голове? В моих представлениях цепочка - нищая страна – безработица – кругом темнота, хоть выколи глаз - чёрные субъекты крутятся – должна была непременно вылиться в воровство. Позже пришёл к выводу, что два фактора сыграли в том главную роль. Первый – религия и её влияние на воспитание людей. Примерно по 35% населения составляют христиане и мусульмане, остальные придерживаются традиционных местных верований, а на Занзибаре практически всё население исповедует ислам. Приверженцы этих религий пастыри, понимая, что нищета – социальный порок, не дающий право на хулиганские выходки, привила это понимание своим верующим. Второй – заинтересованность всех (и властей, и органов правопорядка, и населения) в стабильном потоке туристов и в хорошем к ним отношении, ибо туризм – основа жизнедеятельности всей нации.
Позволю себе ещё небольшое отступление. Так, вот, приехала команда ночью. Оформились, получили ключи, и с ребятами пошли в душ помыться. Только включили свет, как какие-то громадные твари засуетились и разбежались по своим шхерам. Этими тварями оказались тараканы, ни те, что у нас вымерли, а громадные, будто мутированные динозавры - ТАРАКАНИЩИ. Заскочив в номер, прихватил русское секретное оружие ото всех ползающих и летающих тварей, которое на все жизненные африканские ситуации рекомендовали мне взять с собой бывалые туристы. Это дихлофос в аэрозольном баллончике. Вернувшись, побрызгал на бегающих страшил, а утром с большой гордостью за наш национальный продукт, убедился в его убойной силе: все они лежали на африканском смертельном одре, подняв корявые лапы к верху. И слёза капнула с моих очей за самый лучший в мире, дихлофос.
В переводе с языка местных народов Килиманджаро означает «Снежная вершина» (в племени масаи гору ещё называют «Домом Бога»). Она была ещё далеко и не выделялась так чётко, чтобы разглядеть детали, но отсюда уже было видно, что Кили не выглядит той картинкой столовой горы с плоской бесформенной вершиной, что представлялась зачастую на фотографиях. Глядя на гору с крыши, я впервые ощутил её магическое влияние и понял, что всё ближе и ближе подбираюсь к своей заветной детской мечте.
БИЗНЕС – ТРЕНИНГ АФРИКАНСКОГО ПАРЕНЬКА -
ЭТО ПО-НАШЕМУ.
Тем же утром, желая увидеть хоть что-то из того, чем живёт небольшой городок Моши, я отправился побродить по его улочкам. Первое, что бросилось в глаза – суета прохожих. Казалось, что они схожи толи с пчёлами, толи с чёрными муравьями. Но ведь и те, и другие, просто так не суетятся, а движутся лишь целенаправленно, исключительно по делу в извечном жизненном кругообороте. У каждого из них своя роль в громадном семействе. И не запутаются ведь. А здешние людские потоки изначально не укладывались ни в одну их логических схем. Преимущественно полные женщины в цветастой одежде дефилировали и туда, и сюда с тюками, корзинами, огромными блюдами с фруктами на голове, или с вёдрами. Будто голова предназначена исключительно для этих целей. Мужчин с подобной ношей я не встречал, доколь не попал на горную тропу. Они всё больше с тачками или старыми и ржавыми, побитыми жизнью, но ещё пригодными для движения машинами.
Неподалёку от гостиницы наткнулся на самостийный мини рынок, разместившийся на разбитых ящиках и непосредственно на земле. Поделки местных мастеров не отличались разнообразием. На замызганных подкладках лежали сувениры из дерева и камня: женские бусы, серёжки и кулоны, иные дешёвые побрякушки. Среди камней заметно выделялись поделки из малахита. По рисунку и по особому окрасу сочной, шелковисто-нежной зелени было видно, что камень – танзанийский. Да, это не экспонаты Алмазного фонда Московского Кремля, где шик да блеск россыпями. Там понимаешь, что хоть всё и рядом - на расстоянии полу вытянутой руки, но бронированное стекло определяло недостижимость тобой того состояния. Здесь же всё рядом, и мы почти на равных. В кармане у меня деньжат, что кот наплакал. У них - и того меньше. Все зазывают, предлагая хоть что-то купить. Остановился у фигурок животных. Приглянулся один из слонов. Взяв в руки, осмотрел его. Структура малахита хороша, хотя работа грубовата, особенно в брюшине. Спрашиваю у паренька:
- How much is this elephant?
- It's only ten thousand shillings (Всего-то, десять тысяч шиллингов), - бойко ответил он.
Скажу прямо, цена сразу ошарашила меня (по тогдашнему курсу где-то $18). То был мой первый выход в «свет» на улочки африканского города и я не ставил себе цель что-либо приобрести. Хотел приглядеться к тамошней жизни и прицениться к товару, если попадётся на своём пути. Вот и попался.
This is a very big price, - отвечаю я и разворачиваюсь с намерением уйти.
Паренёк поднимается с сидушки в виде ящика, берёт меня за руку и тянет к себе, смотря мне в глаза.
Come with me. It's a business. Let's bargain. It's business, you know? Come on... please. (Пойдёмте со мной. Это бизнес. Давайте торговаться. Это же бизнес, понимаете? Пойдёмте, пожалуйста).
Конечно же, я понимал, что цена с качеством шли вразнобой. Изначально мне хотелось уйти, но паренёк всё удерживал меня и главное - не отрывал свои чёрные глаза от моих глаз. Тот взгляд подкупили меня и я остался. Мы торговались не долго, но от детской наивности вперемешку с эмоциональностью и цирковыми жестикуляциями маленьких рук исходил некий шарм. Эмоции его порой зашкаливали, а с английского он смачно перескакивал на свой, не понятный для меня, говор (видимо, то был суахили - второй государственный язык Танзании).
- Ему бы на арене цирка выступать, - мелькнула у меня мысль, - Никулину под стать.
Он, то брал слона в руку и изгибал вторую, изображая хобот, и тут же, прикладывая его к губе, видимо, изображая бивни, издавал томный рык и покачивал головой. А то, показывая на его ноги, сам топтался на месте, пошатывая из стороны в сторону своей худощавой попой. Паренёк вновь и вновь объяснял мне все прелести малахитового слона, а я не усматривал их в этом небольшом зелёном комочке. И не смотря на то, что обработан камень с очевидными огрехами, я уже вошёл в раж. Наконец, когда мой маленький партнёр по бизнесу, как заправский торговец ярмарки драгоценных камней с улицы Си Чан, что проходит в тайландском городе Чантабури, без восторга назвал цену в две с половиной тысячи танзанийских шиллингов, я согласился и, отсчитав, протянул ему… пять тысяч со словами: это твоё. Ты заработал. Он растеряно смотрел на меня, не понимая, что происходит.
Thank you for the lesson you gave me. I hope that you'll make a good businessman. Good luck to you! (Спасибо за урок, который ты мне преподнёс. Надеюсь, что ты будешь хорошим бизнесменом. Удачи тебе!).
Он поднял чёрную кучерявую голову и широко улыбнулся, оголив белоснежные зубы. Выглядел он великолепно. Мальчуган по-взрослому протянул свою ручонку с красноватой ладонью и пожал мою. Я ответил взаимностью, похлопав его по плечу, и ещё раз повторил, но уже по-русски и искренне – удачи тебе циркач.
Кто выиграл в этих торгах сказать не просто, но судя по тому, за какие крохи отдавали нам иные поделки, он, сбрасывая цену, не проиграл. Не проиграл и я. Во-первых, бесплатно на цирковом представлении побывал. Во-вторых, с того невзрачного, на первый взгляд, слона, подаренного моей супруге, началась коллекция этих удивительных животных, которая за два десятка лет разрослась и радует не только нас, но теперь уже и наших внуков. В такое, вот, жизненно неожиданное приложение обернулась неспортивная часть африканская программы «Seven summits». Так, что – торгуйтесь девчата и ребята. Удачи и Вам!
Спустя пару часов мне довелось побывать у иных прилавков иного магазина. Он тоже не аналог Алмазного фонда, но также с блеском драгоценных камней и высококачественными изделиями из малахита, граната, оникса и других камней. За прилавками иные продавцы – индусы, которые в полной мере овладели не только ювелирным мастерством, но и признаны искусными резчиками по камню. Впрочем, они, одновременно, являются специалистами по созданию искусственных камней. Как используют индусы свои знания и навыки – дело другое. Уверен, что поделки из камня – дело не их рук, а лучшие из отобранных изделий, выполненных местными умельцами. Удел чёрного населения – преимущественно мелкий бизнес. Естественно, и стоимость их иная. Индусы же держатся иначе, с почтением. Спокойны, не дёргаются и не суетятся, всем своим видом подчёркивают уверенность в себе, все в белых рубашках и, как правило, с броскими золотыми перстнями на руках. Боковым зрением я уловил, что продавец присматривался ко мне с того момента, как я вошёл в магазин. А когда попросил показать огранённый танзанит, он всё же достал его и предложил лупу. Теперь уже я выглядел на его фоне нищим, как тот парёнёк – партнёр по бизнесу.
Однако, это не помешало мне осуществить ещё одну мечту - увидеть редчайший драгоценный камень, который является визитной карточкой страны и ценится во всём мире (фото с сайта...).
Кстати, его нашёл и принёс, один… не буду пока называть кто. Потерпие чуток. Если кратко, то найти его помог случай. Пожар спалил на поляне и деревья, и траву, местами оголив неизвестные синеватые камни. Их решили показать специалисту, который занимался поиском рубинов и сапфиров. Сначала камень приняли за копеечное стекло, которое под воздействием огня обрело синеватый оттенок. Потом – за почитаемый и дорогой сапфир редкого окраса. И только, досконально разобравшись, увидели в нём новую и необычайную разновидность циозита. На английском языке это наименование схоже со словом «суицид», что сочли неприемлемым с маркетинговой точки зрения. В честь страны, где был найден камень, его назвали танзанитом. Так, вот, вернёмся к многоточию: его нашёл и принёс один из воинов племени масаи. И тут они засветились, только стал ли он богат? – пытался, но так я и не смог выяснить. История об этом умалчивает. Возможно, пока умалчивает.
Позже выяснилось, что индусы подмяли под себя рынок камней. И это неспроста. Известно, что около 95% добываемого цоизита (zoisite) имеет коричневатый цвет, остальное - танзанит. Единственная в мире добыча ведётся в районе города Аруша в глубинах западного подножья Килиманджаро. Отжигом цоизита (в результате чего камень меняет окраску на фиолетово-сине-малиновый с разными оттенками и становится танзанитом) занимаются в основном индийские компании. Они же являются покупателями этой продукции и, как я убедился, одновременно продавцами. Танзанит - далеко не единственный камень, что добывают в Танзании. Алмазы, аквамарины, изумруды, рубины, гранаты, сапфиры, ониксы и ещё около сотни разных камней поставляется ею на мировой рынок.
От города Моши до начала выбранного маршрута Марангу (Marangu Rout), что ведёт на Килиманджаро – рукой подать. Так вот, в статье о восхождении на Мак-Кинли, мной было использовано достаточно известное выражение: «Все дороги ведут в Рим» или «All roads lead to Rome». Казалось, что на краю высотного полюса собрался весь Белый Свет со всех уголков Земли. Здесь же, у подножья великой африканской горы мы встретили столь много сильных и, порою, далёких от альпинистских устремлений подняться на вершину чёрных людей, в обшарпанной и разношёрстной одежонке, но желающих час за часом шагать с твоим грузом на своей голове. Их называют портерами (от английского Porter, то есть носильщик). Словом этим именуются сорта тёмного пива, не только известного – английского, но менее раскрученного - российского, а также танзанийского. (Фото с сайта...) . Будете в Танзании - непременно попробуйте. Уверен, что захочется ещё разок повторить.
Но и это не всё! Прибавьте сюда ещё армию туристов, альпинистов и просто желающих поглазеть на чудеса и экзотику местной флоры и фауны и ухватить с собой массу ощущений, которые обязаны, повторюсь – обязаны, нанять себе портера. Не гида, а именно носильщика. Мы же почти круглогодично и ежегодно 15-ти тысячным полчищем жаждущих зрелищ и острых ощущений, обложили гору со всех сторон, наступаем на её вершину. Сейчас я понимаю, что тогда ошибался: именно здесь знаменитый Рим, коль столько людей со всего мира собирает вокруг себя гора. Да и сам-то Рим, географически, почти рядом.
Да, как и все громадины разных континентов, Килиманджаро не только объединяет, но и кормит людей. Вокруг гор организована мощная туриндустрия. Но то, что тогда мы увидели – лишь элемент индустрии - это биржа, натуральная трудовая биржа, где для чёрного безработного человека стремление хоть что-то заработать и тем самым накормить семью, может обрести шуршащую денежную форму. Тогда ещё не было многочисленных сертифицированных компаний и гидов, готовых вести людей на Кили. Зачастую портеров тут же, у подножья горы, и набирали. Стоимость их услуг за сутки составляла примерно три доллара. Сейчас она значительно выросла.
Представьте, что Вы со стандартным грузом 18-20 кг на голове (или даже за плечами) в течение недели, по 5-6 часов ежедневно, шагаете вверх, а потом – вниз, нагружая и без того уставшие коленки. Но, ведь, добравшись до очередной хижины или палаточного лагеря, Вам захочется присесть, вытянуть уставшие ноги, а иногда - понежиться на солнышке, вдыхая чистый горный воздух. Размечтались. Правильно говорят - мечтать не вредно. Не удастся ни то, ни другое, ни третье. Тут Вас снова ожидают не столь великие, но не менее значимые бытовые дела. По ходу я задавал себе вопрос: а выдержал бы я такой напряжённый походный и не особо творческий ритм? И себе отвечал: «возможно, но с трудом». А Вы? И всё это примерно за три тысячи рублей по современным меркам. Не шибко много по нашим представлениям, но за недельный тур их мечта обретала реальную и приличную для африканской жизни сумму.
ДЕТСКИЕ ПОЗНАНИЯ.
ЛИМПОПО И ФЕРНАНДО-ПО.
С детства я мечтал, но мечтая, не думал, что попаду в Африку и увижу белые снега, многочисленных животных и людей иного мира. Для меня, надеюсь, и для многих из Вас, первое знакомство с этим континентом и его обитателями состоялось благодаря строкам Корнея Чуковского из сказки «Айболит». Помните, как читали нам наши мамы её начало: «Вдруг откуда-то шакал на кобыле прискакал: «Вот вам телеграмма от Гиппопотама!». Приезжайте, доктор, в Африку скорей и спасите, доктор, наших малышей!». Кто из нас не помнит про реку Лимпопо или гору Фернандо-По? Но в детские годы мы не задумывались над сутью этих названий. Многие годы я полагал, что столь артистичные названия, не иначе, как авторский вымысел. И только после поездки в Танзанию, полазив по интернету, узнал, что река Лимпопо, действительно, существует. Более того, Limpopo River или Крокодиловая река является одной из самых крупных рек на континенте, а расположена она в Южной Африке.
С горой сложнее. Это остров, вот он-то, находится в Центральной Африке на территории Экваториальной Гвинеи. Несколько столетий назад капитан португальской каравеллы Фернандо-По открыл удивительный по красоте остров и именовал его «Формозой» (что означает «Прекрасный»), но имя это не прижилось. Сейчас его называют Биоко. А вот, гора с кратером потухшего вулкана, ставшая главной достопримечательностью острова, там существует.
Тогда же впервые узнал о горе Килиманджаро. А позже, слыша про эту громадину, невольно вспоминал словосочетание, ставшее названием повести Эрнеста Хемингуэя «Снега Килиманджаро», что само по себе не укладывалось в здравое понимание. Снег и Африка… Согласитесь, что Африка ассоциируется с жарой, тропиками. Причём здесь белый снег, что является продуктом холода? Казалось, что снег здесь анахронизм. Но оказалось, так оно и
есть, что белые массивы удачно вписываются в здешние пейзажи. Не будь снега, поблекли бы и скалы. Забегая вперёд, отмечу, что поднявшись в поднебесье, мы не испытывали жары. Наоборот, как и тысячи наших предшественников мы вылезли туда до солнца и основательно продрогли в
ожидании его красочного восхода. Как видите на фотографии, на нас надеты не только шерстяные шапочки и перчатки, но более тёплые вещи, такие как пуховки и стёганые брюки на синтепоне. Сейчас всё устаканилось и Африка ассоциируется и с жарой, и с тропическим климатом, и с белым снегом, и даже с огромными массами синеватого льда. 
Следующий шаг моих незамысловатых африканских познаний был связан с весёлой и шуточной песней Владимира Высоцкого. Напомню Вам слова из его песни: «…в жёлтой жаркой Африке, в центральной её части…». Она пришлась по душе не только мне, но значительно позже и моему сыну. Будучи маленьким, он, порою, в семейном кругу выдавал свои сольные концерты. В репертуар Кирюши входила и эта песня. Его ставили на табурет и, жестикулируя ручонками, он исполнял её задорно, громко и с огоньком: «…Слон сказал не разобрав: Видно быть потопу! - Здесь он делал паузу, как бы подводя итог, и с чувством, тактом, расстановкой продолжал: - В общем, так, один жираф влюбился в антилопу». При этом в нашу сторону посылал детские воздушные поцелуи.
Надеюсь, читателю понятно, что изложенное выше весьма условная, но не совсем далёкая от истины схема моих ранних представлений об этом континенте. Увлекательных книг об Африке, безусловно, больше. Однако, признаемся и в том, что наши родители, читая перед сном о приключениях доброго доктора Айболита, возможно сами того не понимая, закладывали в нас голубую мечту. Воистину, не только занятие альпинизмом и стремление подняться на Килиманджаро, но и та самая детская мечта, годы кряду, двигали моими устремлениями попасть на этот удивительный и загадочный чёрный континент с её белоснежной жемчужиной - Килиманджаро. Уверен, что и кто-то из Вас, посетивших эти края, вспоминал о своём детстве, о книгах, которые и сегодня читаются Вами своим малышам и теребят их души.
ЛЁД ТРОНУЛСЯ ГОСПОДА ХОРОШИЕ.
Первый этап экспедиции был построен таким образом, что практически вся группа из 18-ти человек пошла на вершину по классическому - простому пути, чтобы поднявшись на Килиманджаро, основной команде получить акклиматизацию для восхождения по более сложному маршруту. Организацией экспедиции занималась компания ZARA international travel agency (Moshi). Феликс (Feliex Olotu) – её подданный и наш гид, личность для портеров непререкаемая (на фото он справа в красной куртке и синих джинсах). Демократия у этой разношёрстной гвардии
условно осуждаемая: либо делай как велено, либо шагай вниз и отбывай там наказание. И вряд ли провинившийся портер попадёт обратно в команду.
У подножия массива я почувствовал себя белым человеком (I felt the white man). Дело в том, что для альпиниста нести свой рюкзак – привычная обязанность. Здесь же основной груз возлагался на африканцев. Не стоит говорить негры, потому как сами они это слово воспринимают с обидой. Скажу правдивей – как оскорбление. Лучше, если их называть чёрные или нигеры. Вернёмся к портерам. Это их профессия. Изначально я чувствовал себя не в своей тарелке. Рюкзак для восходителя, что для пирата сундук с сокровищами, который должен быть рядом с мушкетами. Место же мушкетов за поясом. Он и защитит при надобности, и согреет в
непогоду, и в качестве холодильника предстанет, а в экстремальных случаях сослужит роль носилок для пострадавшего. А тут, за твоими плечами, лёгонький рюкзачок с самой нужной поклажей. Позже, я понял, что нести свой рюкзак самому – значит оставить их без единственного для этих мест заработка. Вот, тут и укрепилось понимание, что стал я белым человеком. И надо отдать им должное, медленно, грациозно, но с настырностью танков, прут они вверх с грузом на голове: будь-то рюкзак с лямками для плеч, баул с грузом, хворост для костра или канистры с бензином. Они шли автономно. Мы - тоже. Уже на спуске я решил потягаться с одним из портеров и увязался за ним. Он понял и ускорил шаг. И мне пришлось ответить. Так и шли, нога в ногу, но он-то с грузом на голове, а я, считай, пустой. В какой-то момент мне показалось, что наше соперничество обретает некую бессмыслицу и комизм. Вполне вероятно, что я сдался и искал повод выйти из игры, сохранив лицо
неплохого ходока? Помахав ему, я сбавил темп. Он улыбнулся, вытащил руку из кармана и поднял вверх большой палец. Мы остались довольны друг другом.
Странно: мы носим рюкзак за плечами, портеры несут груз на голове не спеша, а шерпы, что в Непале, перемещаются быстрым шагом, чуть ли, не бегом - на короткие дистанции с лямкой на лбу и корзиной или негабаритным грузом за спиной.
Вот бы устроить забег с грузом на ту же Килиманджаро. Интересно, чья техника переноса груза предпочтительней и кто из них победит?
В течение трёх дней мы поднимались по тропе, набитой тысячами ног. Сначала в тени высоченных баобабов, переплетённых лианами, гигантских папоротников и ещё, одному Богу известно, каких-то деревьев. Идёшь себе спокойно, прислушиваешься к звонкому щебету и напевам горластых птиц. Ритм выбираешь сам, и никто тебя не подгоняет. Но иногда свист и цоканье каких-то существ заставляли задуматься: кто же это? И от звуков неизвестных мурашки проскакивали. Однажды я увидел несколько обезьян. Они отличалась от обычных сородичей синеватым оттенком шерсти. Хотел их сфоткать, но не тут-то было. Они шустро переметнулись на соседнее дерево. Я за ними. Они дальше и выше. Так метров на 25-30 вглубь зарослей пришлось зайти. Осознав, что тут не родная берёзовая роща, а полудикий тропический лес, остановился и попятился назад. Переплетённые лианами деревья, с потерявшимися зазывалами, больше не вдохновляли меня на творческие «подвиги». Выйдя на тропу, точнее на дорогу, подумал, а как же первопроходцы пробирались через этих дебри? Тогда, поди, и зверья в джунглях хозяйничало больше, а стало быть, и различных звуков не счесть, и страх, очевидно, сопровождал путников. Хотя не пронизывает джунгли истошный звук ужасного тасманийского дьявола, что обитает близ Австралии, но и от местных кричал - дух захватывает.
Прорубать с помощью мачете тропу в густых зарослях – дело не лёгкое. Даже представить себе трудно, как они продвигались? Недаром же их заслуженно называют первопроходцами.
Мы шли вверх, когда нам на пути встретилась пара пожилых людей с портером. Они шли медленно, похоже, что устали, в аккуратной одежде и со счастливыми лицами. На трапе там принято приветствовать друг друга. Поравнявшись, мы не могли не остановиться, не обмолвившись добрыми словами, увидев очень пожилых людей. Пара оказалось из Австралии. Ей – 76, он на четыре года старше. Высокий, ещё бодрый и весёлый. Удивительная встреча с почтительным людьми, от которых веет позитивом и вдохновляет нас на горные подвиги.
Поднявшись выше джунглей, попадаешь в страну вечнозелёных кустарников и рододендронов, с необычными для нашего глаза рощами. Кустарник сменился болотом со специфическим запахом гнили и северной клюквы. Не часто в горах встретишь под ногами хлюпкое болото, но местами идём по хорошей тропинке через открытую пустошь, покрытую травянистым вереском. На этом участке встретилась роща из необычных деревьев. Первое впечатление о ней такое, будто стоят деревья, верхушка которых из огромных листьев и очень толстый ствол. Овальной формой они, почему-то, напомнили мне стильную и
сексуальную женскую стрижку под горшок, что стала популярной после ошеломляющего успеха известной британской рок-группы из Ливерпуля The Beatles. Так, вот, на поверку оказалось, что это не ствол, а отсохшая листва и само дерево – не дерево, а род сорной травы, называемый гигантским крестовником. Вот вам нате в томате. Больше бы такой сорной травы нам в Россию завезти, чтобы брошенные поля расцвели и людей радовали. Жаль, что семян не прихватил. Такие, вот, чудеса выбрасывает Африка, и как бы не именовали этот каприз природы, редко кто из восходителей не сфотографируется около него. Мы тоже не стали отступать от хорошей традиции.
Через систему промежуточных лагерей с сугубо африканским созвучием Мандара (2743 м),
Хоромбо (3720 м) мы поднялись к последнему цивилизованному пристанищу – хижинам лагеря Кибо. Высота 4750 м. Здесь не побегаешь. И резкие движения отдаются стуком в голове. Не зря же весь мир знает, что высота – она и в Африке высота. Конечно, впечатлил длинный переход по «лунной» поверхности. Удивительное по красоте безжизненное пространство, усеянное разновеликими камнями и, скорее всего, засыпанное когда-то пеплом бушевавшего вулкана. Шикарный обзор позволяет видеть, как многочисленный поток людей одновременно поднимается вверх.
Весь переход – сплошные раздумья и сравнения, за которыми время пролетает быстро. Сравнения с Аляской, с нашими горами. Шеститысячной вершины севернее, чем Денали (Мак-Кинли) нет. Килиманджаро – её противоположность во всех отношениях. Мощнейшее
на земле оледенение характерно для Аляски, а экзотика джунглей и саванны – для Танзании. Там за плечами увесистые рюкзак сани, пуховая одежда, здесь – воздушный рюкзак с мелкой оказией. На Аляске нас преследовали мороз, ветер и снег, в Африке, у подножья жара, а на подъёме в джунглях – дожди. В здешних местах хорошая погода, похоже, исключение, чем правило. Всё больше кратковременные дожди и туманы. Прелесть гор во многом определяется подобными контрастами.
Представить себе не мог, что в этой африканской стране с масштабной безработицей и нищетой в промежуточных лагерях установлены уютные для горных условий хижины с солнечными батареями.
Внутри приличные мягкие матрацы. Тут же необычный водопровод, одетый в бетон. Какой шок может испытать россиянин, увидев их здесь два десятка лет назад, и не видя подобного на родине первого космонавта? Из-за вулканического происхождения Килиманджаро хижины базируются на мощных столбах – сваях. Было чему поучиться у танзанийцев. Хотя бы тому, как устроен туристский бизнес. Взять ту же без мусора и окурков тропу или лагеря, места которых расположены таким образом, чтобы даже неподготовленному человеку можно было за три – шесть часов подняться с одной ночёвки до другой, особо не напрягаясь. Причём между нижними лагерями расстояние минимальное, чтобы не акклиматизировавшийся человек не проклинал на подъёме всех и вся. Такой ритм позволяет Вам и отдохнуть, и собраться с силами, и снова отправиться в путь. Наверное, потому район Килиманджаро столь популярен. И природа платит им сторицей: идёт валюта, сотни местных жителей обеспечены работой, строятся дороги, прекрасные отели, растут города.
Тут портеры скромны и терпеливы. Они знают своё место, но их не стоит баловать. Однажды, уже в верхнем лагере, я отдал своему носильщику лёгкий костюм (из материала типа балони), который защищает от ветра, ибо смотреть на то, как он мёрзнет было
невозможно. Так подошли другие с такой же просьбой, но гид Феликс тут же «поставил их на место». Для них небольшие домишки: тесные с минимумом удобств. Но сказать, что это сараи я не могу. Больше бы таких сараев в наших горах. Конечно, они топятся по-чёрному и с дымом из-под крыш, здесь же спят и готовят, но на то не стоит смотреть: аппетит лучше у Вас точно не будет.
Что касается носильщиков, то с ними мы быстро нашли взаимопонимание. Иначе и быть не могло, ибо горы объединяют людей. На Аляске после быстрого восхождения американцы, похлопывая по плечу, называли нас «crazy», то есть сумасшедшие. Портеры ещё больше «зауважали» всех нас, прослышав о желании группы взойти на вершину по западной крутой не пройденной стене. Хотя ни все туда должны были идти. Признаюсь, я не ожидал, что подняться на вершину будет так непросто. Сказались и бессонная ночь, не совсем грамотная (в тактическом плане) постановка самого восхождения и, как оказалось – элементарное пищевое отравление. Как и все мы вышли ночью, наспех перекусив в ночной темноте. Всё шло как обычно. Идёшь на автопилоте и постоянно ведёшь борьбу со сном. И всё бы ничего, но часа через два-два с половиной подкатила апатия. Ноги заплетаются, насилуя самого себя, еле переставляешь их.
Был в разных ситуациях и на высотах значительно выше нынешней, но подобной реакции на высоту за собой не наблюдал. Подумал, что горняшка донимает. Как ни как высота под шесть тысяч метров, но голова кристальная и не болит. Крутит живот, и силы тают. Бреду по камням, проклиная себя, и даже мощный сине-серый свет большого лунного шара не радует, а мой постоянный напарник и оппонент – внутренний голос посмеивается, подсказывая мне:
- Тюфяк ты драный, что же ты чая то полу кипячёного напился, да от яйца, не сваренного как положено, не отрёкся. Ох, ты, дожил. Позабыл даже, что делать надо?
И впрямь, из головы выскочило. Наконец остановился, сунул два пальца в рот и … сделал то, что делаю в этом случае. Спустя какое-то время разошёлся. И жизнь наладилась.
Так, не спеша и пошагал. Вся группа поднялась ночью. При луне. Пришлось ждать восхода солнца, чтобы сделать необходимые кадры для будущего фильма. Это особо приятные моменты: когда на твоих глазах природа оживает, наливаясь сначала сине-серым, томно - лунным, потом ослепляющим - ярко жёлтым цветом с размытыми красными прожилинами на тёмном профиле горы Мавензи, то сердце замирает и кажется, что картинка эта будет продолжаться вечно. Казалось бы, всё должно замереть, но ветер не сдавался, приводя нас в чувство. Возможно, это и есть состояние блаженства для одних людей, сравнимое с нирваной для других народов. Увы, время беспощадно. Постепенно оно размывает краски, свет заполняет всё пространство и вот, мы уже в мире иных картин и иных цветов. Мы вновь возвращаемся в привычный глазу высотный мир. Красивы вершины. Прекрасен сам воронкообразный кратер. Он притягателен и манит спуститься вниз. Миллион лет назад из его жерла выбрасывались раскалённые камни, и извергались всё поглощающие потоки лавы.
Сколько же столетий потребовалось природе, чтобы создать самую высокую гору с основанием в сотню километров? Когда-то было так, а сейчас противоположная сторона кратера окаймлена мощным ледовым барьером. Гора с барьером покрылась белым снегом, тем самым, которых прославил Хемингуэй. Здесь холод. Мечта свершилась, а там внизу африканская знойная жара, и душа просится к теплу.
После спуска с вершины мы разошлись, пожелав команде удачи. Им предстоял двухдневный переход под западную стену и работа на ней, а нам - спуск и утешительный трёхдневный тур по саванне. Видимо, не судьба.
ОХ, УЖ, ЭТО САФАРИ.
О сафари можно рассказывать долго. Оно заслуживает того.
Прошли годы. Как-то нагрянули к нам в гости внуки. Их трое: двойняшки Ваня и Паша, и ещё не достигший трёх лет Александр. На моём столе был открыт альбом с фотографиями, что снимал в Африке. Казалось, что иное их не очень-то интересовало. Мне посыпались вопросы: где, как и кто это такой, а вон тот? Я начал рассказывать и обмолвился словом «сафари». Ванька, тот что по старше Пашки на две минуты и пошустрее, спросил меня:
- Дед, а что значит сафари?
- Сафари, - ответил я, - это путешествии по саванне на машине, с тем, чтобы познакомится с животным миром и природой Африки.
И уже Паша спрашивает, про саванну. Пришлось мне вспоминать и рассказывать им то, что
было много лет назад. Сейчас я вспоминаю тот рассказ. И так… всё я мог представить, но только не то, что предстало перед глазами и объективами фотоаппаратов. Почти семисоткилометровый тур на джипах – «Land Rover» с люком, это, действительно, сон из того самого - далёкого детства, когда за чтением зарождался интерес к Африке. Казалось, что я увидел всех зверей на Земле, кроме крокодилов. Не нашли мы их в засушливый сезон 1995 года. А быть может, испугались они нас? Ни десятки. Ни сотни и ни тысячи. Как в исторических романах В. Яна о монголо-татарском иго: их было тьма. Тут - та же картина. До горизонта. Всё живое. Всё
движется. Бородатые антилопы гну и полосатые зебры, шарообразные страусы с маленькими головами на длинных шеях и округлые бородавочник, с выстроившимся по росту выводком, не по форме шустрые, а при виде смерти, закладывающие умопомрачительные виражи на такой же скорости и издающие пронзительный визг. Кого тут только нет! Все жуют. Кто пощипывает траву, а кто-то закусывает другим. Гиены и гиеновые собаки, слоны и носороги, шакалы
и марабу, стервятники всех мастей, высоченные жирафы и низкозадые гиены, вездесущие обезьяны… Птиц тьма: в полёте, розовых фламинго - на зеркальной поверхности озера в кратере Нгоронгоро, сидящих на спинах страшенных толстяках - бегемотах и чистящих шкуры носорогов. Ползающих и летающих, плавающих и прыгающих – тьма. Видели страшных и удивительно красивых, с хохолками и гривами, с рогами и без. Всех не перечислишь, не говоря уже о вездесущих их мини братьев – комарах, жуках и пауках, от которых: бр-р-р-р, запереться хочется. И мухи, мухи, мухи всюду, и чаще всего - на лицах масаев в их деревнях со специфическим запахом навоза.
Но африканское сафари – не только ох, да ах и сверху бантик. У каждого предмета есть, по крайней мере, две стороны, а жизнь – она вообще многогранна. Так и сафари показало, что Африка - это не только красивые экзотические картинки, но ещё и грандиозная фабрика смерти. Практически каждое млекопитающее, рептилия или птица, будь-то маленькое и неказистое, или огромный стервятник, я уже не говорю о царе зверей - льве или о водных властелинах - крокодилах и бегемотах, словом, каждая тварь хочет засунуть себе в пасть, в клюв или в рот другую тварь. Кто уж совсем мал, так, тот научился присасываться к великанам, чтобы не только попить их кровушки на халяву, но и получать защиту, наподобиитой, что даёт на бумаге премудрый вексель, якобы гарантирующий возврат вложенных средств.
В жизни получается всё по - иному. Примеров тому масса.
В национальном заповеднике Серенгети (Serengeti) нам довелось видеть звериный пир – львы завалили буйвола – буффало (Вы знаете, что охота в львиной стае, прежде всего, обязанность и право самок). Сначала тушу пожирали сами добытчицы, а самцы в это время лежали неподалёку и изошли соплями от исходящего парного запаха мяса. В это время на ветвях дерева, под которым насыщались львы, терпеливо ожидали скопившиеся грифы. Чуть дальше – стая марабу, тоже готовая на халяву ухватить кусок. Когда львицы наелись, они уступили место львам. Некоторые грифы осмелев, снизошли наземь и, постояв, покачивающейся походкой и вжав свои головы в крылья, двинулись к мясу мелкими шажками. Они не рвались к жертве сломя голову, а шли воровской поступью с остановками и оглядкой.
Подойдя – клювом оттягивали на себя куски мяса, отрывая от них по чуть-чуть. А что же те, кого мы нарекли царями саван? Те, тоже приглядывали за наглостью соседей по трапезе и показным броском с рыком пытались продемонстрировать им свою мощь и власть. В жизни
всё имеет аналоги: те наглецы схожи с нашими барыгами. Отлетев на пару метров и выждав момент, они вновь шли и тянули на себя «заработанную горьким потом» живую ткань. Цирк, да и только. Интересно, когда один самец попытался сунуться за добавкой, львица так рыкнула на него, что тот нехотя отошёл в сторону. Матриархат, однако. Когда львы уходят, за стол садятся стаи грифов и марабу. Сюда же вклиниваются гиены, гиеновые собакам и прочая нечисть, тут же ожидавшим пиршества. Свора пирует. Мертвятина исчезает. Одним словом, в жесткой борьбе за добычу действует закон строгой иерархии. Кое-чему и мы у них научились, недаром же говорят: в кругу друзей не щёлкай клювом.
Ещё один пример. Несколько раз мы видели львов и львиц в живой природе. Однажды, мы подъехали к одинокому аккуратному отелю, стоящему посреди саваны, чтобы размять кости свои, попить воды и поглазеть на воздушные шары, невесть откуда взявшиеся над выжжённой солнцем саванной. Картина сюрреалистическая: над саванной в медленном
потоке плывут два воздушных шара. Пока то, да сё подъехали, вышли из машины, а шары уже оказались на приколе. Желающие насмотрелись сегодня с высоты птичьего полёта на мир земной и ушли ужинать. Остались резвиться лишь мартышки. Пришлось заняться фотосъёмкой.
Съев всё, что у меня было мартышки убежали к соседям. Тут нагрянули павианы, естественно с целью поживиться. С этими громилами надо быть осторожным. На себе уже познал. Вдруг что-то им не понравилось, и они шмыгнули за невысокий кустарник. Меня тоже потянуло туда. Оказалось, что неподалёку около дерева была свалка пищевых отходов отеля. Там уже копались их сородичи и известные падальщики – марабу, схожие чем-то с пеликанами, но крупнее. Поснимав их, обошёл дерево и сделал снимки грифов. Вдруг слышу чей-то окрик. Промелькнуло даже несуразная мысль, никак секретный объект где-то рядом. Оглянулся. Навстречу идёт нигер, и машет мне рукой, говоря на повышенном тоне:
- Come here. See there …(Иди сюда. Смотри там …).
Я не понял кто там?
- Look, where is a lion and lioness. Vaughn, see. (Смотри, там лев и львица. Вон, смотри). И показал мне рукой.
Обернувшись, я обомлел. В траве, метрах в пятнадцати от меня, стояла львица, а рядом лежал лев. У меня всё опустилось. И потихоньку, оглядываясь, я пошёл восвояси. До сих пор не знаю, почему я не рванул, но понимаю, что это мог быть неудачный и необдуманный вариант. Что-то подспудно сработало в голове. Сейчас тот фортель вспоминается с улыбкой. Тогда было не до смеха. Два – три, может четыре прыжка и ты на крючке, точнее - на когтях. Видимо, не приглянулся внешностью, а быть может, худоба не прельщала диких кошек:
- Не царское это дело на худых зубы свои портить,– подумал, видимо, лев и тормознул свою спутницу. Спасибо ему и тому прохожему нигеру. Своевременно он появился.
Меня часто тянет не туда. Фотоаппарат всегда при себе, а за удачный снимок, как за коня,
можно полцарства отдать и рискнуть где-то. Но рискуешь тогда, когда знаешь, что тебя ждёт. А тут иной случай. Мы уже встали на ночёвку в приготовленной ранее палатке. О чём-то вели разговор, когда мимо проходила стая павиан. Ничего особенного. Столько их видели. А тут идут две мамашки, у одной детёныш сверху сидит, будто управляет ею, у другой – снизу за шерсть держится. Бегу с фотоаппаратом, вдруг из высокой травы выскакивает со свирепым оскалом и поднятыми лапами бросается наперерез. Пресёк он мои благие порывы и замер в этой позе.
Вожак, наверное. Оскал его был знатный. Как говорила Анастасия - единственная в нашей среде дама - корреспондентка в критических ситуациях: «О, мама – роди меня обратно». Бедное сердце чуть не разорвалось. Я мигом назад. Взял банан и бросил вожаку. Тот поднял его, взял в руку, простите, в лапу и, как человек, раскрыл его «лепестки». Смачный получился тюльпан. Сел и съел не спеша сердцевину. Павиан толи охладел ко мне, толи стали мы закадычными друзьями. Тем временем, я успел воспользоваться моментом и сделать пару снимков. Одним словом, променял вожак за бросовый банан и свой гарем, а вместе с дамами и детёнышей. Обидно мне за него стало.
Мужик всё же, по снимку видно. Хорошо, что мы не от них произошли, а от тех, что мордой получше и извилин побольше. Ведь пагубные гены изгнать из себя весьма и весьма трудно. Иначе, представьте, что было бы, коль в Россию бананы поступают кораблями и даже из Беларуси везут.
На фотографии что - слева весёлая компания: А. Кузин, В. Алфёров, И. Коренюгин. Мы остановились около беседки, чтобы попить водички и размять застывшие от сидения тела. Разговор был не о чём. Делились впечатлениями от увиденного за эти дни. Вдруг Дима Филипченко вскакивает из-за стола с криком и мечется из стороны в сторону, стряхивая что-то со своей светлой рубашки. Он задавал себе и нам вопрос:
- Почему, почему ко мне, именно ко мне привязалась эта
тварь?- вторил он ещё и ещё.
Действительно, почему к нему? Кстати, от разных тварей мы делали прививки, глотали таблетки, лечились джином. Джин, как оказалось, в умеренных дозах перед едой - самая лучшая профилактика от всех зараз. Ни все его потребляли, брезгливо морщились. И всё равно чисто психологически синдром довлел над некоторыми из нас: каждый комар казался малярийным, а каждая муха – цеце. К тварям потом привыкли. Этот случай показал, что только корреспондент «Комсомолки» до конца экспедиции так и не избавился от неприязни. Поэтому, видимо, напоследок зелёная саранча повисла именно у него на груди, чем ввела его в ступор. По возвращении домой двоих москвичей всё же достала малярия. И прививки не помогли. Не демократично отрываться от коллектива, хоть и небольшого, но знающего толк в некоторых напитках.
КТО ОНИ, ЭТИ МАСАИ?
Самой многочисленной из племён, населяющих Танзанию и соседнюю Кению, являются масаи. О них должен быть особый разговор. Существует несколько версий на предмет прихода масаев на африканский континент. Скорее всего, корни их в восточном Египте, но некоторые из знатоков относят их племя к потомкам войска Александра Македонского. Скажу, что эта версия популярна и в Таджикистане, где встречаются якобы раненые когда-то и оставленные воины с голубыми глазами и рыжими волосами. Кочевые племёна живут в высотном поясе Фанских гор, отчасти изолировавшись от общества. Если судить по их антуражу, демонстрации воинственности и воинских доспехах (в руках – копьё и палка, сбоку – меч, кинжал или топорик), то не исключается и такой вариант развития истории их жизни. Приходилось мне слышать, что родина масаев северная Италия. Что из этого правда,
а что нет - кто знает? Но то, что они не схожи с африканцами – точно. Вглядитесь в лица, что на серии фотографий и, возможно, Вам покажется так же, как и мне, что одна из них – почерневшая монголка, второй – скорее схож с бразильскими футболистами. Старый дед,
из-под накидки которого выглядывает пиджак, возможно, наш соотечественник - бомж – театрал, что по политическим мотивам переметнулся к свободе и до сих пор косит под притеснённого. Словом, чудачеств у них хватает.
Гордый и воинственный дух они сохранили поныне. Помимо военной атрибутики масса яркой бижутерии, как у мужчин, так и у женщин. Овал лица европейский, цвет тёмный, но не такой, как у нигеров. У меня сложилось впечатление, что африканцы «недолюбливают» масаев из-за излишнего внимания к их экзотической внешности со стороны туристов. Ну, а
внешность их трудно описуема. Тут смотреть надо. У масаев огромные дырки в ушах. В детстве ребятишкам делают надрез в мочках, вставляют деревянный цилиндр, диаметр которого со временем увеличивают. Больше отверстие – больший почёт. Женщины, как правило, с бритой головой, мужчины чаще с длинными волосами. Масаи одеваются в яркую клетчатую накидку. За экзотическим видом нельзя сокрыть их сложную жизнь: убогое жильё, представляющее из себя мазанки с использованием глинозёма и навоза, извечные проблемы с пресной водой, болезни. Лишь некоторые знают письменность, но современный бизнес – масай хорошо считает и доллары, и шиллинги. На въезде в кратер Нгоронгоро нас встречала большая деревенская местная группа. Видя нас с фотоаппаратурой, подходит ко мне один из них и предлагает снять за двенадцать долларов группу. Я ему объясняю, что мне хочется снять лишь одного. Коль их двенадцать, то предлагаю сделать это за одного американца. Он не хочет. И я отказываюсь. Так, махнул он, что – то сказал тому, что с копьём, и мы сошлись на двух единицах. Так на фото появился воин с копьём, что стоит на краю кратера. Скинувшись, мы заплатили положенную квоту сборщику дани, лишь после предоплаты нас повели в деревню. Их ансамбль уже ждал белых толстосумов. Территория бона, то есть деревни, обнесена высокими деревянными палками, с одной стороны – колючими ветками деревьев. Понятно, что от зверья. Начались пляски да хороводы. У каждого из мужчин, а прыгают только они, ноги растут от ушей и длиннее, чем у лучших мировых супер-пупер моделей.
Весёло танцуют, хоть и на трезвую голову и живут бедно. Пошли танцы «до упада». Шик показали те двое, что подпрыгивали в такт каким-то сигнальным завываниям своих соплеменников. Мы попробовал. Понял, что куда мне до них, я ретировался. Однако желание хоть в чём-то походить на героических масаев подвинуло нас приобрести копья.
По итогам общения с масаями, мне показалось, что они заслуживают одновременно и уважения, и сострадания. Верность укладу жизни своих предков представляет собой нечто вроде блестящего фасада, прикрывающего во многом унылый внутренний вид людского здания «чёрного» континента, хотя их с некоторой долей цинизма можно назвать яркой экзотической игрушкой. Судите сами: масайские селения – своего рода потёмкинские деревни, куда приезжают иностранцы с кино-, фото- и видеоаппаратурой, чтобы увести с собой кусочек первозданной жизни африканских народов. И мы не были исключением.
ВОЗВРАЩЕНИЕ.
На подъезде к границе Танзании и Кении остановились. Водитель несколько минут улаживал приграничные формальности, а пассажиры покинули салон автобуса. Как всегда их окружила не только детвора, но и взрослые женщины. Меня уморило, сувениры уже все розданы, и я чуть прикрыл глаза. Очнулся от какого-то стука. Приоткрыл глаза и не пойму, сон ли то, толи явь. От подобных снов ночью вздрагивают. Не хотелось бы того, и я открыл
глаза. Стук по раме прекратился. Мне улыбалось что-то несусветное: страшное и яркое с тёмным лицом. О, Боже ты мой… Убереги меня от повторного видения! Положив на окно автобуса челюсть без передних зубов, на меня смотрело лицо, сплошь испещрённое морщинами повидавшей жизнь женщины. Остатки коротких чёрных волос с обильной проседью, тёмное лицо с худым овалом и обвисшими дырявыми ушами. Сверху полный набор разноцветной броской бижутерии дополняли её вид. Признаюсь, не хотел бы я увидеть вновь этот шаманский лик и не пожелал бы такое сновидение своим близким. Убереги их Господь от инфаркта. И вышел я тогда на солнышко какой-то заторможенный, а образ её всё передо мной маячил. Повернувшись, вдруг поймал взгляд женщины, из-за плеча которой выглядывал мальчуган, укутанный в цветную материю той же расцветки, что у мамы. Мальчишка – шоколадный кучеряжка. Прелесть, да и только. Подошёл к его маме и спросил разрешения сфотографировать его, отдав какие-то деньжата и последнюю белую футболку, уложенную в целлофановый пакет. Она прижала футболку к груди и, улыбнувшись, разрешила. Сделав несколько снимков, поблагодарил её и хотел было уйти, но она попросила фото, видимо думая о том, что мой аппарат, как игрушечный палароид для фотодебилов тех лет, тут же выдаст ей чудо картинку. Чудо не вылезло, и улыбка на её лице сменилась печалью.
- Maybe, will you give to me the address and I will send to you a photo? (Может быть, Вы дадите мне свой адрес, и я отправлю Вам фото?).
Чуть замешкавшись, побежала к двум мужчинам, которые, сидя на корточках, вели разговор между собой. Видимо, она объяснила ситуацию. Один из них вытащил кусочек бумаги, и что-то написал. «Документ» был готов, как вдруг наш автобус тронулся и я заскочил в него. Поняв, что надежда исчезает, женщина стояла в растерянности, не зная, что же делать. Нет, не неприятное, а что-то чрезвычайное и страшное происходило, по видимому, в её душе. Ещё немного и то мимолётное, но ценное для неё исчезнет навсегда. Проехав с чуток, автобус остановился у шлагбаума, символизирующего границу с Кенией. Она вновь подскочила к автобусу в растерянности, я приоткрыл окошко и получил клочок бумаги. То был адрес. Я был также рад, как и она. Мне до сих пор ценна эта шоколадная фотография тем, что портрет мальчугана в моих глазах олицетворял будущее Африки. В нём есть приоткрытый губастый ротик, удивление и искры в круглых по-африкански чёрно-белых глазах, кусочек плеча тёплой мамы и даже шрам, что уже успела оставить на его симпатичном личике нелёгкая тамошняя жизнь. Глядя на фото, я много раз представил себе, как будучи ПОРТЕРОМ, он лёгким неторопливым шагом с тяжёлой ношей на голове поднимается по склонам всё выше и выше. А позже, став ГИДОМ, уже с рюкзаком ведёт за собой тех, кто, благодаря ему, влюбился в Килиманджаро, влюбился в эту незабываемую Африку.
* * *
Уже в аэропорту Найроби мы увидели тех наших, кто сафари предпочёл цивильную жизнь кенийской столицы. Вглядываясь в девушку, прошедшую мимо и присевшую неподалёку, мне казалось, что где-то мы её уже видели. Загорелая, но явно не африканка. Причёска, что копна соломы вперемежку с волосами и какими-то цветными нитями. Да, это Анастасия! Она. Точно она. Вместе с Игорем подсели к нашей корреспондентке из «Московского комсомольца». Ахов и шуток по её причёске были много. Надо же такое на голове соорудить. Она реагировала на всё с пониманием, весёло и играючи. Тут же разобрались, что это традиционная и ритуальная причёска называется дредлоки, дредлокс, дреды (от англ. Dreadlocks – устрашающие локоны). В Африке есть свой шарм, неповторимость, экзотика, свои культура, образ жизни и традиции. Порылся в интернете, чтобы не слыть профаном в части современной моды. Комментарий достаточно, но больше крайних, типа: хрень на башке в виде косичек, похожих на советскую мочалку. Нет, не наше это. Не наше.
Вскоре примкнули другие ребята. Разговор получался грустноватый. Ну, погуляли, попили, покружились. Словом – отожглись по полной и дали толи наши, толи нашим, как в том анекдоте. Главное, чтобы здоровью не пошло во вред и вспомнить будет что, а потери – так как же в Африке без потерь?
ДОМОЙ…
Вдвоём с Игорем мы возвращались поездом в свой город. Загар выделял нас из пассажирской среды. Сидя в плацкартном вагоне (на лучшее не было денег), мы что-то рассказывали любознательным соседям. Вопросов задавали много: где, что, как там, неужели? Ах, жирафы! Да тоже гиены. А это кто? Кто это, мы и сами хотели бы знать.
Заметив на прикладном столике местную газетёнку, я взял её полистать. Интересно, чем тут жил без нас город. Привлекло обширное интервью отрока одного из чиновников большого уровня по местным меркам. Хотя, бери выше, не только по местным. Бахвальное, на двойном развороте листа, не иначе, как оплаченное. Если коротко, то он величал о своих потугах по развитию бизнеса. Было смешно и немного грустно, ведь мне доподлинно известны некоторые из этих самых «героических» потуг. И что-то мне напоминали строки из истории с его бизнесом, возникали какие-то аналоги… Вспомнил о том самом павиане с раскрытой пастью и поднятыми лапами, который чуть погодя, забыл о своих подданных и с удовольствием пожирал дармовой банан. И тот лев – царь зверей с грязной гривой, что сытый от объедок жертвы, оставленных загнавшими её львицами, нежился во благе под тенью неказистого дерева. Вспомнился и тот паренёк, что зарабатывал на жизнь, торгуя своими поделками под безжалостным африканским солнцем. И громадные ледники на вершинах вулкана. И то, что за день тебя несколько раз окатывал проливной, но тёплый дождь, и столько же раз ты высыхал под солнцем. И представали поочерёдно лица тех людей, которые были в те дни рядом.
За окном мелькали деревья, плешины освободившихся от снега холмиков, ни птички тебе, ни косули, ни какого-нибудь местного бегемота не увидел я проезжая по Воронежскому государственному заповеднику. И только выйдя на железнодорожный перрон увидел, как несколько чёрных галок с криком и боем крыльями дербанили брошенный кем-то кусок чебурека.
Мы вернулись домой из африканской сказки в реальную жизнь 90-х годов неокрепшей ещё России. Для нас закончилась третья российская экспедиция в рамках проекта «Семь вершин». Мы вернулись домой, чтобы вскоре вновь отправиться в горы, но уже на другой континент.
Вадим Алфёров. Воронеж.
